Рабство и данничество у восточных славян

Историки на разный лад толкуют фразу летописца «мира деля». В. Н. Татищев, например, так судил о ней: «Сей же Олег... устави варягом, бывшим по рукою его, давати от Новагорода по триста гривен в год покоя ради».¹²⁴ В примечании к данному тексту он выражается яснее: «Варягам под рукою его (Олега. — И. Ф.). Дань, разумеется, в жалованье, или корм, сим далеко от домов отлученным войскам».69 По Татищеву, следовательно, дань, назначенная Олегом, суть жалованье варягам, оберегающим безопасность Новгорода. Аналогично, хотя и мудренее, говорил И. Н. Болтин, доказывая, что «Олег на Новгород дани не накладывал, а определил токмо в жалованье Варягам, сущим или в подданстве его, или яко союзным, производить ежегодную по триста гривен из податей, собираемых с Новгородской области».¹²⁶ В согласии с В. Н. Татищевым рассуждал и М. В. Ломоносов, у которого «Олег, радея о благосостоянии себе порученных народов, начал строить городы и установлять порядочные дани. Во первых, Варягам Россам на содержание учредил, чтобы Новгородцы платили по триста гривен на год...».¹²⁷ Эти представления историков XVIII в. перешли в историографию следующего столетия.

«Славяне, Кривичи и другие народы, – читаем в Истории Государства Российского Карамзина, — должны бы ли платить дань Варягам, служившем в России: Новгород давал им ежегодно 300 гривен тогдашнее ходячею монетою Российскою... Сию дань получали варяги, как говорит Нестор, до кончины Ярославовой: с того времени летописи наши действительно уже молчат о службе их в России».¹²⁸ По Г. Эверсу, «выражение, что Новгородцы платили наложенную на них дань Варягам мира деля, ничего более не означает как "в возмездие за мир", который Варяги доставляли им своею службою».¹²⁹ В том же духе высказывались С. М. Соловьев и К. Н. Бестужев-Рюмин. Новгородцы, полагал С. М. Соловьев, «были особо обязаны платить ежегодно 300 гривен для содержания наемной дружины из варягов, которые должны были защищать северные владения».¹³⁰ К. Н. Бестужев-Рюмин видел в варягах, получавших ежегодно 300 гривен, членов княжеской дружины, которая жила отчасти в Киеве, отчасти в Новгороде.¹³¹ По проторенному названными историками пути шел М. К. Любавский, говоря о Новгороде, где «княжеские посадники, со времен Олега и до смерти Ярослава, собирали дань и отдавали ее частью варягам и вообще княжеским дружинникам, а частью отсылали в Киев».¹³² Однако в дореволюционной науке имели место и отклонения от историографической традиции, начатой В. Н. Татищевым.

Ю. А. Гагемейстер отмечал, что «в княжение Олега упоминается в первый раз о налогах, распределяемых на твердом основании». Князь Олег, обосновавшись в Киеве, «установил новый порядок во оставленных им странах, которые он почитал себе совершенно подвластными, и таким образом дань, платимая до тех пор Варяго-Руссам Славянами, Кривичами и Мерями сделалась определимою податью. Летописец выражает сие словом "уставить" вместо наложить, употребляемого им при возложении дани на вновь покоренные народы».¹³³

По-своему осмысливал летописное известие об установленной Олегом дани варягам Н. А. Полевой: «Новгороду определено было платить Варягам для поддержания мира 300 гривен серебра ежегодно. Не можем изъяснить сей дани иначе, как только тем, что Новгородцы получили первые основания своей независимости, заключили договор и обязались платить Олегу 300 гривен за себя, Чудские, Белозерские и Изборские области, над коими получили особенную власть, без посредства Олеговых наместников».¹³⁴

«Что значит мира деля?» — спрашивал К. С. Аксаков. «Для того ли, чтобы Варяги защищали Новгород, составляли его дружину и берегли его мир? Но такое объяснение, кажется нам, несколько натянуто; такого сложного понятия не может высказывать это выражение. Кажется, проще понять, что Новгородцы платили эту сумму или для союза (мира) с Олегом, или для мира, чтобы сохранять мир, то есть чтобы им самим жить в мире. С кем? — Конечно же с Олегом, который их оставлял в покое».¹³⁵

