Вожди и сподвижники: Слежка. Оговоры. Травля

Значит, рушится версия о насильственной смерти с помощью отравленного торта? Ведь именно устрашившись возможного разоблачительного выступления Крупской на ХVIII съезде, утверждают некоторые, Сталин отдал негласный приказ о физическом устранении строптивой вдовы Ленина. Туманный намек на эту причину скоропостижной смерти Крупской, последовавшей на другой день после ее семидесятилетия, содержится в публикации Шкерина «Поскребышев» в алма-атинском журнале «Литературный Казахстан». Шкерин вспоминает эпизод, когда он прямо задал по этому поводу вопрос бывшему помощнику Сталина. «Поскребышев… опасливо оглянулся по сторонам и, снизив голос, сказал: «Сколько мне известно, старух не расстреливали. Был слух, пускали в дело яд». Еще оглянулся и добавил: «А касательно Марии Ильиничны, я такому слуху не верю. Она, думаю, скоропостижно, как в газетах написано». Младшая сестра Ленина, как известно, скончалась в 1937 году при невыясненных обстоятельствах.

Троцкий тоже пишет: «Там, где маузер оказывался почему-то неудобен, Сталин прибегал к яду. На знаменитых московских процессах раскрылось с несомненностью, что в распоряжении Сталина имеется богатая лаборатория ядов и штат медиков, которые под видом лечения устраняют неугодных Сталину лиц. Врачи точно называли те лекарства, которыми они пользовались в таких пропорциях, в таких условиях, когда они из целебных средств превращались в средства убийства. Это делалось тем легче, что большевикам, особенно ответственным большевикам, врачи назначаются Центральным Комитетом партии, то есть Сталиным. Таинственно погиб в свое время Фрунзе, ставший после меня во главе Красной Армии, таинственно погибла жена Сталина Аллилуева; об отравлении говорили в связи со смертью Орджоникидзе, затем Максима Горького: оба они выступили в защиту старых большевиков от истребления».

О лаборатории ядов, которой руководил Ягода, и об отравлениях по Москве ходили жуткие слухи. Время было смутное, тревожное. Уничтожение «врагов народа», которых Крупская знала как честных, порядочных людей, малоэффективность ее заступничества, откровенное пренебрежение со стороны руководства НКВД заставили замолчать, уйти в частную жизнь больную, старую, уставшую женщину. В конце девяностых годов ХIХ века Крупская готовила к поступлению в петербургскую гимназию Сонечку — дочь известного писателя В. Г. Короленко. После революции она оказалась на Полтавщине. В 1934 году Софья Владимировна вспомнила свою прежнюю учительницу, написала ей о последствиях голода на Украине, о жестоких бедствиях крестьян, насильно загнанных в колхозы, поведала о своей горькой участи. Крупская не ответила бывшей ученице, милой, обаятельной Сонечке. Что это, черствость? Высокомерие? Чванство? Ни то, ни другое и ни третье. Боязнь за судьбу дочери писателя. Да, Короленко слыл прогрессивным литератором, революционным демократом. Но его отношение к Октябрьской революции, к красному террору и гражданской войне хорошо известно по впервые опубликованным у нас «Новым миром» письмам к Луначарскому. Дай Крупская ход письму Софьи Владимировны, сразу бы вспомнили нелестные высказывания ее отца о перегибах новой власти на местах. С интеллигенцией тогда не церемонились. А так затерялась среди полтавских хуторов — авось и минет горькая чаша, уготованная лицам не рабоче-крестьянского происхождения.

Не чувствовала себя в безопасности и сама Надежда Константиновна. Из Горок ее выселили, правда, из кремлевской квартиры выставить не решились. Но и оставшись в Кремле, она не чувствовала прежней уверенности. Страх пронизывал все поры жизни общества, не был исключением и Кремль. Скоропостижная смерть Марии Ильиничны надолго вывела ее из равновесия, неотступно, как призрак, преследуя Крупскую. После кончины Владимира Ильича обе эти женщины продолжали жить все в той же квартире. И вдруг — трагическая развязка. Спустя некоторое время после смерти Марии Ильиничны, в конце 1937-го или начале 1938 года, как вспоминает В. Дридзо, находившаяся в тот момент в квартире Крупской, звонок из комендатуры Кремля. Просят разрешения пропустить на квартиру к Надежде Константиновне человека, который якобы привез молоко из Горок. Дридзо начинает выяснять, в чем дело, звонит в Горки — никто молока не посылал. Крупская от него отказалась. Однако комендатура настаивает, звонят еще два-три раза. Такой настойчивости бедные женщины никогда не наблюдали. Откуда она?

