Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века

Аншлаг больно ударил и по любителям посещать спектакли на дармовщину. Упомянутый выше Ванька Белые Усы жаловался приятелям: «Намедни зашел к Коршу, так принужден был в проходе стоять, так как не только дарового места не было, а и за деньги не нашлось ни одного свободного... Я ведь в театры за вход никогда не плачу, у меня и антрепренеры приятели, и кассиры, и капельдинеры даже, и контрамарки не беру, а так вхожу и сажусь, где свободное место...»

Москвичи, не имевшие столь обширных знакомств в театральном мире, поступали обычным порядком – покупали билеты. Чтобы попасть, например, на спектакль Большого театра, очередь в кассу традиционно приходилось занимать задолго до рассвета. Тем, кому не хотелось тратить время на многочасовое ожидание, всегда были готовы прийти на помощь «барышники» – спекулянты билетами.

В начале XX столетия билетами за двойную цену торговали «красные шапки» – рассыльные, дежурившие возле театрального подъезда. Современник отмечал, что возле Художественного театра «барышников» не было, поскольку подпольная торговля билетами была сосредоточена в находившейся рядом овощной лавке. Со временем в Москве появились профессиональные «барышники», которых называли «якупчиками» и «жужжалками». В 1914 году газета «Голос Москвы» писала о них:

«"Якупчики" – аристократия барышников. Они так называются по имени главного барышника.

«Жужжалки» – парии. Это те несчастные, которые дрогнут на морозе день и ночь и с таинственным видом предлагают проходящим мимо театра:

– Вам билетик на сегодня? Или на бенефис?

Они же стоят в очереди у кассы. Если тот, которому предлагают, враг барышничества и вздумает позвать городового, чтобы отправить предлагавшего в участок, то из этого ровно ничего не выйдет: при обыске у «жужжалки» никаких билетов не найдут.

Если же проходящий пожелает получить билет, то «жужжалка» ведет его в Охотный Ряд или куда-нибудь под ворота и просит ждать, а сам бежит в трактир «Лондон» и вызывает оттуда «якупчика», приводит его под ворота, где и происходит продажа билета.

«Якупчик», наживший сумму на продаже билета, дает несколько копеек за комиссию «жужжалке», который только этими грошами и питается.

«Барышников» в Москве более ста. Они почти все известны полиции, которая, впрочем, ограничивается только составлением протоколов, передающихся мировому судье Лубянского участка. Судья их штрафует крупно, но «барышникам» штрафы нипочем:

– Недорого! – говорят и платят штрафы с огромных барышей.

«Жужжалки» отсиживают, но они попадаются редко.

Недавно судили одного из крупных «барышников» за оскорбление городового на посту. Мировой судья приговорил его к штрафу в 20 рублей. «Барышник» тут же вынул толстый бумажник и спросил судью:

– Позволите уплатить сейчас?

Но судья не принял штрафа, пока приговор не войдет в законную силу. А к этому времени «якупчик» наторгует сотни рублей и приготовит новый штраф.

Так благоденствуют в Москве театральные «барышники»».

Несколько раз власти пытались пресечь спекуляцию театральными билетами. В 1910 году с этой целью были привлечены агенты сыскной полиции. После трех месяцев наблюдений они выявили всех «барышников» (около 50 человек) и вскрыли их систему конспирации. Полученные сведения позволили полиции арестовать главаря спекулянтов – «клинско-го мещанина» Ш. У. Якубчика, носившего кличку Король и считавшего себя абсолютно неуязвимым. Во время обыска у него на квартире были обнаружены бумаги, из которых стало известно, что месячный доход главного «барышника» достигал порой свыше полутора тысяч рублей, а в год он «зарабатывал» 10—15 тысяч.

На суде выяснилось, что некоторые соратники Якубчика «кормились» возле касс Большого театра не один десяток лет. Кто-то из них уже по два, по три раза представал перед мировым судьей, но отделывался штрафами от 15 до 45 рублей. «Жужжалкам», не имевшим средств для уплаты штрафов, приходилось отбывать арест. Посадку «в казенный дом» они оттягивали всеми правдами и неправдами до лета – до окончания театрального сезона.

