Антарктическая одиссея (Северная партия экспедиции Р. Скотта)

Этот день стал для меня самым тяжёлым с начала экспедиции. Мы были на ногах с трёх утра, за двадцать два с половиной часа перенесли на берег 30 тонн грузов — и это при малоблагоприятных условиях. Труднее всего было даже не поднимать ящики, а всё время напряжённо следить за шлюпками. Несмотря на все старания команды, они могли в любой момент совершить неожиданный поворот — и тогда горе тому, кого бортом прижало бы к краю припая. Мы бы наверняка лишились пары рабочих рук.

К счастью, погода была сравнительно тёплая. Мы застали сильный прибой, который за день не стих, и нам приходилось разгружать шлюпки, подчас стоя по пояс в холодной воде. Даже высокие сапоги не спасали от неё. Чаще всего волны перехлёстывали через их верх, и за несколько минут они превращались в резервуарчики ледяной воды. Единственная польза от сапог была та, что в них ноги омывались всё же более тёплой водой, чем остальные части тела.

Несмотря на тяжёлую работу — а может, именно благодаря ей, — все были в отличном настроении. Дикасон, который, по-моему, сумел бы высечь огонь даже из куска льда, к завтраку починил старую печку Борхгревинка. На ней сварили горы еды и котёл какао, все наелись до отвала и согрелись после ледяной морской ванны.

Спальные мешки были, естественно, в числе первоочерёдных вещей, прибывших с "Терра-Новы". После всех тягот первого дня на суше мы разместились на ночь в обоих домах, неважно, что один был полуразрушен, а второй — недостроен.

На следующий день в 7.15 уже приступили к работе. Наш багаж почти весь находился на берегу, и вместо привычных ящиков шлюпки доставили сильную рабочую бригаду. С её помощью мы до наступления темноты сделали невероятно много. Все строительные материалы были перенесены к каркасу дома и сложены в нескольких ярдах от него, продукты спрятаны в небольшие склады вдали от берега, пять тонн брикетного топлива сгружены на берег и размещены вдоль припая — тогда нам казалось, что волны не достигнут их здесь даже в бурю.

Днём тяжёлые паковые льды заставили капитана Пеннелла вывести судно из залива в западном направлении. "Терра-Нова" не вернулась и к ночи, и наши товарищи ночевали у нас, завернувшись в первые попавшиеся под руку одеяла и мешки. Хилд и я просидели всю ночь у печки в хижине Борхгревинка, поджидая "Терра-Нову". Около 4 часов утра судно появилось вблизи берега, а через полчаса за людьми из судовой партии пришла шлюпка. Мне не удалось присутствовать при прощании — именно в этот момент я вступил в отчаянное единоборство с засорившимся дымоходом, — но, судя по доносившемуся шуму, оно прошло весьма оживлённо.

Трудно переоценить усилия, которые прилагал каждый из участников экспедиции в последние два дня. Ну, наше рвение, положим, было вполне естественным — хотелось поскорее обосноваться на берегу, — но что сказать о людях с "Терра-Новы", которые, не имея таких стимулов, тем не менее работали, не разгибаясь, вот уж действительно — не щадя своих сил, как если бы речь шла об их собственных удобствах. Мы с искренней грустью следили за тем, как корабль, многие месяцы служивший нам домом, исчезает за горизонтом, хотя к чувству грусти безусловно примешивалась радость от того, что нас на нём нет и мы не плывём в Новую Зеландию.

До тех пор удерживалась тихая погода, но, провожая глазами всё уменьшающийся силуэт корабля, мы услышали первые вздохи южного ветра [33] и забеспокоились, что, впрочем, не помешало нам влезть обратно в спальники. И в самом деле, когда мы утром неохотно поднялись после короткого сна, дул, правда умеренной силы, ветер. Кемпбелл приказал всем подняться на крышу и закрепить её на время вместо опор проволочными тросами.

Шторм, к счастью не очень сильный, продолжался весь день, но опоры выдержали, и хотя меня один раз сдуло с крыши над крыльцом, вполне можно было работать под открытым небом.

