Курский излом

В это же время в штаб 167‑й пд командование ее частей доносило: [316]

«8.50. Докладывает 339‑й грп, что левый сосед несет потери от контратак противника и налетов вражеской авиации и не может продвинуться вперед. Поэтому левый фланг 339‑го грп не может развернуться. Последний батальон полка двигается за левым крылом»{247}.

Оба передовых батальона 11‑й тд в течение первых двух часов двигались с одинаковой скоростью и прошли чуть больше 2 км.

«… 196‑й и 199‑й гв. сп вели ожесточенный бой с наступающим противником, — отмечается в журнале боевых действий 67‑й гв. сд. — Ружейно–пулеметным огнем пехота противника была отсечена от танков, залегла перед проволочным заграждением. Неоднократные попытки противника ворваться на передний край обороны отражались ружейно–пулеметным и артиллерийским огнем с большими для противника потерями. Отбито 4 атаки. Подбито 3 танка, 1 танк сожжен и уничтожено до 600 солдат и офицеров противника.

В 10.00 противник вклинился на передний край обороны 199‑го гв. сп в районе отм. 237.8»{248}.

Прорыв «Великой Германии» и 11‑й тд смежными флангами обороны на стыке 196‑го гв. и 199‑го гв. сп имел очень важное значение для противника, хотя этот рывок и дал эффект не сразу. Немцы довольно долго расширяли его, превращая из «тонкого ручейка в полноводную реку». Смяв в конце концов фланги полков Бажанова и Дегтярева, 11‑я тд при поддержке пехоты 167‑й пд приковала к себе значительную часть полковых и дивизионных резервов, в том числе и подвижного противотанкового комдива, и тем самым дала возможность закрепиться и отразить все контратаки 196‑го гв. сп гренадерам и фузилерам «Великой Германии». Кроме того, после обеда часть ее сил нанесла удар по левофланговому батальону 196‑го гв. сп навстречу боевой группе 3‑й тд, находившейся у скотомогильника юго–западнее Черкасского.

Обращу внимание на то, что эту брешь враг сумел пробить, лишь сконцентрировав здесь наиболее подходящие для этого подразделения. Совместно с частями Микла и Триренберга, которые задействовали, помимо артиллерии и самоходок, огнеметные танки, в этом районе действовали штурмовые орудия дивизиона «Великой Германии», а затем подошла часть тяжелой роты «тигров» капитана Вальрода. Этот мощный огненно–бронированный клин буквально прожег коридор, в который и вошла мотопехота на БТРах. Прикрывшись броней и дымовой завесой, гренадеры преодолели зону заградительного огня нашей артиллерии и по проложенным саперами [317] прокатам вклинились в рубеж 67‑й гв. сд.

«Важную роль в сражении за Черкасское сыграла 11‑я тд, действовавшая на правом фланге дивизии «Великая Германия», — писал П. Карель. — Боевая группа графа Шиммельмана вклинилась в советские позиции с танками, гренадерами на борту десантных бронемашин, противотанковыми орудиями, саперами и штурмовыми орудиями, а часть ее затем своим флангом двинулась в направлении Черкасского. Огнеметные танки, эти огнедышащие монстры, подавили на расстоянии советские опорные пункты в бункерах и укрепленных зданиях.

Огнеметные танки являлись самым удобным оружием для такого рода сражения. Два огнемета, установленных на башне танка Т-3, могли направлять огненные копья прямо в амбразуры окна и двери на расстоянии шестидесяти метров. Шипящая 3–4 секунды струя огня убивала и обугливала все при температуре 1000 градусов по Цельсию»{249}.

В результате прорыва 11‑й тд группа автоматчиков просочилась к позициям 2‑й батареи (6 45‑мм ПТО) 73‑го гв. оиптд в районе выс. 244.5 (юго–восточнее Черкасского) и окружила ее. Несмотря на это, расчет сержанта Хайбулина развернул орудие на 180 градусов и открыл огонь по танкам, вышедшим на опушку леса юго–восточнее села. Три танка задымили, остальные повернули обратно. Расчет прекратил огонь из пушки и, как и другие артиллеристы, вступил в бой с наседавшими автоматчиками. Через некоторое время танки вновь появились, теперь их обстрелял расчет ст. сержанта Михайловского, но неудачно, прямым попаданием вражеского снаряда орудие оказалось разбитым, а три артиллериста погибли. Вместе с артиллеристами храбро дрались, защищая свои позиции у отм. 237.8 и выс. 244.5, расчеты 135‑го об ПТР.

