«В тени Лубянки»<br />О судьбах настоятелей церкви Святого Людовика Французского в Москве: воспомина

Через несколько минут после заданного времени вылета мы уже были в воздухе. В проходе рядом с моим местом специально выделили место для моего тяжелого багажа. Я был в надежных руках, во время всего путешествия секретарь Бирнс оказывал мне постоянное внимание. Спустя годы он писал, что «тайно вывез» меня из Советского Союза. Через несколько часов самолет приземлился в Неаполе. Благополучно выбравшись из СССР, я намеревался дальше лететь самостоятельно, чтобы не вмешиваться в планы госсекретаря. Но мой любезный хозяин и слышать не хотел об этом: «Отец Браун, мы летим прямо домой, и вы останетесь с нами до самого Вашингтона».

Длительный полет облегчали промежуточные остановки в Касабланке, в Африке, на Азорских островах и Ньюфаундленде. 29 декабря мы благополучно приземлились в столице, и я первый раз за много лет ступил на родную землю. Меня встречали мой самый близкий друг Майкл Фрэнсис Дойл из Филадельфии и отец Эме Дешам из Колледжа Успения. Мой старший брат Альфред, недавно вернувшийся после службы в Военно-морском флоте США, по ошибке поехал в аэропорт Нью-Йорка.

Для встречи в столице госсекретаря Бирнса собрались представители прессы. Один из корреспондентов сразу же предложил мне соблазнительный контракт за «историю» на три журнальных статьи, другой уже протянул для подписи договор с не менее лестным предложением. Во время моего первого обеда в США поступило третье — описать все, что происходило со мной. Я отклонил все, абсолютно убежденный в том, что несколько сенсационных статей не решат основной задачи. Я уверен, что если бы я не уехал из страны таким способом, то меня уже давно не было бы в живых. И я не рассказал бы всего, что запомнил из двенадцати лет, прожитых мною в России.

Глава XXXIV. Эпилог

Было установлено, что СССР нарушил более пятидесяти договоров, заключенных только с Соединенными Штатами. В 1933 году Максим Литвинов официально обещал президенту Рузвельту при подписании договора, что советское правительство не допустит в своей стране существования организаций, целью которых является свержение правительства США. В июле 1935 года посол США Буллит официально заявил протест против созыва в Москве Седьмого Всемирного конгресса Коминтерна, на котором среди прочих обсуждался вопрос смещения правительства США. Советский МИД отклонил ноту под тем предлогом, что он не контролирует работу Коминтерна. Во время Второй мировой войны Кремль распустил Коминтерн, чтобы добиться увеличения поставок по ленд-лизу и усыпить бдительность союзников. Едва ли в то время кто-нибудь заметил, что заявление о роспуске Коминтерна было подписано в СССР теми же, кто прежде заявлял, что не контролирует его!

Комментаторы и специалисты по новостям из СССР в 1960 году называли Совещание коммунистических партий, состоявшееся в Москве, либо конференцией на высшем уровне, либо идеологическими советско-китайскими переговорами. На самом деле московская встреча, проходившая за закрытыми дверями, была в действительности Восьмым конгрессом Коминтерна, который состоялся после встречи в ноябре 1957 года по случаю 40-й годовщины революции. Встреча 1960 года по своим целям была аналогична той, которая состоялась в 1935 году. Тогда Коммунистический интернационал существовал де-факто и де-юре, а в 1960 году «ликвидированный» де-юре Коминтерн все еще продолжал действовать де-факто. В 1935 году на съезде присутствовало 65 из 67 компартий, а в 1960 году в дискуссиях участвовала 81 из 87 партий. В 1935 году конгресс длился двадцать семь дней, а в 1960-м — еще на три недели дольше.

Сталин ликвидировал фиктивную сторону старого Коминтерна, то есть его название, штаб-квартиру, президиум и исполнительный комитет, но реальная деятельность руководства, выполняющего приказы из Москвы, осталась неизменной. Бывший президиум и секретариат Коминтерна в настоящее время действуют через иностранное бюро Центрального комитета Коммунистической партии. Эти сравнения и наблюдения показывают, что кремлевская ложь продолжает распространяться по всему миру.

