Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди

Пельше: Никто вас не обижает.

Хрущев: Моральные истязания самые тяжелые.

Пельше: Вы сказали: когда я кончу, передам в ЦК.

Хрущев: Я этого не говорил. Товарищ Кириленко предложил мне прекратить писать. Я сказал — не могу, это мое право…

Пельше: Мы не хотим, чтобы вы умирали.

Хрущев: Я хочу смерти.

Мельников: Может быть, вас подвел кто-то?

Хрущев: Дорогой товарищ, я отвечаю за свои слова, и я не сумасшедший. Я никому материалы не передавал и передать не мог.

Мельников: Вашими материалами пользовался не только сын, но и машинистка, которую вы не знаете, писатель беспартийный, которого вы также не знаете, и другие.

Хрущев: Это советские люди, доверенные люди.

Мельников: Вы не стучите и не кричите. Вы находитесь в КПК и ведите себя как положено…

Хрущев: Это нервы, я не кричу. Разное положение и разный возраст.

Пельше: Какие бы ни были возраст и нервы, но каждый член партии должен отвечать за свои поступки.

Хрущев: Вы, товарищ Пельше, абсолютно правы, и я отвечаю. Готов нести любое наказание, вплоть до смертной казни.

Пельше: КПК к смертной казни не приговаривает.

Хрущев: Практика была. Сколько тысяч людей погибло. Сколько расстреляно. А теперь памятники "врагам народа" ставят…

Пельше: 23 ноября, то есть через 13 дней, они будут в печати. Сейчас они находятся в типографии…

Хрущев: Я готов заявить, что никаких мемуаров ни советским издательствам, ни заграничным я не передавал и передавать не намерен. Пожалуйста, напишите.

Постовалов: Надо думать, и прежде всего вам, какие в связи с этим нужно сделать заявления, а их придется делать…

Хрущев: Я только одно скажу, что все, что я диктовал, является истиной. Никаких выдумок, никаких усилений нет, наоборот, есть смягчения. Я рассчитывал, что мне предложат написать. Опубликовали же воспоминания Жукова (в 1969 году. — Ф. Р.). Мне жена Жукова позвонила и говорит: Георгий Константинович лежит больной и лично не может говорить с вами, но он просит сказать ваше мнение о его книге… Я говорю, не читал, но мне рассказывали люди. Я сказал, отвратительно и читать не могу то, что написано Жуковым о Сталине. Жуков честный человек, военный, но сумасброд…

Постовалов: Вы же сказали, что не читали книгу.

Хрущев: Но мне рассказали.

Постовалов: Речь идет не о Жукове.

Хрущев: Товарищ Пельше не дал закончить мысль. Обрывать — это сталинский стиль.

Пельше: Это ваши привычки.

Хрущев: Я тоже заразился от Сталина и от Сталина освободился, а вы нет…

Мельников: Вы, товарищ Хрущев, можете выступить с протестом, что вы возмущены.

Хрущев: Я вам говорю, не толкайте меня на старости лет на вранье…

Пельше: Нам сегодня стало известно, что американский журнально-издательский концерн "Тайм" располагает воспоминаниями Хрущева, которые начнут публиковаться там. Это факт… Хотелось бы, чтобы вы определили свое отношение к этому делу, не говоря о существе мемуаров, что вы возмущены этим и что вы никому ничего не передавали…

Хрущев: Пусть запишет стенографистка мое заявление…"

И далее Никита Сергеевич продиктовал тот текст, который мы привели выше.

Между тем в стенограмму не вошло многое из того, что Хрущев говорил своим дознавателям. К счастью, эту часть его речи сохранил в своей памяти его сын Сергей, которому он поведал об этой встрече в тот же день. Воспользуемся воспоминаниями С. Хрущева:

"Прошло шесть лет, как они работают без него, стал говорить отец. Тогда на него всех собак повесили. Говорили: избавимся от Хрущева, и все пойдет как по маслу. А ведь отец предупреждал своих бывших сотрудников, что надо перестраиваться, по-новому вести хозяйство, иначе ничего не получится. Но они вернули министерства и разрушили то хорошее, пусть малое, что было сделано.

Сельское хозяйство разваливается. При отце повысили цены на масло, мясо, чтобы стимулировать производство продуктов, но этого не произошло, в магазинах ничего нет.

В 1963 году, опять же при нем, закупили зерно в Америке, но как исключительный случай. А без него они ввели это в практику. Позор! Советский Союз закупает зерно!