Небольшой этот шторм был даже в какой-то мере нужен — он выявил наши слабые места, но любезно дал возможность их устранить. К исходу дня наше недостроенное жилище было надёжно укреплено, всё, что могло быть сдвинуто с места ветром, убрано в заветренные места около домов, а над лишённой крыши частью хижины Борхгревинка Кемпбелл укрепил брезент для защиты спальников и мешков с одеждой. Дикасон, взявший на себя временно обязанности кока, вымел многолетний мусор, и нежилое помещение приобрело очень уютный вид. Там мы жили до 4 марта, пока не перебрались в собственный дом.

Последующие несколько дней мы были целиком поглощены его строительством. Результаты делают нам честь, особенно если вспомнить, в какой обстановке мы работали.

Конечно, в обычных условиях, находясь в удобной позе и имея под рукой настоящий плотницкий молоток, вбить гвоздь сумеет каждый. Иное дело правильно его вогнать, когда вы стоите на стремянке, откинувшись на 60 градусов, обе ваши руки заняты — одна гвоздём, другая — двух- или трёхфунтовым [0,9–1,4 кг] геологическим молотком, одной ногой вы упираетесь в ступеньку стремянки, а другая просунута между двумя другими ступеньками и для верности упирается в стропила каркаса. Я даже сегодня со стыдом вспоминаю, сколько напортачил в своей части крыши. Руки мои две-три недели были в ссадинах — геологический молоток предназначен для ударов по породе, а не по рукам. Как справедливо заметил кто-то из моих товарищей, "Северная партия превратилась в общество по приданию гвоздям S-образной формы".

Но хуже всего в нашей хижине было то, что никак не удавалось наложить шпунтовые сваи на слой Гибсоновской изоляции (мешковина, набитая морскими водорослями). Как мы ни старались, выход был один — срезать со сваи большую часть шпунта. Гибсоновский слой впоследствии оказался прекрасным изоляционным материалом, но в тот момент он не вызывал у нас особого восторга. Стоило разок, другой приложиться к мешковине ножом, и уже почти не отличить, где у него остриё, а где тупая сторона. Тут надо было с невиннейшим выражением лица попросить нож у соседа. Успех предприятия полностью зависел от того, достаточно ли безмятежно выглядела ваша физиономия и был ли уже хозяин ножа лично знаком с прослойкой. Если был, то он с готовностью ссужал свой ножик — почему бы, мол, не дать, — и подходил поближе, чтобы лучше слышать, какие слова вы произнесёте при попытке его использовать.

И всё же, несмотря на трудности, а главное — нашу неопытность, работа неуклонно продвигалась вперёд. Природа нам благоприятствовала: после первой бури две недели стояла необычайно тёплая для этого времени года погода, и к 1 марта хижина была готова. Оставались мелкие недоделки, например сложить печь, настелить линолеум и ещё кое-что в этом роде.

Мы были очень горды своей работой и, как показало будущее, имели на то все основания. Кое-где, правда, хижина получилась кривоватая, но зато она мужественно выдержала даже такие штормы, каких я прежде не видал, и уступила им только три-четыре доски из обшивки с наветренной стороны.

А как было приятно обойти вокруг готового дома и полюбоваться творением своих рук! Тщеславие плотников-любителей зашло столь далеко, что, прислушиваясь до наступления зимних бурь к постаныванию и покрякиванию дома под порывами ветра, мы позволяли себе усомниться только в прочности каркаса, вышедшего из рук профессионалов. Правда, стоило взглянуть на дом с определённой точки, откуда его кривизна особенно бросалась в глаза, как на лице невольно появлялась улыбка, но к концу года мы сами почти уверовали в то, что сделали эту линию кривой нарочно, якобы для красоты.

Приступая к работе над крышей, мы, конечно, сняли временные опоры, но, покончив с внешней отделкой, не только водрузили их обратно, но и дополнили новыми. Всего мы наложили на крышу три ряда проволочных тросов — один вертикальный и два горизонтальных. Вертикальный трос был привязан одним концом к якорю, тому самому, который Борхгревинк использовал для такой же цели в своей хижине, другим — к огромной бочке с рапсовым маслом, врытой в гравий и залитой сверху водой. Вода быстро замёрзла и образовала нечто вроде необычайно прочного цемента. Горизонтальные же тросы мы по обеим сторонам дома обвили вокруг стропильной балки, позади крыши связали их, а концы крепко соединили с якорями, опущенными в "цемент" из песка и воды.