История «демократической контрреволюции» в России

Меньшевики заявили, что их партия отвергает «планы насильственного свержения Советской власти… всякие блоки с партиями имущих классов, а также с теми партиями и группами, которые не порвали всякую связь с силами контрреволюции и империализма». Не отказываясь от парламентской республики, их ЦК решил снять лозунг защиты Учредительного собрания, поскольку «он мог быть использован как знамя и прикрытие контрреволюции» [52]. В резолюции IX Совета партии эсеров говорилось, что он «одобряет и утверждает решение прекратить вооруженную борьбу против большевистской власти и заменить ее обычной политической борьбой». В то же время в ней подчеркивалось, что «обуславливаемый в настоящее время всей политической ситуацией отказ партии от вооруженной борьбы с большевистской диктатурой не должен истолковываться как принятие, хотя и временное и условное, большевистской власти, а лишь как тактическое решение, продиктованное положением вещей». Более того, учитывая желание части эсеров вместе с большевиками бороться против белой армии, Совет особо отмечал невозможность «слить свою борьбу против попыток контрреволюции с борьбой большевистской власти» и требовал «не допускать… вредных иллюзий, будто большевистская диктатура может постепенно перерасти в народовластие».

«Выигрыш демократии во время ее повторных попыток коалиции с буржуазией заключался в слишком дорогой ценой купленном праве сказать, что с ее стороны имели место все допустимые и даже недопустимые усилия и жертвы во имя возможности политической кооперации с буржуазией», — писал ЦК эсеров. Однако это признание бесплодности и беспочвенности коалиции вовсе не означало, как и у меньшевиков, полного отказа от союза с буржуазией. Практически этот союз продолжал осуществляться, но в иных формах и без оформления в официальных решениях партийных органов.

Меньшевики выдвинули платформу сотрудничества с Советской властью, фактически означавшую реставрацию капитализма. В ней предлагалось «в корне изменить экономическую политику», вернуть предприятия в частные руки, ликвидировать ВЧК, ввести всеобщие выборы и т. д. — короче, под предлогом совместной борьбы с Колчаком и Деникиным отказаться от диктатуры пролетариата.

В постановлении IX Совета партии эсеров декларировались «новая тактика» и политика «третьей силы», которая разделялась и поддерживалась и меньшевиками. В ней указывалось, что партия делает ставку на «третью силу, равно чуждую и большевизму и реставрации», поскольку только она может вывести страну из тупика гражданской войны и опираясь на которую можно якобы вести борьбу на два фронта: и против диктатуры пролетариата, и против буржуазно-помещичьей реакции. Такой «третьей силой» мелкобуржуазные теоретики по-прежнему считали «чистую демократию», «народовластие», будто бы способное «примирить и удовлетворить классовые и общенациональные интересы», а ее политической армией — крестьянство. Практическое олицетворение «народовластия» они, как и раньше, видели в Учредительном собрании.

В. И. Ленин убедительно показал, что заверения меньшевиков и эсеров о свободе, равенстве, всеобщем избирательном праве и Учредительном собрании объективно обманывают рабочих и крестьян, так как все рассуждения о «третьей силе», стоящей над буржуазией и пролетариатом, являются лишь «иллюзией мелкобуржуазного демократа, который… не научился азбуке, именно, что в капиталистической среде возможна либо диктатура буржуазии, либо диктатура пролетариата и невозможно существовать ничему третьему» [53]. Он доказал, что политика «третьей силы» не имела под собой реальной почвы и была обречена на провал, и те, кто пытался решать задачи перехода от капитализма к социализму, исходя из общих фраз о свободе, равенстве, демократии вообще, равенстве трудовой демократии и т. п., лишь «обнаруживают этим свою природу мелких буржуа, филистеров, мещан, рабски плетущихся в идейном отношении за буржуазией» [54].

