Записки о Петербурге. Жизнеописание города со времени его основания до 40-х годов X X века

Изо дня в день толпе, собиравшейся у дворца, внушали: надо все взять и поделить (по формуле булгаковского Шарикова); есть люди и целые классы, не имеющие права на жизнь. Определить «кровопийц» легко — это те, у кого можно что-нибудь отнять.

Опасным местом стал особняк Кшесинской: охотников послушать большевистскую проповедь все прибавлялось.

Многие горожане ускоряли шаг, обходя распаленную толпу. Тем поразильнее отвага Матильды Феликсовны Кше-синской, которая решила вернуть свой дом. В дни Февральской революции она покинула особняк: бывшей фаворитке императора могла грозить расправа. Но характер взял свое: она была решительна и не привыкла проигрывать. М. Ф. Кшесинская писала в «Воспоминаниях»: «После Февральской революции... я рискнула поехать... в Таврический дворец хлопотать об освобождении моего дома от захватчиков... Меня куда-то водили, всюду было накурено, на полу валялись бумаги, окурки, грязь была невероятная, ужасные типы шмыгали по всем направлениям с каким-то напыщенным, деловым видом». После Таврического дворца Кшесинская отправилась в свой дом: «Когда я вошла... меня объял ужас, во что его успели превратить: чудная мраморная лестница... была завалена книгами, среди которых копошились какие-то женщины. Когда я стала подыматься, эти женщины накинулись на меня, что я хожу по их книгам. Я не выдержала и, возмущенная, сказала им в ответ, что я в своем доме могу ходить как хочу».

Пока Кшесинская ужасалась разорению («чудный ковер, специально мною заказанный в Париже, был весь залит чернилами... из чудного шкафа была вырвана дверь» и т. д.), спутник балерины услышал, что солдаты сговариваются убить ее. Они поспешили уйти. Но Кшесинская не собиралась сдаваться: она обратилась в суд с требованием вернуть ей дом. Суд решил дело в ее пользу. Однако большевики и не думали освобождать его. «Проезжая как-то мимо своего дома, я увидела Коллонтай разгуливавшей в моем саду в моем горностаевом пальто. Как мне говорили, она воспользовалась и другими моими вещами...» — вспоминала М. Ф. Кшесинская. Она уехала из Петрограда 13 июля 1917 года и еще успела узнать, что большевиков вышибли из ее особняка. После июльской попытки свергнуть Временное правительство Ленин и его окружение скрылись. Здание заняли правительственные войска: на этот раз в доме разместился самокатный батальон!

Пьянящий восторг свободы, беззлобная радость первых дней революции постепенно вытеснялись жаждой мести «проклятому прошлому». Разгул черни сопутствует всякой смуте. Одно из гнусных его проявлений — глумление над побежденными. 8 марта Николай II был арестован. Его вместе с семьей поместили в Царском Селе. «В парке за оградой, под присмотром часовых, малорослый полковник в защитной шинели, с зеленовато-бледным припухшим лицом... ворошит в снегу лопатой — расчищает дорожки. А посреди Дворцовой улицы, нарушая все правила этикета, расхаживает чудом уцелевший петух... Долго ли ему жить и кому дольше — ему или полковнику — неизвестно» (Э. Ф. Голлербах. «Город муз»).

В марте-июле 1917 года, пока императорская семья находилась в Царском Селе, охрана сдерживала натиск глумливого сброда, собиравшегося у парка. Из толпы неслись оскорбления и все чаще — угрозы. «Вчера в Миниатюре — представление Распутина и Анны Вырубовой. Жестокая улица... Публика (много солдат) в восторге», — записал А. А. Блок 1 июня 1917 года. Доверенное лицо и подруга императрицы А. А. Вырубова так же, как и царские сановники, в это время находилась под следствием Чрезвычайной следственной комиссии. Комиссия, учрежденная Временным правительством, с трудом ограждала подследственных, заключенных в Петропавловской крепости, от произвола охраны. «С утра я... в Петропавловской крепости, разговаривал и слушал разговоры солдат. Стрелки убили сапера за противуленинизм (на днях в крепости), всячески противятся выдаче еды заключенным» (А. А. Блок. «Дневник»).

