Правда о Bravo Two Zero (ЛП)

Дорога поднялась на низкий откос, прошла мимо зданий и плантаций, и, сделав несколько изгибов, спустилась в долину с пятнадцатифутовым базальтовым гребнем справа и бронзово-зелеными складками, бороздами и волнами пустыни слева от нас. Я остановил автомобиль и огляделся. Согласно моим лучшим прикидкам по карте и "Магеллану", мы были теперь в пределах нескольких сотен метров от укрытия Браво Два Ноль. Я выскочил из машины и снова огляделся. На юге в 250 метрах от дороги скалистое плато внезапно обрывалось, превращаясь в систему глубоких вади. Когда я спустился вниз, чтобы обследовать разные ответвления, то забеспокоился, смогу ли я опознать укрытие: и Райан и Макнаб описывали своего рода пещеру или впадину, разделенную посередине отдельным клиновидным валуном.

Одно ответвление, по которому я последовал, закончилось узкой расселиной, ширины которой хватало, чтобы поместиться только в одиночку. Это не могло быть местом, в котором укрывались восемь человек из SAS. Вторая ветвь вади привела меня к углублению в виде чаши со следами эрозии, прорезавшими в каменистых стенах крошечные пещерки. Я снова взглянул в описания Макнаба и Райана — особенно определенным был Райан, указывающий, что впадина уходила глубоко под стену вади, а валун был семи футов высотой. Я был уверен, что это не могло быть то место — пещеры были не более чем выветренными щелями, слишком маленькими, в них не укрылась бы даже собака. Я начал думать, что или я сделал ошибку в чтении карты или здесь вообще не было никакого укрытия, когда наткнулся на тупик в конце третьего ответвления вади. Я замер, пораженный обнаруженным. Место было порядка десяти метров шириной, с мелкими камнями и растительностью. С восточной стороны был глубокий скальный козырек, наподобие навеса, дающий пятно тени. Справа был меньший выступ, отделенный от соседнего большим отдельным валуном почти пирамидальной формы, позади которого, скучившись, вполне могла полностью укрыться группа людей. Я снова и снова пробежался по описаниям, и понял, что нет никаких сомнений. Я стоял в одном из священных мест Специальных Операций конца двадцатого столетия. Я нашел укрытие Браво Два Ноль.

Как укрытие от наблюдения, этот конец вади был прекрасен, но как оборонительная позиция, как говорил сам Макнаб, он оставлял желать лучшего. Я полностью обыскал место, взволнованный знанием, что почти наверняка был первым западным человеком, оказавшимся в этой точке с тех пор, как Браво Два Ноль укрывалась здесь в январе 1991 года. Это было место, где патруль был замечен и где Винс Филипс провел свою последнюю мирную ночь. Результатами моих поисков оказался только ободок брезентового ведра, засевший между камней. Я вытянул его очень осторожно, зная, что даже спустя десять лет здесь еще могли оставаться мины-ловушки. К счастью, ничего такого не случилось, и, осмотрев находку, я так и не смог понять, был ли это британский армейский предмет, или вещь, принадлежавшая бедуинам. Оставив его, где был, я выбрался из вади на северную сторону, пытаясь сопоставить увиденное с тем, что, могли наблюдать Макнаб и Райан за десять лет до этого, на рассвете утром 23 января 1991 года.

