Завоевание Константинополя

280. Остров Андрос в Эгейском море.

281. Иными словами, местное население откупилось от Алексея и крестоносцев, т. е., попросту говоря, жители «купили мир» для себя за золото, а не просто «заключили мир» с пришельцами, как старается представить ситуацию Виллардуэн.

282. Речь все время идет здесь о тех, кто сделал остановку у о. Андрос.

283. То есть миновали о. Андрос и плыли морем дальше.

284. У Виллардуэна Boche d’Avie — старофранцузский термин, этимологически равнозначный выражению Bouch d’eau, т. е. «горловина воды» (осмысление географического понятия в духе доступной рыцарскому мировосприятию этимологии), иначе говоря, Дарданеллы. Ави — город Абидос (или Авидос), действительно находившийся там, где начинается Дарданелльский пролив. Робер де Клари (гл. XL) тоже называет начало этого пролива «Бук д’Ав» (на пикардийском диалекте соответствует виллардуэновскому «Бош д’Ави») и, отмечая, что это был порт, где высадились крестоносцы, добавляет: он расположен был на том месте, где некогда стояла Великая Троя. Аналогичный и столь же краткий, «исторический экскурс» дают Аноним Гальберштадтский и Альбрик де Труафонтэн.

285. Виллардуэн, подобно другим хронистам, называет рукавом св. Георгия и Дарданеллы, и Босфор. Свое название пролив этот получил по константинопольскому монастырю св. Георгия в Манганах (предместье столицы), на берегу Пропонтиды, а возможно также, согласно другой версии, от арсенала в той столичной крепости, которая господствовала над Босфором. Наименование «рукав св. Георгия» применялось на Западе со времен Первого крестового похода.

286. Плавание от о. Корфу до Абидоса при благоприятном ветре, как свидетельствует Никита Хониат, продолжалось обычно не более восьми дней; то же подтверждают данные уже неоднократно упоминавшегося выше письма графа Гюга де Сен-Поля к Анри Лувенскому. Следовательно, первые корабли крестоносцев причалили к якорной стоянке у Абидоса где-то около 1 июня 1203 г.

287. То есть те суда, которые задержались, поскольку сделали остановку у о. Андрос.

288. Следовательно, остальная часть флота, отбывшая с Андроса, причалила к Абидосу примерно 8 июня.

289. Имеется в виду монастырь св. Стефана (французский аналог — «Сент-Этьен») к югу от Константинополя, в 5 милях от крепости Семь Башен. По этому монастырю получило свое название и позднейшее предместье Сан-Стефано. В некоторых исторических трудах прибытие флота в этот пункт датируется 23 июня 1203 г. У Виллардуэна эта дата тоже встречается, но в иной связи. См. § 132.

290. Сходные впечатления отразились и в повествовании Робера де Клари (гл. XI).

291. По данным Альбрика де Труафонтэна, в Константинополе в начале XIII в. насчитывалось около 500 церквей и монастырей. Об огромном количестве храмов в византийской столице сообщает и русский паломник Добрыня Ядрейкович в своей «Книге Паломник»: по его словам, в церквах службу несли 40 тыс. священников, не считая тех, кто выполнял соответствующие обязанности при монастырях.

292. Подразумевается, что «столь великое дело никогда не предпринималось таким небольшим количеством людей».

293. Ни один из современных хронистов, кроме Виллардуэна, не упоминает об этом совете.

294. См. об этом выше, § 65.

295. Имеются в виду острова к юго-востоку от Константинополя, ныне называемые Принцевыми: византийская аристократия понастроила здесь роскошные дворцы, служившие для загородных увеселительных надобностей.

296. 24 июня 1203 г.

297. Эта традиция имела не только символический смысл: таким образом сооружался своего рода заслон из щитов, ограждавший с бортов тех, кто находился на палубах кораблей. Ср. выше, § 75. Щиты выставлялись обычно при отплытии из гавани, потом, во время плавания их убирали.

298. О скоплении константинопольцев на городских стенах (а также на крышах домов) сообщает и Робер де Клари (гл. XL).

299. То есть на правом (восточном) берегу Босфора. Робер де Клари называет это место «Машидуан», вероятно, следуя «нормам» той своеобразной этимологии, по которой греческие наименования «офранцуживались» (в данном случае — от слова «Македония»). В действительности — «Кальшедуан». Это был Халкидон, где находилась резиденция василевсов (ныне — Кади-Кэи).

300. То есть 25 июня 1203 г.

301. 26 июня 1203 г.

302. Скутари, на азиатском берегу Босфора, севернее Халкидона, прямо напротив Константинополя. Здесь тоже находился императорский дворец. По известиям Никиты Хониата, сюда пристали легкие суда, а нефы бросили якорь в предместье столицы — Пере, в недосягаемости для стрел.

