Арабо-израильские войны

Мы беспрепятственно проехали весь Порт-Фуад общим направлением на восток, и у самого последнего дома Мухаммед вдруг постучал по крыше кабины. Водитель затормозил и заглушил двигатель. «Дальше идем пешком», — сказал нам офицер.

Идти нам далеко не пришлось. Асфальт здесь уже кончился, и начинался рубеж обороны, в частности артиллерийская позиция. Чуть впереди и хорошо видимые стояли четыре орудия — те самые «пушки-полковушки» калибра 76 мм, которые мы до этого неоднократно видели в кинофильмах про Великую Отечественную войну. Стволы были зачехлены, над каждым натянута сетка. Тут же прохаживался часовой в каске и с АКМ на груди. Мухаммед подозвал его и поговорил с ним по-арабски. После этого он стал объяснять нам, что перед этой артиллерийской позицией, метрах в трехстах отсюда отрыты окопчики и там сидит стрелковое охранение (мы их не увидели). Дальше начинается «no man's land» (ничья земля). Она представляла собой довольно обширное ровное пространство, местами поросшее кустарником, там же располагались минные поля. «А вот на тех холмиках, отсюда где-то в четырех километрах, и сидят евреи», — завершил свой рассказ Мухаммед.

Бинокля у нас не было, чего-то подробней увидеть не удалось. Было очевидно, что экскурсия наша подошла к концу, и мы с Михаилом присели на большой камень перекурить напоследок. Чуть подальше группа солдат-артиллеристов жгла небольшой костер, очевидно готовя свой традиционный чай.

Прошло несколько минут. Вдруг мы заметили, что часовой, застыв на одном месте, приставил ладонь к глазам, загородившись от яркого солнца, и стал всматриваться на ту сторону. Постепенно я понял причину его интереса там возле дальних холмиков появился едва различимый столбик пыли, постепенно он стал «набирать силу», так что часовой оказался бдительным, а глаз его соколиным. И вдруг он куда-то исчез. При этом солдаты, кипятившие воду, также стали подниматься с земли и всматриваться на ту сторону.

Подошедший Мухаммед подтвердил наши предположения. Он сообщил, что солдат побежал звонить своему караульному начальнику, а тот столб пыли это конечно же еврейский автомобиль, а возможно и танк. После этого он заключил: «Я думаю, нам тут больше делать нечего, так что поехали…» Наверное, Мухаммед поступил достаточно мудро, хотя думаю, что появление нашего безобидного грузовика вряд ли вызвало какое-то излишнее волнение на той стороне. Уж бинокли и вся другая оптика у них всегда были наготове…

К вечеру мы вернулись в «свой» аэропорт и, тепло попрощавшись с командиром роты и его заместителем, уехали в Искандерию. Там провели последнюю ночь, а утром стали собираться на вокзал. Администратор долго жал нам руки, а торговец внизу приглашал приезжать почаще, обещая «самый теплый прием всем гостям из России». Так что будете в Алексе — заходите!

…Когда с Каирского вокзала мы на такси ехали домой, то какое-то тревожное чувство все сильнее охватывало нас. Выгрузившись, мы поняли, что наши опасения сбылись — городок «мадинат Наср» выглядел практически покинутым. Уже не возились в песочке детишки под присмотром своих мамаш «офицерских жен», не сидели в тени свободные от службы мужички, раскуривая свои любимые сигареты «Нефертити» и листая советские газеты недельной давности. Только ветер хлопал незакрепленными оконными ставнями да гонял по территории обрывки каких-то бумажек. Правда, прохаживался еще и неизменный часовой с карабином за спиной. Он было преградил нам путь, но услышав русскую речь, безмолвно пропустил внутрь.

На следующее утро поехали в свой штаб. Шлагбаум на въезде был снят, часовые отсутствовали вообще, а запыленные «газики» не дежурили на парковке. Дежурный майор был несказанно удивлен, когда мы представились.

Его первой реакцией было: «Я считал, что мы всех лишних отправили… а тут лейтенанты являются». Проверив наши документы, он стал рассуждать как бы сам с собой, но вслух: «Что же с вами делать? Военные рейсы уже прекращены… оформлять на гражданскую авиакомпанию — это целая канитель с документами и билетами. Вы как вообще-то? В Союз не очень рветесь? Ладно, пойдете работать на «радарный завод». Вот вам записка, найдете вечером у себя в «мадинате» в такой-то квартире майора Баранова, скажите, что я прислал, и пусть он вас у себя устроит».