Значит, продолжал отец, дело не в нем, а в порочной системе хозяйствования. Они уже успокоились и ничего делать не хотят. Сидят в тихом болоте, а надо действовать, искать.

А международные отношения? Говорили, что отец поссорил нас с Китаем. Прошло шесть лет, отношения только ухудшились. Теперь всем видно — тут действуют более сложные закономерности. Пройдет время, и отношения нормализуются, но для этого должны прийти новые люди и здесь и там, способные по-новому взглянуть на проблему, отбросить накопившуюся шелуху.

Как рассказывал потом отец, Пельше было встрепенулся, желая что-то возразить, но отец не дал ему вмешаться и продолжал в пух и прах критиковать своих прежних соратников.

Он говорил, что они в Египте все прозевали (употребив при этом более крепкое выражение). Сколько денег, труда вложено в эту страну, а они допустили, чтобы наш союзник проиграл войну, хотя был вполне к ней готов, имея современную, отлично вооруженную армию.

Коснулся отец и некоторых других вопросов, связанных с внешней и внутренней политикой. Вся эта гневная тирада потребовала немалых сил. Наконец он закончил свою "обвинительную" речь и замолчал.

Пельше попытался оправдаться, но отец его не слушал. Потом сказал, что он выполнил их требование. Подписал. А сейчас хочет уехать домой…

Это была последняя встреча отца с партийным руководством, с его преемниками. Он высказал им все, что наболело на душе за последние годы, о чем он мучительно раздумывал в одиночестве.

Я ничего не знал, и только мама, позвонившая мне в тот же день, рассказала, что отца вызывали в КПК и допрашивали о мемуарах.

Я немедленно приехал на дачу. Отец сидел на опушке. Подойдя к нему, я присел рядом. Мы долго молчали, потом он стал рассказывать, все больше распаляясь.

Закончив, он помолчал и вдруг, видимо, отвечая своим мыслям, добавил:

— Теперь я окончательно убедился, что решение об издании книги было правильным. То, что отобрали, они уничтожат. Они правды боятся. Все правильно.

Мы опять замолчали, каждый по-своему думал об одном.

Вечером я уехал, поскольку это был рабочий день. Дома по свежим следам записал рассказ отца.

Визит этот не прошел отцу даром. Пельше добился результата — отца опять уложили в больницу.

Владимир Григорьевич Беззубик (главврач больницы на Грановского. — Ф. Р.) объявил, что у отца микроинфаркт.

— Это совсем не то, что было летом, — старался успокоить он нас, — никакого сравнения. Все равно что кошка когтями царапнула…"

В те же дни едва не оказался в больнице из-за переживаний, связанных с работой над новым фильмом, и кинорежиссер Михаил Ромм. А случилось следующее. Летом 69-го Ромм запустился с фильмом "Великая трагедия", рассказывающем о событиях, происходящих тогда в Китае: о культурной революции, хунвейбинах и т. д. Комитет кинематографии был очень заинтересован в создании такой ленты и все время торопил Ромма со съемками. Однако затем все внезапно застопорилось. Причину остановки Ромм узнал вскоре: оказывается, на ЦСДФ тоже приступили к работе над полнометражным фильмом о Китае. Правда, Ромма успокоили тем, что ничего общего с его картиной эта иметь не будет. Более того, режиссер с ЦСДФ попросил у Ромма его сценарий якобы "во избежание ненужных совпадений".

Однако прошло уже более года со дня запуска, а группа Ромма так никуда и не выехала. В начале ноября 70-го терпение режиссера лопнуло. Он пишет резкое письмо председателю Комитета по кинематографии. Приведу лишь отрывок из него:

"Кончился октябрь 1970 года, и начался ноябрь. Идет снег. Пора надевать теплые ботинки типа "прощай, молодость". Через три месяца мне исполнится 70 лет…

В самом деле: прощай, молодость! Это лирическое начало имеет прямое отношение к "Миру сегодня" и, в частности, к фильму "Великая трагедия". Я хочу понять, что происходит. Нельзя человека в моем возрасте, всей своей жизнью доказавшего свое право на полноценную деятельность и на уважение, человека, сделавшего картины, которые не нужно перечислять, человека давшего кинематографии и зрителю достаточно для того, чтобы руководство доверяло ему (и материально, и идейно, и художественно), словом, нельзя меня обманывать. Это нехорошо. Как говорится, некрасиво получается…"