Несмотря на операцию, блестяще проведенную сыскной полицией, спекулянты продолжали свое малопочтенное, но доходное занятие. Об этом свидетельствует приказ градоначальника Адрианова, изданный в начале 1914 года. Чтобы не допускать барышничества, приставу 3-го участка Тверской части предписывалось «назначать на дежурство под колонны Большого театра ежедневно отличенных наибольшим доверием начальства городовых 1-го разряда».

По старой московской традиции выход в театр, кроме желания насладиться зрелищем, был связан со стремлением «себя показать». Появление на людях позволяло дамам блеснуть новыми туалетами и драгоценностями, при этом любое отступление от общепринятых норм подвергалось осуждению. Городской хроникер как-то отметил забавный случай, произошедший в Большом театре: «декаденствующая дама» появилась на людях в платье с громадными вырезами спереди и сзади, напудренная «во вкусе маркиз Людовика XV», да еще в парике соломенно-желтого цвета. «За бедной дамой ходили буквально как за белым слоном, – сообщал репортер, – забегали вперед, заглядывали, фыркали чуть не в лицо... »

Описание публики, столетие назад собравшейся на премьеру в Интернациональном театре, оставил нам фельетонист газеты «Русское слово»:

«Налицо, конечно, „вся Москва“...

Правильнее: сливки «всей Москвы», fine fleur [129]«всей Москвы»: лорд Косорылов с Маросейки, мистер Персиков, эсквайр, с Тверской-Ямской, лэди Белотелова с Таганки, баронет Попрыгунчиков-fils [130]с Воздвиженки... et cetera et cetera... [131]

В бельэтаже – обычный «цветник»: дамские туалеты способны помрачить рассудок обыкновенного смертного, бриллианты, «доводящие ум до восторга», – ослепить своим блеском...

В партере – «фрачная» молодежь, краса и гордость Белокаменной, в амфитеатре – пиджачная интеллигенция...

И так из года в год – каждый сезон! [...]

В антракте – «causerie mondaine» [132].

– Знаете ли, эти нюансы... неуловимые нюансы, – тянет баронет Попрыгунчиков-fils, соблазнительно изгибая торс перед миссис Персиковой, – чисто парижская манера оттенять эти неуловимые нюансы... Когда я был в Париже... Chez nous a Paris... так вот, в «Moulin rouge»...

– О! Это несомненно! Манера играть – это... это... – говорит миссис Персикова и думает: «А все же до итальянца тебе далеко – не тот коленкор, как ни изгибайся»».

Стоить упомянуть, что столетие назад как буфеты, так и гардеробные театров находились в аренде у частных лиц. Сдать на хранение верхнюю одежду стоило 20 копеек. Буфеты также отличались высокими ценами.

В своих мемуарах Н. А. Варенцов упоминал о знакомом купце-миллионере, который предпочитал в театр приносить яблоки с собой, а не платить за них втридорога.

Феерическим зрелищем был разъезд зрителей после окончания спектакля. Чтобы хоть как-то упорядочить мешанину из экипажей и автомобилей возле выхода из театра, каждый раз назначали специальный наряд полиции во главе с офицером. Здесь же дежурили специальные посыльные, которые за небольшое вознаграждение разыскивали нужный экипаж и передавали кучеру приказ хозяев «подавать» к подъезду.

Блюстителям порядка, дежурившим возле Большого и Малого театров, заодно было приказано следить за тем, чтобы возле подъездов находились торговцы афишами, имевшие фуражки и бляхи с надписью: «афишер типографии Императорских московских театров». «Зазывал» в другие театры полагалось «привлекать к законной ответственности».

Забота о привлечении зрителей, особенно в частных театрах, существовавших как коммерческие предприятия, заставляла антрепренеров как можно чаще обновлять репертуар. Так, в театре Корша премьеры происходили каждую неделю. Если пьеса пользовалась успехом у зрителей, ее оставляли в репертуаре, если проваливалась, быстро заменяли новой. Театральные спектакли, поставленные на поток, сто лет назад породили явление, отмеченное Н. Вильде: