Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века

Какая-то институтка выражала сожаление:

– Как жаль, что города не строят в деревне.

В конце концов, это не так уж парадоксально. Практичные англичане уже почти подошли к разрешению мечты наивной институтки и провозгласили лозунг:

– Работать в городе, жить в деревне.

Культурные в смысле благоустройства пригороды, при наличности хороших, быстрых и удобных путей сообщения, могут разрешить эту заколдованную задачу, вывести горожанина из городской тюрьмы на свободу.

Городские удобства!

Вот я сейчас сижу за своим письменным столом, а за стеной кабинета почти ни на минуту не прекращается какое-то унылое завывание. Это работает подъемная машина. Весьма полезное и почтенное изобретение, но черт меня побери, если мне доставляет хоть малейшее удовольствие слушать этот непрекращающийся вой.

В окно, несмотря на двойные рамы, доносятся оглушительные звонки трамваев и чудовищный, необыкновенный рев автомобилей. Я знаю – это все блага культуры, но иногда мне начинает казаться, что трамваи и автомобили ездят по моей голове, и тогда меня неудержимо тянет в какой-нибудь Сарапул, от которого три года скачи, ни до какого государства не доскачешь, и где – какое блаженство! – нет ни подъемных машин, ни трамваев, ни автомобилей, калечащих не только тела, но и души. [...]

Если нельзя убежать от города навсегда – от большого города, – то в самом деле необходимо подумать о создании таких условий, которые помогли бы горожанину вырваться из этого ужасного рабства.

Тут единственное спасение: развитие пригородов.

У нас они есть, но либо в состоянии совершенно первобытном, либо к тому еще с такими невозможными средствами сообщения, что скорее доедешь до Петербурга, чем до какого-нибудь московского «пригорода». Но рано или поздно сама жизнь настойчиво потребует разрешения этого вопроса, потому что должен наступить момент, когда жизнь в городе, да еще в его центре сделается абсолютно невозможной.

Город – создатель великих ценностей – в то же время жестокий эксплуататор духа, и должен наступить момент великого бунта против городского гнета».

Откликом на эти настроения стал проект, возникший в 1913 году и получивший название «Город-сад на Ходынском поле». Он предусматривал строительство на Ходынке небольших, в два-три этажа, домов с просторными квартирами и озеленение прилегавшей к ним территории. Кроме технических параметров, городские власти тщательно разрабатывали условия, которые не позволили бы спекулянтам погреть руки на строительстве и перепродаже этих домов – подразумевалось, что участниками проекта станут лишь сами будущие жители «города-сада».

В тот же период Городская дума поставила перед собой задачу добиться корректировки утвержденного императором, но уже устаревшего плана развития Москвы. Предстоящие изменения были определены в подготовленном Городской управой докладе «Об общем плане улучшения жизненных условий в гор. Москве».

Все эти начинания были прерваны Первой мировой войной.

Но пока она не началась, москвичи развлекались, как могли.

Развлечения

Отдохнув после трудового дня, Москва любит повеселиться, – делился наблюдениями в 1901 году А. А. Осипов, автор очерков о ночной жизни города. – Все эти деловые люди, купцы, мануфактуристы, банкиры и биржевики, у которых днем вы не увидите и тени улыбки на лице, с наступлением вечера становятся совершенно иными. Одевшись в летние костюмы, раскинувшись в своих колясках, несутся они коротать вечер...»

Сто лет назад просмотр очередного телесериала еще не приковывал москвичей к диванам (в ту пору такую форму досуга не могли вообразить даже самые смелые писатели-фантасты), поэтому обыватели каждый вечер искали развлечений за пределами своих жилищ. Провести весело свободные часы считалось нормой жизни. Те, кому это не удавалось из-за необходимости трудиться ради дополнительного заработка – мелкие служащие, приват-доценты, учителя, – вызывали снисходительное сочувствие.

Существовала и другая категория – люди, посвящавшие все свое время исключительно развлечениям. Богатые бездельники, окруженные прихлебателями и женщинами «полусвета» («демимоденками», как тогда говорили), представители художественной богемы составляли так называемую «веселящуюся Москву». Одни из них мелькали подобно метеорам: спустив за короткое время свои и чужие деньги, они либо садились на скамью подсудимых, либо кончали жизнь самоубийством. Другим удавалось прожить долгий век.

Среди них были довольно разные люди: начиная от Н. П. Рябушинского («Николаши», как его звали в свете), растратившего свою долю огромного семейного состояния еще до Первой мировой войны, до некоего Ивана Ивановича Емельянова, который «подобно птицам небесным не сеял, не жал», но всю жизнь провел за столиками фешенебельных ресторанов и на трибуне ипподрома.

Емельянов-отец владел текстильной фабрикой и на Парижской выставке за свою продукцию получил золотую медаль. Сын же прославился тем, что под прозвищем Ванька Белые Усы был известен «всей Москве» и мог организовать застолье на самый придирчивый вкус, а из купеческого «облома» за короткий срок сделать светского человека. О встрече с ним после революции возле закрытого ресторана «Яръ» поведал В. А. Гиляровский в рассказе «Фогобал».

Ядро «веселящейся Москвы» составляла «золотая молодежь». В большом газетном обзоре «Москва в 1914 году» о ней говорилось следующее:

«...Среди махровых цветов московской жизни не последнее место занимают родные братья фонвизинского Митрофанушки, современные недоросли. Но прежний тип недоросля из дворян подвергся уже коренному изменению.

Во-первых, в наш демократический век недоросль стал всесословным, а во-вторых, он теперь горд и величает себя: – Я – представитель «золотой молодежи». Повинуясь веку, Митрофанушка XX века стал образованнее своего прототипа. Он уже не уповает только на извозчиков, а понимает кое-что и в географии. Особенно хорошо знает Европу. Недурно считает и имеет приличный почерк – настолько приличный, что экспертам в окружном суде приходится иногда немало стараться, чтобы установить подлог.

«Как денди лондонский одет». Современный недоросль отличается, впрочем, от остальных молодых людей не костюмом. Особый отпечаток носят его лицо, прическа и манеры.

Безбородое лицо с коротко подстриженными, по-американски, усами, прямой пробор и сзади подбритая шея, подозрительная яркость губ, слегка подведенные глаза, общая противная развязность и наглый взор.

Чем и как живут эти шикарные люди?

– Кто ты, прелестное дитя?

Наша современность выработала ироническое правило вежливости:

– Не спрашивай у женщины, сколько ей лет, и у молодого человека, чем он живет...

Действительно, тот образ жизни, который ведет золотая молодежь, стоит очень и очень больших денег. В балете, на премьере, в дорогом ресторане, на вернисаже выставки, на бегах – везде и всюду в первых рядах, на видных местах можно увидеть целый выводок митрофанушек разных возрастов и положений.

Они судят одинаково с неподражаемой грацией и легкостью о стальном носке Гельцер, о картине Коровина, о шансах Бревбоя и т.д.

Один старый москвич, наслушавшийся показаний на Степановском процессе, говорил с ужасом о московских современных митрофанушках:

– Боже! Ведь это же настоящие апаши...

Откуда же черпают средства «милые» молодые люди?

Бега, скачки, клубы и женщины служат главнейшим источником их дохода. Каждый недоросль прекрасно осведомлен о закулисной жизни конюшен и свой человек среди наездников и жокеев... «Верная лошадка» дает довольно приличный доход, а вечером «денди» отважно понтирует в каком-нибудь захудалом клубе. Ночь – в загородном кабаке или в шантане, где Митрофанушка свой человек.