Рабство и данничество у восточных славян

Аналогичное толкование данного текста до А. П. Новосельцева предлагал Б. Д. Греков, стремившийся пересмотреть «обычное понимание некоторых слишком хорошо знакомых мест летописи. К числу их относится и известное место под 859 г. о том, что "козари имаху на лолянех и на северех и на вятичех, имаху по белей веверице от дыма". Но не правильнее ли будет читать этот текст так, как он написан в Ипатьевской летописи "по беле и веверице", где "бель" может быть понимаема и как серебряная монета? Тогда наше представление об этих племенах и характере их обложения представится нам в другом свете».⁹⁰

О серебряной монете и белке рассуждал также М. И. Артамонов, хотя и не был вполне уверен в своем предположении: «Взимание хазарами дани со славян Деньгами весьма сомнительно, так как денежное обращение предполагает известную товарность хозяйства, чего явно не было у носителей роменско-боршевской культуры. Доказательством последнего может служить весьма ограниченное количество монетных кладов IX-X вв. в областях славян, подвластных хазарам. Монетные клады более раннего времени (VIII в.) в них вообще неизвестны».⁹¹ К этому последнему отмеченному М. И. Артамоновым обстоятельству необходимо добавить еще и то, что предания об обложении данью тех или иных покоренных племен IХ-Х вв. «были записаны рукою городского летописца в середине XI в. и потому могут больше характеризовать современную ему действительность, чем точно воспроизводить факты, относимые за 200 или за 100 лет назад: по-видимому, упоминаемые в его записях разнообразные формы дани бытовали еще и в XI в. Преимущественно это — натура. "белая веверица", якобы взимавшаяся "от дыма" в середине IX в. варягами с северных славяно-финских поселений и хазарами с южнорусских племен; "черная куна" взимавшаяся будто бы Олегом с древлян».⁹²

В Никоновской летописи находим разночтение сравнительно с Повестью временных лет, которое можно считать либо исправным вариантом соответствующего текста, либо осмыслением позднего летописца. Однако в любом случае оно представляет для нас большой интерес и значительную ценность. Вот оно: «Козари имаху дань на Полянех, и на Северянех, и на Вятичех по беле, рекше по векше, с дыма».⁹³ В древнерусском языке векша — это не только денежная единица, но и белка, мех белки.⁹⁴ Примечательно также известие В. Н. Татищева, по которому хазары «брали от полян, северы, вятичь и протчих по белке от дыма и по веверице (ласка или горностай)».⁹⁵ Похоже, хазары, действительно собирали дань с восточнославянских племен (в том числе полян) мехами, т. е. натурой, а не деньгами.⁹⁶ О дани мехами говорят восточные авторы, в частности Ибн Фадлан: «На царе "славян" [лежит] дань, которую он платит царю хазар: от каждого дома в его государстве — шкуру соболя».⁹⁷ Единицей обложения, по свидетельству летописца, был «дым». Что скрывалось за «дымом»?

Н. М. Карамзин отождествлял «дым» с «домом».⁹⁸ Сходный взгляд у Ю. А. Гагемейстера, который за «дымом» видел хозяйство, дом.⁹⁹ При этом он говорил: «Очаг, дымовая труба, в первобытном состоянии, и особенно в северных краях, означает наилучшим образом жилище человеческое; очагом на всех языках именуется сборище семейства; клубящийся дым издали уже извещает об оном, служа путеводителем заблудившемуся страннику и корыстолюбивому воину».¹⁰⁰ Ю. А. Гагемейстер отличал «дым» от «двора», полагая, что «дворы» находятся только у народов, достигших уже некоторой степени образованности.¹⁰¹ По В. О. Ключевскому, летописный «дым» покрывал избу.¹⁰²