Попытки мелкобуржуазных партий посредством коалиции с буржуазией установить какую-то «среднюю» власть, стоящую между диктатурой пролетариата и диктатурой буржуазии, и в Сибири, и в Поволжье, и на Севере, — повсюду сопровождались разгулом реакции, восстановлением дореволюционных порядков, репрессиями против рабочих и крестьян. Сам ЦК эсеров вынужден был признать, что «первоначальная задача борьбы на два фронта была заменена системой последовательной капитуляции», которая облегчила реакции «почти безболезненное овладение властью». Он даже признал, что «капитуляция демократии, начавшаяся в Уфе и закончившаяся в Омске пленением Директории с первого момента появления ее на территории Сибирского правительства, является неизбежной расплатой за политику, усвоенную некоторыми кругами партии». От этой политики все больше отходили и колебавшиеся мелкобуржуазные слои, она вызывала недовольство и среди членов мелкобуржуазных партий. Некоторые организации прямо заявляли, что политика «третьей силы» не реальная, «не претворяющаяся и не имеющая возможности претвориться в дело», и называли ее мифической.

Недовольство проявляли как наиболее реакционная часть мелкобуржуазных партий, требовавшая ничем не ограниченной борьбы с Советской властью, так и их левое крыло, стоявшее за союз с большевиками в борьбе против реакции.

Однако лидеры мелкобуржуазной демократии вновь и вновь пытались доказать возможность создания «третьей силы» и необходимость борьбы на два фронта, с той разницей, что «новая тактика» предусматривала временный отказ от вооруженной борьбы с Советской властью и формально отрицала коалицию с буржуазией.

Несмотря на принятые решения, на советской территории то там, то здесь вспыхивали контрреволюционные мятежи, подготовленные при непосредственном участии меньшевиков и эсеров, велась антисоветская агитация, организовывался саботаж мероприятий Советской власти. Подобное отношение к решению о прекращении борьбы с Советами являлось не только следствием местной инициативы, но и той двусмысленной интерпретации, которую давало ему руководство эсеров и меньшевиков. В документах чаще и резче, чем отказ от вооруженной борьбы, подчеркивалась недопустимость сотрудничества с большевиками. На словах — призыв отказаться от вооруженной борьбы, осуждение антисоветского «вспышкопускательства», а на деле — взгляд сквозь пальцы на нарушение директив центра и поддержка антисоветских выступлений.

ЦК эсеров, пытаясь сделать хорошую мину при плохой игре, хвастливо заявил, что «ставка на крестьянство, как основной элемент для создания третьей силы, безусловно может считаться выигранной» [55]. В действительности эта ставка была, безусловно, проиграна, и крестьянин на собственном опыте «научился тому, чего из науки не хотят понять многие эсеры и меньшевики, что может быть только две диктатуры, что нужно выбирать либо диктатуру рабочих, — и это значит помочь всем трудящимся сбросить иго эксплуататоров, — либо диктатуру эксплуататоров» [56]. Мелкобуржуазные идеологи обращались к крестьянину как мелкому собственнику, обещая ему молочные реки и кисельные берега в царстве «всеобщей демократии» и «народовластия».

Большевики обращались к крестьянину как труженику и, не рисуя ему «сладеньких картин», твердо сказали, что только диктатура пролетариата обеспечит свержение ига эксплуататоров. «Диктатура пролетариата, — разъяснял В. И. Ленин, — есть особая форма классового союза между пролетариатом, авангардом трудящихся, и многочисленными непролетарскими слоями трудящихся (мелкая буржуазия, мелкие хозяйчики, крестьянство, интеллигенция и т. д.), или большинством их, союза против капитала, союза в целях полного свержения капитала, полного подавления сопротивления буржуазии и попыток реставрации с ее стороны, союза в целях окончательного создания и упрочения социализма» [57]. В этом определении подчеркивается глубоко демократический характер диктатуры пролетариата как подлинного народовластия — власти самих трудящихся масс. И крестьяне на практике убедились, что большевики правы. Испытав на деле ту и другую диктатуру, они выбрали диктатуру рабочего класса [58].