День освобождения Сибири

На той же встрече Флугу, в частности, до конца раскрыли глаза и на многообещающие заявления Смарена-Завинского в Омске, который распускал совершенно якобы ложные слухи о том влиянии, которым пользуется правительство Дербера на Дальнем Востоке, в частности в плане установления «успешных» связей с иностранными дипломатическими представителями. Подобного рода далёкие от истины утверждения выдвигались, пояснили Гаттенбергер и Адрианов, с той только целью, чтобы подчинить ВПАС все без исключения подпольные организации на территории Сибири. Но, поскольку группа Потанина имела прочно налаженные связи с Харбином, ей было достаточно хорошо известно истинное положение вещей на Дальнем Востоке, на основании чего Флуга заверили, что там в более предпочтительном положении находится так называемый Дальневосточный кабинет, совсем недавно созданный и возглавляемый генералом Хорватом. По их мнению, именно этот в определённой степени временный правительственный орган сплотил вокруг себя основную часть эмигрантских патриотических сил в Харбине и пользуется несравнимо большим доверием у иностранцев, нежели правительство Дербера. Также Флуга уведомили, что группа Потанина сотрудничает, в первую очередь, именно с Дмитрием Леонидовичем Хорватом, которого видит в перспективе руководителем всего освободительного движения в Сибири и на Дальнем Востоке.

В результате этой первой беседы и той, и другой стороне удалось выяснить главное для себя — что планы белого движения России и сибирских областников в целом схожи по всем практически основополагающим принципам. Более того, они находятся, что называется, во взаимном проникновении интересов, в частности, в области проблем автономии. Корнилов с Милюковым, как поняли тогда в Томске, были не против позитивного решения данного вопроса, потанинцы же, в свою очередь, заверили представителей Добровольческой армии, что в такой непростой для страны исторический момент они безоговорочно выступают за единую и неделимую Российскую государственность. Как писал подполковник Глухарёв в итоговом отчёте, группа областников, собравшаяся вокруг Потанина, вопреки всем обвинениям в сепаратизме, «впитала в себя всё наиболее мыслящее и государственно-настроенное».

Дальнейший ход переговоров с генералом Флугом целиком взял в свои руки Александр Гаттенбергер. На вечер того же дня, 28 апреля, он назначил членам делегации «деловое свидание, к которому обещал пригласить нескольких лиц». С собой он привёл трёх офицеров, представленных руководителями офицерской подпольной организации, обозначенной в качестве беспартийной, но находящейся под патронажем областнического кружка Потанина. К сожалению, фамилии тех трёх человек Флуг также весьма тщательно зашифровал в своих воспоминаниях, поэтому мы можем только догадываться по поводу того, кто именно присутствовал тогда на встрече с членами корниловской делегации. С относительной степенью уверенности мы можем предположить, что этими офицерами вполне могли оказаться полковник Николай Николаевич Сумароков и подполковник Анатолий Николаевич Пепеляев, третьим подпольщиком, возможно, был полковник Евгений Кондратьевич Вишневский. По версии некоторых комментаторов, им также мог оказаться и поручик Борис Михайлович Михайловский.

Прибывшие на встречу офицеры рассказали Флугу и Глухарёву, что в их подпольных организациях в общей сложности состоит около одной тысячи человек, главным образом офицеров. Что они уже вышли к тому времени из финансовой зависимости от эсеровского комитета, что деньги теперь для них регулярно поступают от местных торгово-промышленных кругов, а также из Харбина, от Комитета защиты Родины и Учредительного собрания, что в общей сложности за истекший период офицерские организации получили из указанных источников около 700 тысяч рублей. Тех средств с избытком, надо полагать, хватило, чтобы последние два месяца выплачивать членам организации в среднем по 200 рублей [187]. (В современном исчислении что-то около 30 тысяч.) Проценты по кредитам тогда вряд ли кто платил, так что полученных средств было вполне достаточно, чтобы довольно сносно существовать, при этом, собственно, как правило, не обременяя себя никакой регулярной практической деятельностью, опасаясь лишь ареста и связанных с ним разного рода неприятностей, могущих, впрочем, оказаться весьма серьёзными.

Так, например, незадолго до приезда Флуга и Глухарёва в Томске оказались провалены сразу два подпольных учебных центра. Один, как выяснилось, находился буквально в нескольких кварталах от губернского исполкома, в здании духовной семинарии. В годы мировой войны помещения семинарии царские власти перепрофилировали под казармы запасных частей, а после их демобилизации опустевшие классы бывшего религиозного училища, теперь уже по распоряжению большевиков приспособили для общежития инвалидов войны, здесь же были открыты и несколько кустарных мастерских для них, лавка для продажи произведённой продукции ну и т. п. Пользуясь этим обстоятельством, томские подпольщики под видом кружка по интересам для инвалидов открыли в одном из помещений общежития свой учебный центр, куда, по всей видимости, приглашались члены организации из числа гражданских лиц, не имевших опыта обращения с оружием, для прохождения курса начальной военной подготовки. Частое посещение приюта для инвалидов молодыми людьми из богатых семей вскоре вызвало вполне естественные подозрения у соответствующих органов, и вскоре для осмотра здания бывшей духовной семинарии прибыл отряд Красной гвардии. В результате проведённого обыска красногвардейцам удалось обнаружить в одном из классов учебное оружие, а также задержать некоторое количество посторонних лиц — не инвалидов. Так произошел первый провал.

А вскоре после него случился и второй: события имели место в посёлке Басандайка (пригород Томска). Там на небольшом свечном заводе, принадлежавшем Томской епархии, было обнаружено целое общежитие офицеров-подпольщиков, то ли работавших, то ли формально числившихся в качестве рабочих. И всё бы ничего, многие офицеры, как мы знаем, подрабатывали в тот период практически где угодно и кем угодно, но вот только все проживавшие в общежитии на Басандайке оказались не прошедшими регистрации, и поэтому их сразу же задержали по подозрению в организации антисоветского подпольного сопротивления. По одному только этому делу за решёткой оказалось более 30 человек.

Значительные потери в живой силе понесла в тот же период и местная эсеровская подпольная группировка. В апреле в связи с кражей винтовок со складов 39-го стрелкового полка и выявившимися в ходе расследования данного дела обстоятельствами были произведены массовые аресты членов городской эсеровской организации, среди которых оказались и некоторые боевики из числа подпольщиков.

С руководством эсеровского подпольного отряда генерал Флуг также изъявил желание побеседовать, и такая встреча без лишних проволочек вскоре была устроена усилиями Смарен-Завинского. Однако, поскольку в эсеровских кругах по-прежнему придерживались принципа коллективного руководства, генералу Флугу и подполковнику Глухарёву представили не отдельных персон из числа руководителей военной организации, а лишь некоторых членов её штаба, над которым, в свою очередь, как смогли понять из дальнейшего разговора члены корниловской миссии, стоял ещё и так называемый «социалистический коллектив», в деятельности которого, кроме нескольких офицеров, участвовали «рабочие и другие лица, с военным делом ничего общего не имеющие». Относительно этих «нескольких», а также и других офицеров, входивших в состав эсеровской организации, генерал Флуг отметил позже в итоговом «отчёте», что они якобы вовсе не являлись «правоверными социалистами» [188], а в организацию попали случайно, ища какой-нибудь точки опоры.

Данная эсеровская группировка формально существовала на средства, выделяемые ВПАС, но фактически основные финансовые вливания на её содержание исходили, как мы уже отмечали, из фондов кооперации. Эти вливания корниловские эмиссары охарактеризовали как «подачки» и констатировали в своих отчётах тот факт, что эсеровские подпольщики и в Томске тоже испытывали острую нужду в деньгах.