Из всего вышесказанного должно быть ясно, что коммунизм не должен рассматриваться лишь как экономическая формация или социально-политическая система. Он разъедает основы человеческого общества, навязывая свое материалистическое видение жизни, правления и человеческих судеб, глядя на все, не отрывая глаз от земли и материальных вещей. Духовное зло коммунизма как социального учения, отрицающего Бога и постоянно сражающегося против религиозных устремлений человечества, должно быть уже очевидным для всех думающих людей. Терроризм мысли, сердца и души глубоко порабощает людей, против чьих религиозных убеждений с дьявольским упорством сплачивают ряды советские атеисты.

Послесловие

27 декабря 1945 года отец Леопольд Браун, передав дела новому настоятелю, выехал из Советского Союза, вернувшись в США глубоко изменившимся человеком. Борец по природе, теперь он таял, как свеча, подожженная с обоих концов. Только через два года он оправился от московских испытаний и смог вернуться к священническому служению: его берегли, не поручали дел, требовавших много сил. Похоже, вся его жизненная энергия ушла на эти двенадцать лет, проведенных в Москве в качестве капеллана американского посольства и настоятеля церкви Святого Людовика, и до самой смерти его преследовали воспоминания о страшных годах сталинизма. Он написал мемуары, свидетельствуя в них об ужасах коммунизма. 18 июля 1964 года этот исповедник веры скончался.

26 октября 1945 года в Москву прибыл священник-ассумпционист Джордж Антонио Лаберж [197], американец французского происхождения, став настоятелем церкви Святого Людовика Французского. С победоносным окончанием войны у верующих появились надежды на смягчение религиозной политики властей. Весной 1946 года в церкви Святого Людовика Французского прошло первое послевоенное празднование Пасхи, и Алиса Отт написала об этом епископу Пию Неве: «В Пасху 1946 года, впервые с 1923 года, мы звонили в колокола. Это было удивительно для всех. Многие плакали. С тех пор мы расплачиваемся за это каждое воскресенье» [198]. Расплата за «дерзость» была тяжелой, об этом Алиса Отт позднее писала уже из лагеря: «Когда я приходила во французскую церковь, то меня ежедневно встречали двое мужчин, которые расхаживали по двору и ко мне обращались со следующими словами: „Мы скоро закроем твою церковь, а тебя арестуем“».

Весной 1946 года «железный занавес» задернулся окончательно, и в стране началась новая истерия шпиономании. США превратились в главного врага, так что с первых же дней пастырского служения отца Антуана чекисты собирали компромат о его «антисоветской деятельности». Об этом регулярно информировали те же «добровольные помощники» в доме и в церкви, правда, «господина профессора» уже не было, его отправили в лагерь. Горничная отца Антуана показала, что знает его как «антисоветски настроенного человека», что «ему не нравится советский строй, что советская власть содержит в тюрьмах много народа, пострадавшего от большевиков», что, показав на здание НКВД на Лубянке, он заявил — «здесь томятся жертвы большевиков, нужно за них помолиться». И они в церкви молились за этих жертв. На другом допросе она показала, что летом 1946 года отец Антуан Лаберж в присутствии нескольких французов, приехавших в СССР и посетивших его квартиру, «интересовался экономическим положением населения в Советской стране, получаемой заработной платой рабочих, существующими нормами продуктов и ценами на них».

Далее она утверждала, что мать и дочь Отт постоянно посещали Лабержа, и он как-то сказал ей, что Алиса Отт «очень наблюдательна и осторожна, усиленно наблюдает за всеми лицами, присутствовавшими во французской церкви, и докладывает ему о появлении в церкви агентов НКВД». Относительно поведения в церкви этих агентов Алиса Отт написала подробно уже из лагеря: «Они проходили в середину церкви, выбирали скамьи возле прохода, садились и вели наблюдение за интересующими их лицами. Эти люди часто поворачивали головы по сторонам, иногда сидели на скамье, закинув ногу на ногу, и разговаривали, и делали это часто в те моменты, когда нужно было стоять на коленях, — этим самым выдавая себя. Особенно хорошо это наблюдалось сверху, где был хор и где мы с дочерью пели».