Майор Баранов в принципе не был удивлен нашему появлению. С его слов, когда прошла горячка первых дней эвакуации, командование решило задержать кого можно до прояснения ситуации, чтобы не возить людей зря «туда-обратно». Часть из них была определена на «радарный завод», который в сущности представлял собой реммастерские, где ремонтировалась наша РЛС-техника. Итак, начиная со следующего утра нас забирал самый обыкновенный автобус ЛАЗ, вез на работу, и после 8-часового рабочего дня мы возвращались обратно.

К этому времени настроение у всех наших специалистов, оставшихся в Каире, было неплохим. Неопределенность и нервотрепка июля и августа прошли. Уже не посылали в дальние «окопные» командировки. Самое главное — резко улучшился все тот же пресловутый «жилищный вопрос». В связи с отъездом такой массы людей мы расселились «как надо», и теперь своя квартира была не то что у каждой семьи, даже у каждого холостяка. Только представьте чувства наших кадровых офицеров, всю жизнь мотавшихся по таежным гарнизонам да по всяким «точкам» на Крайнем Севере, юге или востоке нашей великой страны и вдруг получивших 3-4-комнатную квартиру в престижном районе Каира — в Гелиополисе, к которому относился «мадинат Наср».

Служащие КЭЧ — квартирно-эксплуатационной части — были необычайно вежливы и предупредительны. На все наши просьбы о перегоревших лампочках или замене баллона с газом на кухне они реагировали быстро и оперативно. Видимо, догадывались, что если уедут и эти русские, то им остается одна дорога — «на фронт». Что касается местных торговцев, то потеряв столь большой бизнес, они окружили оставшихся своим вниманием и любовью.

В таком же положительном ключе решались все вопросы и на работе. Нам даже прислали арабского переводчика капитана Ахмеда. Это был приятный улыбчивый мужчина в возрасте чуть старше тридцати. В первый рабочий день он удивил нас тем, что, представившись, подошел к каждому с рукопожатием и вопросом: «Ты меня хочешь?» Наши ухмылки были ему непонятны, и то же самое повторилось и на второй день. На третий день мы ему все-таки объяснили, что эта фраза по-русски означает нечто совсем иное, а правильно надо говорить «Я тебе нужен?» или еще лучше: «Могу ли я чем помочь?..» Но Ахмед был парень необидчивый, нашу поправку он воспринял правильно, и позднее мы много консультировались с ним, набирая необходимый словарный запас для объяснений с торговцами или таксистами. В свою очередь, он почерпнул от нас немало тонкостей из лексики «великого и могучего».

К первым дням нашего знакомства относился и другой эпизод: каждое утро мы наблюдали, как прибыв на работу, Ахмед извлекал из своего потертого портфельчика личное оружие — пистолет в холщовой кобуре, — затем закрывал его в сейф, ключ от которого прятал в нагрудный карман. Мы все-таки не утерпели и спросили: «Ахмед, а зачем пистолет возишь в портфеле?» Очевидно, не совсем поняв наш вопрос, он ответил так: «Так президент Садат сказал, что каждый офицер должен быть постоянно вооруженным». — «Ну, это понятно, правильно он сказал, но пистолет вообще-то носится на поясе или портупее». — «Понимаете, машины у меня нет, на работу я езжу трамваем, а там такая толчея… его же украсть могут, а в портфеле он лежит надежно». «А в сейф зачем прячешь?» — «А вдруг потеряется?..» Про толчею в каирских трамваях мы знали на собственном опыте, так что надо отдать должное — Ахмед поступал достаточно мудро и предусмотрительно.

Следующее объяснение с Ахмедом у нас получилось, представьте, по поводу супруги президента Садата. Если судить по фотографиям, то это была весьма эффектная женщина, с европейскими чертами лица, и некоторые говорили даже, что она не арабка, а то ли немка, то ли англичанка. Не проходило недели, чтобы фотографии Джихан Садат не появлялись на первых страницах каирских газет, причем она сопровождала мужа в поездках на передовые военные базы, вплоть до окопов. Услышав наши комментарии, Ахмед все-таки не утерпел и спросил: «А что это так вас удивляет?» В тактичной форме мы стали объяснять ему, что если жена президента сопровождает супруга на официальном приеме или банкете, то это все понятно, но спускаться в передовые траншеи («там, где мухи хуже «фантомов», — мнение одного из наших) — это не ее дело. Ахмед стал доказывать что-то обратное, говоря о роли женщин в современном Египте… Короче, общего языка мы тут не нашли.