Партизанское движение в Приморьи. 1918—1922 гг.

1) Иванов М. Д. — член Рев. штаба и начальник операт. Отдела. 2) Жук-Макарова К. И. — редактор. 3) Слинкин И. В. — председатель Ольгинского рев. штаба и исполкома. Все трое — организаторы восстания в Цемухинской долине.

В Гордеевке был устроен митинг, на котором нужно было решить вопрос об общем командовании и поднять революционный дух партизан перед наступлением. По первому вопросу как будто не произошло особых разногласий: командиром объединенных отрядов был избран Ильюхов. Однако, как только в горячих речах ораторы стали призывать к немедленному наступлению на занятую белыми Казанку (военная тайна тут не особенно сохранялась), началось «вавилонское столпотворение». Два кулака из деревни Новороссия — Лисица и Смага (последний потом был нами расстрелян за связь с белыми) — и шедшая за ними часть крестьян оказали сильнейшее сопротивление нашему «боевизму», ссылаясь на то, что после боя начнутся разграбление их имущества, террор и всякие напасти. Вследствие такого финала, нового для сучанцев, но вполне впрочем обычного для цемухинцев (в значительной своей части напоминавших по хозяйственному положению и политическому настроению крестьян Никольско-уссурийского уезда, о которых мы говорили выше), наступление было отложено на одни сутки, в течение которых мы надеялись справиться с этими внутренними затруднениями. Положение оказалось действительно тяжелым: как ни старались мы «локализовать» кулацкий сектор цемухинцев, высвобождая из-под его влияния бедняков (крестьян с. Новомосковского и др.), этот отряд все же не мог внушать нам особых надежд. Случай вывел нас на время из затруднения: мы получили сведения, что в Цемухинский район выслан карательный отряд под командой ген. Волкова, того самого, который с группой офицеров месяц тому назад разделался с так называемым «Временным сибирским правительством» в городе Омске. Дело в том, что белогвардейская власть, получая неутешительные сведения о настроениях крестьянства и о положении, в котором очутился ген. Смирнов, решила как можно скорее разделаться с нами. В задачу отряда Волкова входило очистить от партизан Цемухинский район и возможно быстрее двинуться через хребет Сихат-Алин против Сучана, на помощь ген. Смирнову. В силу этого цемухинский партотряд был нами переброшен вновь в свой район, чтобы оказать сопротивление ген. Волкову. Там же решено было произвести реорганизацию партотряда, распустив по домам вредную для дела его часть, и оставить в отряде лишь тех, кто добровольно желает с винтовкой в руках бороться за советскую власть. Одновременно было решено, что т. Мечик останется в Сучанском районе, а Ильюхов должен на время выехать в Цемухинский район.

Через два или три дня развернулись события. Оказалось, что власть, растерявшись перед лицом происходящих событий, отправила еще один — третий по счету — карательный отряд, который должен был со станции Тигровая двинуться по направлению селений Гордеевка — Бровничи — Хмельницкая, имея задачу взять в кольцо сучанских партизан с тем, чтобы одновременным наступлением с отрядами генералов Смирнова и Волкова совершенно лишить нас путей к спасению. Силы неприятеля таким образом приняли внушительный размер, а хитро задуманный план действительно мог поставить нас в затруднительное положение. В самом деле, сучанский партотряд к тому времени насчитывал в своих рядах не более 200 человек наиболее надежных товарищей, и в цемухинском после реорганизации пока оставалась небольшая горсточка в 70—80 человек; против нас же стоял враг, имея в общем (считая все три отряда) около 1000—1200 человек при пулеметах, артиллерии и коннице. Партизаны всё же решили принять бой и готовились к трудностям, вытекающим из такого соотношения сил.

22 января разыгрались бои. Первый бой произошел в Цемухинском районе под деревней Веприно. Расположившись на горном перевале, в густом лесу, на прекрасных позициях, партизаны устроили противнику засаду. Каратели начали наступление с утренней зарей, причем, не предполагая, что партизаны сделают им встречу именно в данном пункте, они двигались так, как если бы им ничто не угрожало — без охранения и других мер предосторожности, в результате чего прямо-таки напоролись на нашу засаду. Сильнейший огонь, открытый партизанами по видимой цели, вызвал среди белогвардейцев панику. Сначала они еще пытались отстреливаться, но потом в беспорядке, не слушая команды офицеров, обратились в бегство. Лишь часа через три после боя противник оправился и начал через лесную чащу по глубокому снегу наступать на нас с фланга, отказавшись от попыток взять позиции в лоб. В результате такого маневра преимущество нашей засады было утрачено, и партизанам пришлось отступить.

