Сказание о флотоводце

Левашову казалось, что высадка на берег уже повлечет их поражение, десант уничтожат, даже если ему удастся укрепиться на суше. Армия скрыто охраняет берега и, наверное, готовит неприятелю ловушку и тогда решит бой на море, пусть неравный, но неизбежный. Больше всего тревожился Левашов за исход сражения на море, а не на берегу. Воображение подсказывало ему десятки самых необычных операций. Он представлял себе, как, пользуясь скученностью неприятельских кораблей, обрушиваются на них русские брандеры и, жертвуя собой, зажигают суда противника или хитрым маневром выходят к неприятелю с тыла...

Утром в воскресный день он надел парадную форму и отправился на квартиру к Нахимову.

Адмирал жил на южной стороне города, в доме, принадлежащем вдове армейского фельдшера. Вдова ранее сдавала квартиру приезжему генералу из кавказского корпуса. Генерал, по ее словам, был богат и весел, а в адмирале трудно признать барина, любит колоть лучину и сам себе ставить самовар. Просителей ходит к адмиралу по воскресеньям несметное множество, - весь Севастополь у него перебывал.

Левашов, к удивлению своему, застал во дворе знакомых, таких же, как он, отставных флотских офицеров.

Старики чинно сидели на скамеечке, выжидательно поглядывая на крылечко дома, откуда вот-вот должен был появиться Нахимов. Собравшиеся были по чину младше Левашова, и только один из них, Вегов, пышнобородый статный старик с недвижным, гордым лицом, оказался в одном с ним чине.

- Присаживайтесь, Сергей Иванович,-суетливо сказал Левашову седенький старичок с пышно расчесанными бакенбардами, упираясь на трость, некогда комендант порта, - одна нас с вами сюда беда привела, я полагаю.

Левашов поклонился офицерам и сел рядом, с той холодной, чуть отчужденной вежливостью, которая должна дать понять о его нежелании праздно судачить о чем-либо в этот тяжелый для всех час. Старичок однако, уважительно поглядывая на Левашова, тут же начал передавать последние новости о высадке неприятеля под Альмой.

В эту минуту на крылечко быстрым шажком, сутулясь, в наспех накинутом стареньком сюртуке вышел Нахимов. Он недавно встал, видимо провел бессонную ночь, но не был ни удивлен, ни раздосадован тем, что его уже ждут посетители. Застегивая на ходу сюртук и щуря на офицеров голубые глаза, адмирал извинительно качнул в их сторону головой со встрепанными, еще неприглаженными волосами и торопливо спросил:

- Не задержал ли я вас, господа ? Осмелюсь узнать, вы депутацией ко мне или каждый по своему делу?

Офицеры встали и коротко представились.

- Не знаем, как господин Левашов,- ответил старичок с бакенбардами, покосившись на Сергея Ивановича, - а мы хоть не сговаривались, но пришли по одному поводу. Как, господа, можем мы не таясь доложить о себе Павлу Степановичу? - обратился он к остальным.

- Без сомнения, можем! - поддержал Вегов хмуро и значительно. - Сейчас только в немощах своих да болезнях таиться можно, в остальном нужды нет!

- Корчагин, - бодро крикнул адмирал куда-то в глубину двора, - неси в комнату табуреты.

- Пожалуйте в дом, господа, - сказал он тут же офицерам и провел их в невысокую пустую зальцу, украшенную вдоль стен вышитыми ручниками и не потерявшими свежести гирляндами полевых цветов. Зальца походила на кладовую, в углу, накрытые тряпицей, стояли глиняные макитры со сметаной. Крашеные полы поскрипывали.

В открытое небольшое оконце ветер доносил гул морской волны и с гор запах мяты и чабреца.

Вихрастый матрос с видимым удовольствием живо притащил табуреты и, расставив их, удалился.

- Ваше превосходительство, - начал Вегов, не смея сесть,-отставные командиры флота, бившиеся при покойном Михаиле Петровиче Лазареве, ныне намерены снять с себя отставку и просить вас вновь принять на корабли в должностях, о коих последует ваше распоряжение.

Сказав так, он попечительно, как старший, оглядел офицеров, словно теперь разрешая им самим вступить в разговор с адмиралом, и шагнул в сторону.

