Русская революция. Большевики в борьбе за власть. 1917-1918

В ходе следствия, предпринятого после его ареста, Ленин отказался признать авторство данной рукописи, которая была ошибочно приписана полицией его подельнику, П.К.Запорожцу, и тот в результате этой ошибки получил два дополнительных года тюрьмы и ссылки. Ленин провел три года ссылки, к которым был приговорен, в Сибири, в относительном комфорте и постоянном общении с товарищами по партии (1897—1900). Он читал, писал, переводил и активно занимался гимнастикой*.

* Чтобы гражданская жена Ленина, Н.К.Крупская, могла последовать за ним в Сибирь, ему пришлось зарегистрировать с ней брак. Русское правительство не признавало гражданских браков, и поэтому им пришлось обвенчаться в церкви, что и имело место 10 июля 1898 г. (McNeal R.N. Bride of the Revolution: Krupskaya and Lenin. Ann Arbor, Mich., 1972). Впоследствии ни Ленин, ни Крупская никогда не упоминали в своих трудах об этом эпизоде их жизни.

По мере того как срок ссылки истекал, Ленин получал из дома все более тревожные вести: движение, которое к моменту его ареста переживало успех за успехом, подошло к кризисному моменту, наподобие того, который переживался революционерами в 1870-е годы.

Агитационный метод, по предположениям Ленина, должен был радикализировать рабочих, но дал неожиданный результат: экономические требования, выдвинуть которые он согласился лишь с целью стимуляции политического самосознания рабочих, превращались в самоцель. Рабочие боролись за улучшение экономического положения и не обращали никакого внимания на политику, а «агитаторы» оказались втянутыми в пресное профсоюзное движение. Летом 1899 года Ленин получил в Шушенском документ, называвшийся «Кредо» и написанный Е.Д.Кусковой. В нем социалистов призывали передать борьбу с самодержавием буржуазии и сосредоточить усилия на улучшении социального и экономического положения русского пролетариата. Кускова не была вполне определившимся социал-демократом, но ее сочинение отражало тенденцию, возникшую в рядах социал-демократии. Ленин обозвал эту унылую ересь «экономизмом». Он был далек от мысли превращать социалистическое движение в служанку профсоюзов, которые по самой своей природе стремились приспособиться к «капитализму». Информация, получаемая им из центра, свидетельствовала о том, что рабочее движение выходило из-под опеки социал-демократической интеллигенции и отворачивалось от политической борьбы — то есть от революции.

Вслед за первой ересью очень скоро появилась другая — ревизионизм. В начале 1899 года некоторые ключевые фигуры русской социал-демократии, следуя за Эдуардом Бернштейном, потребовали ревизии социальной теории Маркса в свете событий последних лет. В том же году Струве опубликовал анализ социальной теории Маркса, в котором обвинил ее в непоследовательности: исходя из марксовых предпосылок, следовало бы прийти к выводу, что социализм может быть только следствием эволюции, а не революции⁴⁹ . Далее Струве последовательно критиковал центральное для экономического и социального учения Маркса понятие стоимости и в результате анализа приходил к выводу, что «стоимость» — категория не научная, а метафизическая⁵⁰ . Ревизионизм не так напугал Ленина, как экономизм, поскольку не давал немедленных практических последствий, но его возникновение означало, что упущено что-то серьезное. По воспоминаниям Крупской, летом 1899 года Ленин стал беспокойным, терял в весе и страдал бессонницей. Он направил всю свою энергию на анализ причин кризиса в русской социал-демократии и на поиск путей его преодоления.

Прежде всего он решил создать в содружестве с теми, кто оставался верен традиционному марксизму, печатный орган, наподобие немецкого «Sozialdemokrat», чтобы бороться с возникающими в движении отклонениями и, особенно, с экономизмом. Новую газету назвали «Искра». Но ленинская мысль шла дальше, и он начал подумывать, не превратить ли социал-демократическую партию в конспиративное, закрытое общество по типу «Народной воли»⁵¹ . Эти размышления положили начало духовному кризису, который разрешился только годом позже — намерением создать собственную партию.

После возвращения из ссылки в 1900 году Ленин пробыл некоторое время в Санкт-Петербурге, ведя переговоры со своими коллегами и со Струве, который, хотя номинально и оставался социал-демократом, отходил постепенно к либералам. Струве должен был сотрудничать в «Искре» и в большой степени материально обеспечить ее издание. Позже в том же году Ленин переехал в Мюнхен, где совместно с Потресовым и Л.Мартовым основал «Искру» как орган «истинного» — то есть антиэкономистского и антиревизионистского — марксизма.

Чем дольше Ленин наблюдал поведение рабочих в России и вне ее, тем сильнее утверждался в мысли, что, несмотря на тезис марксизма о «пролетариате» как классе революционном, рабочие, предоставленные сами себе, скорее удовлетворятся большей долей в доходах капиталиста, чем начнут свергать капитализм. Это же имел в виду и С.В.Зубатов, когда писал о полицейском профсоюзном движении*. В основополагающей статье конца 1900 года Ленин проговаривается: «Оторванное от социал-демократии рабочее движение... необходимо впадает в буржуазность...» Из этого поразительного утверждения можно было сделать только один вывод: если рабочим классом не станет управлять социалистическая партия, независимая от него и к нему не принадлежащая, он предаст свои классовые интересы. Только не-рабочие — то есть интеллигенция — знали, якобы, в чем состояли эти интересы. Совсем в духе модных в то время теорий Моска и Парето о политической элите Ленин утверждал, что пролетариат должен, ради его собственной пользы, подчиняться избранному меньшинству: «Ни один класс в истории не достигал господства, если он не выдвигал своих политических вождей, своих передовых представителей, способных организовать движение и руководить им», «надо подготовлять людей, посвящающих революции не одни только свободные вечера, а всю жизнь»**⁵² . Естественно, поскольку рабочим приходится зарабатывать, они не могут посвятить «всю свою жизнь» революционному движению, следовательно, руководство рабочим делом должно лечь на плечи социалистической интеллигенции. Это извращает самый принцип демократии: воля народа — не то, чего хотят живые люди, а то, что другие определяют как его «истинный» интерес.