303. Речь идет об императоре Алексее III (1195—1203 гг).

304. Включая день прибытия, однако исключая день отплытия из Скутари, следовательно, с 26 июня по 4 июля 1203 г. Флот покинул эту гавань 5 июля, о чем см. ниже, § 155.

305. Имеется в виду, должно быть, Чамлыджа-даг, гора на азиатском берегу «рукава», восточнее Скутари.

306. Мегадукс — мегадука, т. е. «великий адмирал», иначе говоря, командующий флотом в Византии. Им был в то время Михаил Стрифна, зять императора. Поскольку у Виллардуэна речь идет о предводителе обычного боевого отряда («рыцари»), вероятно, хронист спутал этот греческий титул с близким к нему, носитель которого мог получить командование сухопутными силами, находясь под начальством севастократора.

307. Об этой попытке византийского императора снестись через своего посланца с вождями крестоносцев, чтобы избежать войны, упоминают также Робер де Клари (гл. XLI) и граф Гюг де Сен-Поль в письме к Анри Лувенскому. Граф де Сен-Поль, правда, сообщает очень немногое: в его письме говорится только о том, что бароны потребовали от василевса отречения. Что касается Робера де Клари, то его известия об этом эпизоде дипломатической истории Четвертого крестового похода целиком совпадают с сообщением Виллардуэна.

Особняком стоят сведения венецианских источников, которые относят посольство Алексея III к тому времени, когда крестоносцы только собрались в Венецию: император якобы имел намерение разорвать связь Венеции с крестоносной ратью и побудить к союзу с Византией против «пилигримов». На самом деле, как явствует из гораздо более надежных в данном случае известий Виллардуэна и упомянутого эпистолярного источника, Алексей III отправил в Скутари своего посланца с грамотой, в которой предлагал полюбовное решение возникших в связи с прибытием крестоносной рати проблем, и с соответствующим устным сообщением Бонифацию Монферратскому. Однако предводители крестоносцев — ответ послу дал в этом духе Конон Бетюнский — категорически отказались вести всякие переговоры с узурпатором, пока тот не отречется от власти.

308. Николя Ру — латинянин, скорее всего итальянец, живший в Константинополе. Подобно другим французам и итальянцам, иногда служившим при дворе василевсов, его там использовали время от времени для оказания услуг дипломатического свойства. Выбор императора пал на этого ломбардца — настоящее его имя было Никколо Росси, — поскольку он, видимо, в состоянии был лучше всего объясниться со своим соотечественником Бонифацием Монферратским.

309. То есть бароны.

310. Виллардуэн воспроизводит здесь традиционную формулу верительной грамоты, аккредитующей представителя государства.

311. См. примеч. к § 16.

312. Судя по этим выражениям, хорошо осведомленный Алексей III, по-видимому, старался обставить свою аргументацию возможно более убедительными для крестоносцев доводами: ведь разногласия, обнаружившиеся до этого в их войске, во всяком случае с формальной точки зрения, определялись нежеланием части крестоносцев действовать вразрез с религиозными целями крестового похода. Папское отлучение воспоследовало в свое время именно в качестве «кары» за «уклонение с пути». Отсюда — расстановка акцентов в речи императорского вестника на переговорах с вождями крестоносцев.

313. Крестоносцы, видимо, были сильно обескуражены тем, что после легкого подчинения Драча (§ 111) в Константинополе им был оказан столь враждебный прием. Об этом свидетельствует и рассказ, содержащийся в письме графа де Сен-Поля к Анри Лувенскому. Вероятно, они предполагали, что царевича там ждут как желанного человека — об этом довольно ясно сообщается в названном письме. Они были также удивлены, писал Гюг де Сен-Поль, что никто из родичей не пришел приветствовать наследника во время пребывания войска в Скутари. Этим, вероятно, и объясняется намерение, исходившее, как отмечает Робер де Клари, от дожа Дандоло, обратиться непосредственно к грекам, к столичному люду: в верхах крестоносцев питали надежду, что народ, вопреки императору, выкажет, узрев «законного наследника», свое расположение к нему, что подлинные настроения жителей Константинополя подавляются насильственными средствами и пр. Вот почему решено было продемонстрировать грекам царевича Алексея. Повествование об этом эпизоде содержится также и в письме графа де Сен-Поля, где рассказывается о том, что крестоносцы отнюдь не преуспели в задуманном деле, несмотря на многократные попытки заставить греков прислушаться, объяснив им мотивы своего прибытия к Константинополю; в ответ греки забрасывали их корабли снарядами каждый раз, когда они приближались к стенам города.