В это же утро произошел второй бой под дер. Гордеевкой в Сучанском районе. Здесь наши силы были более значительными, хотя в свою очередь и противник был более силен. Наступлением на Гордеевку руководил сам генерал Смирнов, прибывший сюда из Казанки с группой офицеров. Белые имели около 250 штыков пехоты, около 50 сабель кавалерии и батарею артиллерии. Партизаны собрали только около 120 человек; остальные должны были охранять все опасные подступы на случай внезапного нападения с тыла. В полутора верстах от Гордеевки белые были встречены нашим огнем из засады. Быстро мы сбили кавалерию, которая, оставив 5 всадников убитыми и ранеными, шарахнулась назад. Завязалась перестрелка с пехотой, а затем развернулся бой, который длился около двух часов. Партизаны не выдержали и должны были отступить в деревню Серебряную, оставив противнику Гордеевку.

В обоих этих боях мы не потеряли ни одного своего товарища, в то время как в рядах белых было убито 5 офицеров и около десятка солдат, причем в гордеевском бою нами были взяты даже трофеи — 6 лошадей и некоторое количество патронов и обмундирования. Но что́ было важно — это тот факт, что партизаны в обоих случаях проявили изумительную выдержку, стойкость и организованность. Это подбадривало нас и давало большую уверенность в том, что мы вполне можем конкурировать по боеспособности с белыми, а главное — этим рассеивалось сомнение, неверие в наши силы, которое еще не было изжито значительной частью крестьян. Несколько снизившаяся перед этим волна клеветы, травли и проклятий по адресу партизан в белой прессе — после этих событий вновь поднялась на невиданную с первых дней восстания высоту. Ложь и провокация широко были использованы газетами для агитации против нас. В довершение своей подлости белые разыграли чудовищную комедию в надежде хотя этим объединить «общественность» в борьбе с партизанскими отрядами.

В бою под Веприным был убит офицер Пашкеев, один из активных местных деятелей контр-революции, а под Гордеевкой — никому неизвестный офицер Монаков. Пашкееву власти села Шкотово устроили торжественные похороны в надежде повлиять на крестьян в том духе, что партизаны, мол, настолько потеряли «национальное чувство», что убивают местных деятелей, не щадя тем самым «русское дело». В церквах попы, несмотря на будничный день, устроили торжественные богослужения и в «пастырском слове народу» призывали его встать на защиту православной церкви. Однако все старания их не принесли сколько-нибудь существенных результатов. Не то было в случае с Монаковым, труп которого привезли во Владивосток. Газеты наполнились статьями, посвященными «павшему герою», с призывом ко всем принять участие в его похоронах. Наместник Колчака по Дальнему Востоку ген. Иванов-Ринов в день похорон приказал гарнизону выстроиться на Соборной площади для сопровождения гроба. Попы много и долго звонили в колокола, сзывая «народ». В воскресенье, в день похорон, собралось довольно много всякого люда и войска. На площадь явились и власти и даже «сам» Иванов-Ринов. Тут священник Давыдов объявил собравшимся, что Монаков не был убит в бою, а раненым был захвачен в плен партизанами и затем подвергнут нечеловеческим пыткам, после которых герой, стоически переносивший все мучения, умер. В заключение поп Давыдов предлагал всем, желающим убедиться в подлинности его слов, осмотреть труп Монакова. Труп был действительно зверски изуродован: на плечах тела можно было заметить дыры от гвоздей, которыми пробивались погоны, лицо обезображено. Провокация на первый раз удалась: присутствовавшие на похоронах «героя» в большинстве поверили в справедливость слов попа Давыдова, и попытка белогвардейского правительства представить партизанское движение как бандитское дала свои плоды. В ответ на эту неслыханную клевету и обман мы обратились со специальным воззванием к рабочим и трудящимся Владивостока, в котором разоблачали ложь контр-революции и доказывали, что партизанам, если бы они даже и хотели этого, фактически не было времени и возможности заниматься экзекуцией над офицером Монаковым, так как трупы убитых белых солдат и офицеров в бою под Гордеевкой во все время боя находились между цепями партизан и белых, а после боя территория, на которой лежали эти трупы, перешла сразу же в руки противника. Мы установили лишь тот факт, что во время боя двое партизан-смельчаков, не обращая внимания на двойной огонь (наш и огонь белых), подбежали к трупам и взяли у офицеров документы, — это был единственный случай, когда партизаны находились вблизи убитых офицеров.