«Я испугалась, — пишет В. Дридзо. — Испугалась за жизнь Надежды Константиновны. Не говоря ничего ей, я позвонила Власику (начальнику охраны членов правительства), сказала, что необходимо дать Надежде Константиновне охрану. Ей я сказала, что Власик сам звонил по этому поводу. Надежда Константиновна как-то очень спокойно отнеслась к этому, сказав, что, раз полагается, пусть так и будет. На следующий день такой человек появился».

Кандидат экономических наук М. Штейн в статье «Тайна смерти первой леди» приводит такую деталь: Крупской, несмотря на то, что она являлась депутатом Верховного Совета СССР, было запрещено принимать родственников репрессированных и тем более ходатайствовать за них. В этой публикации, которую перепечатали десятки других газет страны, немало неизвестных прежде сведений, характеризующих недоброжелательное отношение Сталина к Крупской. Им санкционирована разгромная рецензия П. Поспелова в «Правде» на вышедшие воспоминания Крупской о Ленине. Надежда Константиновна обвинялась в неправильном освещении работы II съезда РСДРП, участником которого она была, в приписывании Ленину своих мыслей. Особенно негодовал суровый критик по поводу «неправильного освещения выдающейся роли Сталина». По Поспелову получается, что он намного лучше, чем Крупская, знал, о чем думал, что говорил и что делал ее муж. А может, лучше знал Сталин, который, без всякого сомнения, стоял за спиной рецензента? Тогда давайте обратимся к ленинским письмам, адресованным Зиновьеву и Карпинскому в июле и ноябре 1916 года. Письмо Зиновьеву: «Не помните ли фамилии Кобы?»; Карпинскому: «Иосиф Дж…? Мы забыли. Очень важно!!»

Еще один малоизвестный факт. 5 августа 1938 года Политбюро приняло постановление «О романе Мариэтты Шагинян «Билет по истории», часть I. Семья Ульяновых». В нем осуждалось и «поведение Крупской, которая, получив рукопись романа Шагинян, не только не воспрепятствовала появлению книги в свет, но, наоборот, всячески поощряла автора по различным сторонам жизни Ульяновых и тем самым несла полную ответственность за эту книжку. Считать поведение Крупской тем более недопустимым и бестактным, что т. Крупская сделала это без ведома и согласия ЦК ВКП(б), превращая тем самым общепринятое дело составления произведений о Ленине в частное и семейное дело и выступая в роли монополиста и истолкователя общественной и личной жизни и работы Ленина и его семьи, на что ЦК никому и никогда прав не давал». И только 11 октября 1956 года ЦК КПСС своим постановлением «О порядке издания произведений о В. И. Ленине» отменил постановление 1938 года как неправильное.

А вот отрывок из воспоминаний Н. С. Хрущева: «Сталин очень не уважал Надежду Константиновну. Не уважал он и Марию Ильиничну. Вообще он очень плохо отзывался о них, считая, что они не представляли какую-то ценность в партии. Мне было очень не по себе, когда я видел, с каким неуважением относился Сталин к Надежде Константиновне еще при жизни».

Может, достаточно подтверждений? Хотя нет, не могу удержаться, чтобы не привести еще один фрагмент, исходящий не из кругов НКВД, иногда питающих слабость к анекдотам, а от одного из руководителей партии и страны, бывшего первым лицом в государстве в течение десяти лет. Так вот, Н. С. Хрущев вспоминает: «Сталин в узком кругу объяснял, говорил, что она и не была женой Ленина. Он другой раз выражался весьма вольно. Уже после смерти Крупской, когда он вспоминал об этом периоде, он говорил, что если бы дальше так продолжалось, то мы могли бы поставить под сомнение, что она являлась женой Ленина. Он говорил, что могли бы объявить, что другая была женой Ленина, и называл довольно солидного и уважаемого человека в партии».