Хотя дорога находилась в мертвой зоне и отсюда не просматривалась, я знал, что до нее можно буквально добросить камнем. Там, с моей стороны гранитного гребня, прорезающего пустыню и уходящего на север, стоял наш конвой из четырех оранжево-белых GMC. К востоку на холме с плоской вершиной находилась группа похожих на ферму строений, беспорядочно расположенных среди редких посадок и кустов, и водонапорная башня. Любопытно. Макнаб действительно упоминает, что видел дом с деревьями и водонапорную башню, но не к востоку, а к югу от этого места, где я не мог разглядеть ничего. Еще более любопытно, он описывает почти такое же поселение — деревья, водонапорную башню, здание — как находящееся к востоку от точки, куда патруль был заброшен вертолетом, находящейся, согласно его рассказу, в двадцати километрах к югу отсюда. Райан вообще не сообщает о том, что видел ферму, но вспоминает, что слышал собак, лающих в пределах 500 метров от места высадки из вертолета, которое, по его словам, было всего в двух километрах к югу от места, на котором я стоял. Если я приехал сюда, ожидая получить ясную картину того, что действительно случилось, я был разочарован. Единственное, в чем я мог быть уверен, это то, что я нашел укрытие группы.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ЧЕМ БОЛЬШЕ Я СМОТРЕЛ НА ферму, тем ближе она казалась. Могу поклялся, что она была на расстоянии менее километра. Конечно, возможно, что десять лет назад ее там не было, но даже если и так, все-таки была возможность, что кто-нибудь из живущих там мог, по крайней мере, сообщить какие-то слухи, или даже указать на свидетелей. Я решил отправиться к дому, измеряя пройденное расстояние с помощью "Магеллана". Грунт был ровным и каменистым, испещренным вкраплениями запекшейся глины. Однако между мной и домом оказалось еще одно вади, дно которого носило следы возделывания. Как только я начал спускаться по ее склону, залаяли собаки. Я вышел на пыльную подъездную дорогу, проходящую среди иссушенных каменных сосен, эвкалиптов и мескитовых деревьев, переживающих, очевидно, не лучшие времена в борьбе с обезвоживанием. Дом находился точно в шестистах метрах от укрытия группы. Вблизи он оказался очень большим, спартанского вида, с бетонными столбами, поддерживающими широкую веранду, простирающуюся во всю длину его фасада. В тени веранды стоял огромный глинобитный резервуар, полный воды, а на стене было нечто, похожее на чучело волчьей головы. Позади были еще какие-то постройки, которые я не мог разглядеть, но бак для воды, который я заметил от вади, несомненно, был старым — разваливающимся на куски и проржавевшим до дыр. За углом веранды я застал за работой женщину в парандже и свободных одеждах коричневого цвета. Когда я сказал ей "ас-салам алейкум" — да пребудет с вами мир — она ответила на мое приветствие и пригласила зайти в тень и присесть. Вскоре я был, как роем мух, окружен детьми всех возрастов, одетыми в дишдаши [9] и шемаги. На веранде раскатали ковры, принесли подушки, мне предложили прохладную воду в глиняном кувшине и, вскоре после этого, чашку сладкого чая.

Такой прием был мне знаком и, хотя я был здесь абсолютно чужим, я чувствовал себя дома. Я инстинктивно понял, что эти люди — бедуины. За то говорили тысячи признаков: их обходительность, то, как они одевались, двигались, их спонтанное гостеприимство. Бедуинские обычаи универсальны по всему Ближнему Востоку и Северной Африке, и одним из самых священных является гостеприимство. Согласно их кодексу, любой может быть гостем в доме бедуина в течение трех дней, и в то время хозяин обязан дать ему лучшее из еды и питья, и защищать его от любого вреда, даже против членов своей собственной семьи. Этот кодекс соблюдается, даже если гость — враг, с которым у семьи кровная месть. И в этом случае, даже когда гость уезжает, хозяин и его семья, не могут преследовать его до тех пор, пока, как они считают, из его тела не выйдут съеденные в их доме хлеб и соль. Одно из худших оскорблений, которые можно нанести бедуину — сказать, что он "не признавал гостей". А поскольку бедуины живут более культом репутации, нежели имущества, их семьи и отдельные люди фактически конкурируют друг с другом за право славиться своей щедростью.

Наконец появился сурового вида молодой человек с вьющимися волосами и синей щетиной, и мы обменялись рукопожатием. Он выглядел лет на двадцать и был в светло-серой дишдаше и без головного платка. Мы обменялись приветствиями, и он несколько застенчиво присел рядом со мной. Никакой бедуин не начнет сразу же расспрашивать о делах, но когда наша вежливая светская беседа подошла к концу, я объяснил, что я британец, и приехал, чтобы справиться о перестрелке, что я полагал, имела место тут неподалеку десять лет назад. Молодой человек усмехнулся, показав кривые зубы. "Было такое сражение", сказал он тут же. "Я был тогда всего лишь мальчишкой, но моя семья жила здесь в то время".