- На корабли? - жестко переспросил Нахимов и помрачнел. - А на сушу, в блиндажи, не хотите?

- Лишь бы к вам, ваше превосходительство, а понижения в должности не страшимся, - пояснил бывший комендант порта, подумав, не из-за отсутствия ли вакансии отказывает им адмирал.

- Ко мне? - тем же тоном повторил адмирал и минуты две в горестном удивлении смотрел на старичка. - Ко мне - стало быть, на сушу! Желание ваше отрадно-с, понятно-с. Только, господа офицеры, объявить могу: приказом князя Меншикова флот приведен к армейскому положению, часть кораблей будет затоплена на рейде, чтобы закрыть доступ в бухту. Не скрою того, что генерал-адъютант Корнилов решению этому всемерно противился, но решение принято и иного быть не может.

- Неужто правда, Павел Степанович? - в волнении подался вперед Левашов. Он побледнел, скулы его лишь болезненно подергивались под туго натянутой кожей. Не замечая, он отставил от себя табурет и приблизился к адмиралу. - Павел Степанович, не верю! Неужто князь на флот не надеется? И как же вы согласились, как вы, ваше превосходительство?..

- За князя я не в ответе!-резко ответил Нахимов.- Но Севастополь сдать! - голос его зазвучал раздраженно и немного резко. - Севастополь сдать и князь Меншиков не волен, хотя бы и пошел на то!.. Флот еще не Севастополь, а корабли - это еще не флот...

- Как же так, ваше превосходительство, не понял, признаюсь, что же тогда флот? - воскликнул, встав, Вегов.

- Матросы, господин капитан, служители, извольте знать: матросов сохраним, а с ними и Севастополь. Флот - это, помимо морской силы, еще наша сила береговая, наша крепость на земле, хотя думать о том непривычно. Флот везде за себя постоит. Сила Черноморского флота, разрешите напомнить, в воспитании его, в порядках, заведенных Михаилом Петровичем.

- Вольности много во флоте, Павел Степанович, -согласился Вегов тоном, далеким от осуждения, но в то же время и неодобрительно. - Вот она и вся особенность! Но ведь не "вольнице" защищать город?..

Сказанное им уже вывело из себя Нахимова.

- Вам из отставки не выбраться с этакими мыслями, господин капитан. В отставку вышли, в нору спрятались и ничего вокруг себя не видите. И кто разрешил вам о "вольнице" судить? Есть у нас среди господ офицеров этакие, с позволения сказать, патриоты, отечество хотят защищать, а народ свой не знают. Ныне же кто Севастополь оборонит - не мы ли одни, по-вашему, офицеры, генералы да князь Меншиков?

- А кто же, если не мы, ваше превосходительство? -вызывающе спросил Вегов, ругая себя в душе за то, что, поддавшись распространенному в столичных кругах мнению, неосторожно назвал черноморских матросов "вольницей". - Кто же, ваше превосходительство? - повторил он.

- Кто-с? - сузил глаза Нахимов, как делал в минуту запальчивости. Народ русский, вот кто, "вольница", по-нашему. Не в каждую ли войну, господин капитан, спаситель наш, солдат, вольнее себя держит? Зато потом наш отечественный Мирабо в морду его хлещет!

- То все едино! - с некоторым разочарованием протянул Вегов. - Народ русский - это мы! От мала до велика царю присягали!

Эти слова еще больше рассердили Нахимова, однако сдержав себя, - спор с Веговым мог зайти далеко, да и не к лицу ему, адмиралу, пререкаться сейчас с этим знатным дворянином из отставных, - он сказал Вегову насмешливо:

- На храбрость небось уповаете? На то, что. русский матрос да солдат все вынесут? Оно и так, да, кроме храбрости, разумение надобно и сноровка! Читал нынче "Синопский бой" Нестера Кукольника, обо мне в некоторой

степени... Господин сочинитель столь вежлив, что выслал мне свою пиесу. Он тоже извечную нашу матросскую храбрость славит, а нет, чтобы помянуть, как учили мы матросов в школах водяной да огненной, в Сухумском и Суджукском отрядах, как за каждого марсового с мичманов взыскивал я. Или о душе матросской, о простых людях неповадно писать? Шуму да треску, клятв да речей у господина Кукольника больше, чем слышал я на своем пеку во всех баталиях!