История украинского народа. Автобиография

¹ Подробно перечисляет такие несправедливости и эксплуатацию Козаков старшиной петиция, приготовленная сотниками и сотенной старшиной Черниговского полка для подачи ими. Елисавете. во время путешествия ее на Украину в 1744 г. (опубликована в Киевской Старине 1894, IV) Самый факт заступничества за Козаков со стороны представителей той же старшины, хотя и низшей, показывает, что помещичьи стремления все-таки не успели деморализовать ее до конца.

19 Зав. 35

М.С, Грушевский

По отношению к этим крестьянам старого поселения ее было такого среднего термина, каким был договор для новопоселенцев, и тут контраст стремлений и воззрений владельцев-старшины и крестьян выступал в полной наготе. Старшина стремится превратить последних, как и подсуседков, в своих крепостных, и действительно успевает в этом, постепенно легализируя их крепостное состояние Для достижения этой цели она всеми мерами содействует возможно резкому отграничению Козаков от крестьян (так называемых «посполитых») и делает для последних невозможным переход в козацкое звание Посполитые, первоначальные собственники, обезземеливаются всякими способами: покупкой, захватом их земель или же всякими применениями принуждаются к выходу, причем земли их, согласно Литовскому Статуту, помещики в таком случае берут себе и поселяют на них вполне от себя зависимых подсуседков. Оставшихся посполитых и переведенных в их категорию Козаков они облагают повинностями по образцу подсуседков, применяя к ним принципы шляхетского права

Гетманство Самойловича было временем, когда «обыклое послушенство подданных» по отношению к земдевладельцам-старшине впервые начинает усиленно пропагандироваться гетманской властью и подкрепляться ее престижем. Тогда это «послущенство», т. е. повинности крестьянина по отношение к помещику, выражалось в обязанности помогать при уборке сена, устройстве гатей и т. п. Но уже в первой четверти XVIII в. видим панщину настоящую и сильно развитую в одном универсале 1701 г. гетман Мазепа признает законной двухдневную панщину в неделю, и кроме нее дань овсяную, и это для крестьян, сидевших на своих землях, а не подсуседков. В общем к половине XVIII в. крепостная зависимость крестьян, и владельческие права по отношению к ним в левобережной Украине достигают размеров, вполне аналогичных с прежним шляхетско-польским режимом, — им не достает только нескольких штрихов для полной законченности.

Конечно, среди народной массы, сохранявшей живую память о великом движении, «насовавшем» шляхетский режим, этот процесс нового закрепощения вызывал сильнейшее неудовольствие Мы видели, что еще одно лишь предчувствие или подозрение в шляхетских тенденциях в первые годы после этого движения давало повод для народной оппозиции против Выговского, Сомка и Золотаренка, да и самого Богдана Хмельницкого, и народ клеймил представителей этой старшины ненавистным именем «Ляхов». Можно судить о чувствах, катая питал он к сословию, явно и открыто восстановлявшему теперь на Украине «панщину» и все панские порядки.

Правда, на какое-нибудь смелое, резкое движение против этих «новых Ляхов» у народных масс уже не было энергии. Они устали от пред-

шествовавших тяжелых и бесплодных усилии, изверились в успехе, потеряли доверие и к демагогам, призывавшим к борьбе с панами, и к московской политике, в которой они надеялись найти опору и которая в действительности поддерживала панскую программу старшины {это разочарование должно было особенно сильно подействовать на народ) Глубокий упадок духа, отсутствие веры и даже возбудимости в народных массах живо иллюстрируют упомянутые попытки последнего украинского демагога — Петрика, рассчитывавшего, что одно появление его отрядов вызовет восстание простого народа против «дукив и палив». Мы видели, что эти надежды совершенно не оправдались — народ, в виду гетманских полков, ее решился подняться.