Разные суждения о «дыме» высказывались и в советской историографии. Согласно Б. Д. Грекову, «дым или дом, — это, несомненно, оседлое хозяйство — очаг, двор, индивидуальное хозяйство, поскольку облагается как особая хозяйственная единица».¹⁰³ Похожим образом рассуждал О. М. Рапов: «Термином «дым» в древней Руси обозначался дом, имеющий очаг, фактически отдельное хозяйство, расположенное на определенной территории».¹⁰⁴ Д. С. Лихачев разглядел в «дыме» отдельную семью,¹⁰⁵ правда, непонятно, какую: большую или малую. Контуры дома и семьи просматривались в «дыме» М. И. Артамоновым.¹⁰⁶ «Как известно, "дым" единица обложения индивидуального, а не коллективного хозяйства, она дожила в русской сельской общине до XX в.», — утверждал И. И. Ляпушкин.¹⁰⁷ Если учесть, что хозяйственной ячейкой восточнославянского общества И. И. Ляпушкин считал малую семью, то становится ясно: за «дымом» у исследователя скрывалась малая семья. Ее обнаружил и В. В. Мавродин, приняв «дым» за парцеллу — малую семью с характерным для нее индивидуальным хозяйством.¹⁰⁸ Мысль о «дыме отдельном хозяйстве малой семьи проводил д. В. Чернецов.¹⁰⁹ Ее разделяет М. Б. Свердлов. «В историографии, - отмечал он, - существует большое число мнений о содержании понятия "дым". Все они имели равные основания, пока не был археологически исследован характер восточнославянских поселений и жилищ IХ-Х вв. В результате исследований было установлено, что восточнославянские поселения состояли из отдельных жилищ (10-20 кв. м), причем дворы и усадьбы не прослеживаются. В таких жилищах, приблизительно равных по площади и одинаковых по конструкции, была печь, которая топилась по-черному. Она служила для приготовления пищи и обогрева дома. Таким образом, по археологическим материалам устанавливается тождество понятий "дым" и "дом". Показательно, что у булгар на Волге, живших в сходных со славянами природных условиях, в начале X в. царю булгар ежегодно платилось по шкурке от каждого дома. Такой же была дань булгар хазарскому кагану. Поэтому известия Повести временных лет следует понимать как сбор дани на поселениях от каждого дома-жилища».¹¹⁰ Дым-дом являлся вместилищем малой семьи, ведущей собственное хозяйство.¹¹¹

Взгляд на «дым» как малую семью не единственный в новейшей историографии. Существует мнение, что «дым» есть обозначение большой семьи. Его придерживался В. Т. Пашуто.¹¹² У А. Л. Шапиро «дым» —аналог «плуга» и «рала», т. е. окладных единиц, определявшихся «мощью не парной семьи, а семьи, состоявшей из двух или нескольких взрослых работников с женахми и детьми».¹¹³ С точки зрения Б. А. Тимощука, «в VIII. IX вв. основной хозяйственной единицей у восточных славян был дым — большая патриархальная семья».

Недавно А. П. Новосельцев истолковал термин «дым» разбираемого нами летописного текста как двор.¹¹⁵

Итак, дом, изба, двор, отдельное хозяйство, большая семья, малая семья —вот набор суждений о «дыме» Повести временных лет. Мы не можем согласиться ни с одним из них.

Слово «дым», как уже отмечалось, наряду с хозяйственным единством «характерным образом выражает и потребительское единство».¹¹⁶ Носителем же хозяйственного и потребительского единства был сперва род, а потом большая семья и малая. Какую из названных кровнородственных организаций следует связывать с восточнославянским «дымом»? Думается, с родом, поскольку восточные славяне VIII—IX вв. жили в условиях родоплеменного строя,¹¹⁷ прекратившего свое существование лишь на рубеже Х-Х1 вв.¹¹⁸ А это означает, что хазары, по свидетельству Повести временных лет брали дань у полян, северян и вятичей шкурками белок с каждого рода, занимавшего отдельное поселение (городище).¹¹⁹ Мы видим, как один этнос эксплуатирует другой посредством военного принуждения.

В то время, когда хазары властвовали над славянами, обитавшими в Поволжье и Поднепровье, на северо-западе восточнославянского мира господствовали варяги: «Имаху дань варязи из заморья на чюди и на словенех, на мери и всех, кривичех».¹²⁰ В Летописце Переяславля Суздальского говорится, что варяги собирали дань, «приходя из заморья».¹²¹ Едва ли следует сомневаться в вооруженном насилии пришельцев «из-за моря» над славянами и финнами. Именно так нас ориентирует рассказ летописца о том, что Олег «устави варягом дань даяти от Новагорода гривен 300 на лето, мира деля, еже до смерти Ярославле даяше варягом».¹²² Князь, стало быть, определил ежегодную дань варягам «ради сохранения мира».¹²³ Какой мир разумел летописец?