Наиболее удачное объяснение, на наш взгляд, дал М. П. Погодин, разумеющий под варягами, получавшими ежегодно 300 гривен, «Варягов заморских, т.е. тех самых, которые в 859 году имаху дань из-за моря на Словенах, Кривичах, Мери, — тех самых, для защиты от которых призваны были племенами Рюрик, Синеус и Трувор». Выражение «мира деля» означает, по Погодину, лишь одно: «Новгородцы обязались платить по 300 гривен с условием, чтоб варяги не нападали на них, как прежде».¹³⁶ В направлении, указанном М. П. Погодиным (но с явным стремлением подвести под события договорное правовую основу и тем придать им вид законности) продвигался А. В. Лонгинов, рассматривавший уплачиваемую Новгородом дань в плоскости международных отношений руси и варягов. Он привлек сведения Иоакимовской летописи о заключении «старейшиною словен Гостомыслом» мира с варягами и с учетом этого обстоятельства определял значение слов «мира деля», которое, по его мнению, заключалось в ежегодной выдаче варягам дани «ради соблюдения или для сохранения мира». Такого рода «добровольные соглашения», поставленные на «почву правовую», казались А. В. Лонгинову «наиболее могучим двигателем в образовании Русского государства».¹³⁷

Все приведенные выше мнения дореволюционных исследователей проникли в советскую историческую науку, разойдясь по сочинениям тех или иных ученых. Так. Б. Д. Греков шел вслед за Ю. А. Гагемейстером: «Олег "нача городы ставити", т. е. укреплять новые свои владения и упорядочивать отношения с входимшими в состав государства народами, и "устави дани словенам и кривичем и мери и устави варягам дань даяти от Новгорода гривен 300 на лето мира деля". Дань платят покоренные народы своим победителям. Таково первоначальное значение этого термина. Но с какого-то времени этим термином начинает обозначаться не только военная контрибуция, но и подать, систематически взимаемая и определяющая гражданское положение ее плательщиков по отношению к государству. Заметим, что ни один из упомянутых "Повестью" народов не был завоеван Олегом: ни словене, ни кривичи, ни меря. Необходимо в связи с этим отметить также технический термин, примененный автором "Повести", в данном случае "устави" (а не "возложи", как это тут же говорится о покоренных народах). Это значит, что Олег в данном случае действует не как военная власть, а как правитель государства, определяя повинности своих подданных».¹³⁸

По П. И. Лященко, князь Олег здесь, напротив, действует как завоеватель: «Воинственный Олег, завоевав чудь, мерю, весь, утвердившись в их городах, облагает данью подвластных ему словен, а с Новгорода "ради мира" устанавливает дань в 300 гривен в год, которая платилась до смерти Ярослава».¹³⁹

Посредством соединения двух точек зрения (Гагемейстера—Грекова, с одной стороны, Татищева и его последователей,— с другой) решал вопрос В. В. Мавродин. Исследователь писал: «Б. Д. Греков совершенно справедливо обратил внимание на терминологию летописного рассказа. На словен, кривичей, мерю Олег дань "устави", а не "възложи", а это различие весьма существенно, так как в летописи термин "устави" употребляется в смысле узаконения, установления определенного порядка, закона, тогда как слово "възложи" употребляется в смысле наложения дани на покоренные народы, что имеет место и по отношению к деятельности Олега... На северо-западе и на северо-востоке Олег действует не как завоеватель, а как государственный деятель, определяющий повинности и обязанности своих подданных».¹⁴⁰ Что касается выражения «на лето мира деля», то оно «означает вознаграждение княжеской Наемной дружине ("tributum, quod mir vocatur"), явление, характерное и для норманнов и для западных славян». ¹⁴¹

В соответствии с традицией, восходящей к В. Н. Татищеву, воспринимал олегову политику В. Т. Пашуто: «Место варягов в новой государственной структуре видно из размера дани, которую определил им Олег, — она шла не от всей Руси, а лишь от Новгорода: "устави варягом дань даяти от Новгорода" в размере 300 гривен в год "мира деля". Эта дань — плата стоявшему в Новгороде варяжскому служилому корпусу, который позднее перекочует через Киев в Константинополь».¹⁴²