Но глухое недовольство на «панов», на всю систему, ими созданную, было сильно и всеобще. Оно прорывалось в волнениях, иабиееиях старшины при смене гетманов, в отдельных вспышках, вызванных злоупотреблениями того или другого пана¹, очень резких иногда. Всеобщее недоверие встречали всякие административные и финансовые меры выходившие от этого ненавистного панского правящего сословия в них видели только посягательство на свободу и имущество массы Так, я уже упоминал, чрезвычайное недовольство встречали косвенные налоги, введенные в конце XVII в. — на винокурение, производство и продажу табака, дегтя и т, п.

Это раздражение масс чувствовалось правящим классом очень живо. Пе доверяя козачьему войску, так как козаки наравне с посполитыми терпели от экономической политики старшины, гетманы и старшина завели наемные войска, набиравшиеся из всякого сбора — так называемых сердюков, компанейцев, а при всякой опасности народного движения взывали о помощи к московскому правительству, требуя присылки московского войска — как это имело место во время движений Петрика.

Это отчуждение от народа, это «средостение» между правящими массами и народными массами Украины было ахиллесовою пятою украинской старшины. Даже наиболее выдающиеся, горячие украинские патриоты, вроде Полуботка, были грешны общим грехом в своей экономической политике по отношению к посполитым и козакам, и сознание

¹ Их может иллюстрировать бунт в с. Турбаях, описанный Ал. Ефименко (Южная Русь т. II) крестьяне, «искавшие козачества» {термин для подобных, очень многочисленных нроцессов) т. е. доказавшие, что они неправильно переписаны были из Козаков и посполигые, добились решения, что потомки лиц никогда вписанных, в компут должны был восстаионлеи и кОзадком звании, Опасение, что помещики при помощи властей взявших их сторону, постараются еще новернуть дело н свою пользу, привело крестьян в такое возбуждение при объявлении им решения, что они перебили всю номещичью семью.

19’

этого отчуждения подрывало их силу и стойкость в защите политических интересов, в борьбе за автономию Украины.

Центральное правительство пользовалось этою слабою стороной Старшины очень искусно. Как увидим ниже, при всякой атаке на автономию Украины, оно ударяло по струнам народных интересов, поднимало вопрос о злоупотреблениях старшины и необходимости их расследования и пресечения, об охране народа от этой старшинской эксплуатации и т. п. И старшина всегда уступала, боясь своим сопротивлением толкнуть центральное правительство еще дальше по тому же пути разрушения ее благосостояния. Те же факторы влияли и на образ действий отдельных представителей украинского «шляхетства»: уступчивые и угодливые могли рассчитывать на пожалование обширных имений, подтверждение своих благоприобретений и покрытие покровом снисхождение всяких, грехов по отношению к населению. Строптивых и упорных пугала перспектива следствия о неправильно захваченных землях, о несправедливом закрепощении «ищущих козачества» ит.п. Мало кто из украинской старшины не чувствовал собя уязвимым на пункте этих общесословных грехов и решался идти на ссору с правительством и его представителями.

В результате украинская старшина, хотя и не без сопротивлений, не без оппозиции, должна была в конце концов помириться с утратою автономии и превращением Украины в обыкновенные губернии. Взамен она получила права российского дворянства (в 1781 и окончательно — в 1785 г), ее экономические и сословные приобретения были санкционированы и нашли охрану в сильной полицейской организации империи. Крепостное право было формально утверждено {такое окончательное значение имели указы 1763 и 1783 гг., запрещавшие крестьянами переходить от одного помещика к другому), Центральное правительство помирилось на этой почве с «малыми тиранами», как называла украинских помещиков ими, Екатерина, издавшая все эти важные указы. Ценой интересов народа, которому петербургские политики оказывали такое сочувствие, когда нужно было терроризовать старшину, а в остальном покровительствовавшие и насаждавшие на Украине принципы крепостнических отношений тогдашней России, — было получено молчаливое согласие украинского общества на ликвидацию политического наследия гетманщины.