В 10.00, после настойчивого требования командира корпуса, наконец, перешла в атаку против 71‑й гв. сд в направлении с. Восход и 332‑я пд. Таким образом, 48‑й тк всеми пятью дивизиями приступил к прорыву первого армейского рубежа обороны 6‑й гв. А через четыре часа после начала атаки 2‑го тк СС.

Сообщение о начале вражеского наступления командующий 6‑й гв. А получил уже на рассвете. Этот момент довольно колоритно описывает в своих воспоминаниях генерал–лейтенант Н. К. Попель, член Военного совета 1‑й ТА:

«Командующего 6‑й гв. армией генерал–лейтенанта Чистякова мы{250} застали за завтраком. Вернее, завтрак уже подходил к концу, и генерал, прихлебывая чай, отдавал приказания. [318]

Многочисленные тарелки и миски свидетельствовали о том, что дородный, любивший покушать командарм не изменил своему обыкновению. Это действовало успокоительно на окружающих. Чистяков сокрушался из–за нашего опоздания к завтраку и приказал ординарцу снова накрывать на стол: «Надо же покормить братьев–танкистов».

— А что вам еще делать, как не продукт переводить! Во втором эшелоне, как у Христа за пазухой, — рассуждал генерал. — Вчера на сон грядущий дали мы немцам, сегодня тоже подъемчик им неплохой устроили. Сотен семь танков, считай, как не бывало. И сейчас артиллерия работает — снаряды не экономим…

На столе появились куски холодной баранины, яичница, запотевший графинчик, тонко нарезанный белый хлеб — щедрые дары чистяковского гостеприимства.

— Я бы на месте Николая Кирилловича сейчас соображал насчет того, как бы еще один дом отдыха открыть, — посмеивался командующий.

И неожиданно смолк, насторожился. Размеренный гул нарушили близкие разрывы. На рысях промчалась артиллерийская упряжка. Над яблонями, в которых завтракал командарм, медленно расплывалось пристрелочное облачко шрапнели.

Тревога вдруг овладела людьми. Широкое улыбчивое лицо генерала стало холодным, твердым. Глубокие морщины, выглядевшие только что добрыми и мягкими, обрели жестокость. Он уже не замечал ни стола с едой, ни нас.

Помощник начальника штаба докладывал торопливо и неуверенно. Да, противник, видимо, прорвался большими силами. Какими — еще не известно. Из дивизий противоречивые сведения. Доносят о сотнях танков и самолетов… Мы с Михаилом Ефимовичем понимающе переглянулись. Нужно было немедля ехать в свои войска.

— Да, с домом отдыха, пожалуй, придется повременить, — бросил, прощаясь, Чистяков»{251}.

Штаб 6‑й гв. А, или, говоря военным языком, командный пункт первого эшелона, располагался в балке западнее с. Кочетовка, он считался основным. Запланированный как запасной КП в районе с. Камышевка уже в первые часы наступления оказался не на направлении главного удара, и потому его командование фронта не утвердило. Временное полевое управление (ВПУ) армии было оборудовано в с. Сажное. Вместе с тем И. М. Чистяков имел четыре собственных наблюдательных пункта на вероятных направлениях движения противника, связанных между собой основной и дублирующими линиями связи. [319] Учитывая, что бесперебойная связь командарма с соединениями и вышестоящими штабами имела первостепенное значение, для него был подготовлен передвижной узел связи в составе радиостанций РСБ «Прима», РБ и «Север», смонтированных на двух «Виллисах». Таким образом, находясь на любом участке обороны армии, И. М. Чистяков имел устойчивую связь с командованием фронта, корпусов и дивизий.

Достоверных данных о том, где в предрассветные часы находился командарм, обнаружить не удалось. Был ли на самом деле приведенный выше диалог — неизвестно. В мемуарах Н. К. Попеля достаточно много ошибок и нестыковок, но из–за скудости информации поверим на слово генералу. К сказанному добавлю, что утром 5 июля, в момент, когда части 48‑го тк уже атаковали армии, Иван Михайлович вместе с «куратором» из штаба фронта генералом армии И. Р. Апанасенко{252} прибыли в 22‑й гв. ск и находились там практически до конца дня.