Победившая революция решила почтить память своих героев. Но каким образом? Похоронить их на Дворцовой площади! Горький и Шаляпин были в числе людей, воспротивившихся этому: «Совет рабочих депутатов решил хоронить убитых революционеров на площади Зимнего дворца. Под самыми окнами — в укор императорам! Это было бессмысленно уже просто потому, что в Зимнем дворце никаких императоров уже не было...

Жертвы революции должны быть похоронены под окнами тиранов! Мы отправились к Керенскому, бывшему в то время министром юстиции. Мы просили министра воспрепятствовать загромождению площади Зимнего дворца... Керенский с нами согласился... Площадь Зимнего дворца удалось отстоять», — вспоминал Ф. И. Шаляпин. Многое мы повидали — даже зиккурат с мумией на Красной площади в Москве. Но Дворцовую, превращенную в кладбище, все же трудно представить.

23 марта на Марсовом поле были торжественно похоронены 184 человека, погибшие в дни Февральской революции. В 1918 году Марсово поле переименовано в площадь Жертв революции. А впрочем, кладбищенская земля и ряды могил на Дворцовой — это было бы символично. Все чаще казалось, что Петербург теперь — не для жизни. 1ород менялся на глазах: улицы давно никто не убирал, и ветер носил мусор — газетные обрывки, листовки. Но больше всего подсолнечной шелухи. Петроград лета 1917 года засыпан ею. Лузганье семечек — отрада деревенских посиделок, шик слободских гуляний. Новые хозяева города непрерывно грызут их и сплевывают шелуху — на торцы мостовых, паркеты дворцов, гранит набережных. Заплеванный город с кладбищем на Дворцовой... С продовольствием все хуже, все чаще гаснет свет — перебои с электричеством.

В начале июля город снова сотрясают волнения. Но они не похожи на «солнечную метель» февральских дней: «Ночью рабочие подкатили на грузовике... 4ри грузовика наполнились людьми, которые с криками укатили в город... По слухам, сегодня вышел вооруженный Московский полк... Какая душная ночь, скоро час, а много не спящих людей на улице, галдеж, хохот, свинцовые облака. Дельмас, воротясь домой, позвонила: на улицах говорят „Долой Временное правительство!“, хвалят Ленина... На дворе — тоскливые обрывки сплетен прислуги», — записывал 3 июля Блок.

3 — 4 июля в городе стрельба (большая часть петроградского гарнизона осталась на стороне правительства), заводы остановлены, трамваи не ходят. Зато носятся грузовики с пулеметами и вооруженными людьми. Большевики организовали попытку свержения Временного правительства. У дворца Кшесинской непрерывный митинг, среди ораторов — Ленин.

4 июля на демонстрацию вышло почти полмиллиона человек. По ним открыли огонь: на углу Садовой улицы и Невского, на Литейном и Владимирском проспектах. Жертвы были с обеих сторон. 5 июля в городе введено военное положение. С фронта прибыли верные правительству войска. «Теперь они нас перестреляют. Самый для них подходящий момент», — говорил в этот день Ленин. Однако демократическая власть старалась неукоснительно соблюдать законность. 6 июля Временным правительством отдан приказ об аресте Ленина. Газеты сообщали, что попытка переворота организована на немецкие деньги, обвиняли большевиков в подрывной деятельности в пользу Германии. Многих большевиков арестовали, но в сентябре-октябре освободили под залог. Арестовать Ленина было несложно (правительство располагало сведениями о том, где он скрывается), но этого не сделали. Мятеж был подавлен.

И все же удушливый запах надвигающейся беды стоял над городом — в самом буквальном смысле. Лето выдалось жарким, в окрестностях Петрограда горел торф. Заводские дымы смешивались с едким запахом гари. «А гарь такая, что, по-видимому, вокруг всего города горит торф, кусты, деревья. И никто не тушит... Желто-бурые клубы дыма уже подходят к деревням, широкими полосами вспыхивают кусты и травы, а дождя Бог не посылает, и хлеба нет, и то, что есть, сгорит. Такие же желто-бурые клубы, за которыми тление и горение (как под Парголовым и Шуваловым, отчего по ночам весь город окутан гарью), стелются в миллионах душ, пламя вражды, дикости, татарщины, злобы... то там, то здесь вспыхивает; русский большевизм гуляет, а дождя нет, и Бог не посылает его», — писал А. А. Блок.