Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина

По переписным книгам 1737–1745 годов в Москве числилось 12 525 дворов. Почти все частные владения были обнесены заборами и состояли из нескольких помещений — жилых палат и светлиц, кладовых, выходящих на улицу торговых лавок и пр. Некоторые московские дворы, принадлежавшие «знатным господам», представляли собой крупные усадьбы. В Китай-городе в переписной книге 1742 года значился 171 двор, владельцами большинства из них являлись церковнослужители, купцы и мелкие чиновники. Но более половины общей площади китайгородских дворовых мест приходилось на 27 дворов высшей родовой и чиновной знати — начальника Тайной канцелярии А. И. Ушакова, князя М. В. Долгорукова, графа Г. П. Чернышева, князя Н. А. Голицына, графини М. И. Скавронской, князя К. Д. Кантемира и др. [513]Такие богатые владения, густо населенные дворовыми, включали в себя комплекс строений: каменные господские палаты, деревянные светлицы дворовых, каретные сараи, конюшни, кладовые помещения и пр. В них хранилось множество имущества — наличные деньги, украшения, посуда, дорогое платье, мебель и пр.

Из всех видов краж, совершавшихся профессиональными ворами в Москве, именно домовые кражи приносили им наибольшую выгоду. Например, в августе 1741 года преступная группа в составе «фабричных» Алексея Журки, Сергея Рудакова и беглого рекрута Петра Афанасьева совершила кражу в доме секретаря Московской губернской канцелярии Антипа Григорьева сына Чубарова в приходе церкви Иоанна Предтечи в Кречетниках. Каменные палаты одним окном выходили в темный переулок. Под покровом ночи, подставив к этому окну бревно, злоумышленники проникли в помещение. В одной из комнат они обнаружили «холмогорскую шкатулку», которую поспешили спустить через окно своим сообщникам, «привязав ее кушаком». Когда воры «разбили белым камнем» эту шкатулку, они ахнули — чего там только не было: большой мешок с рублевыми монетами, несколько ниток жемчуга, серебряные ложки, серебряная чернильница, золотой перстень «с красным камнем», «перстень сердечком с камнем лазоревым», серебряные серьги с алмазами, золотые серьги с яхонтами, золотая цепочка, несколько серебряных табакерок с камнями и т. д. Драгоценностей было так много, что преступники, нетерпеливо перебирая содержимое сундучка, стали выкидывать предметы, которые, как им казалось, представляли наименьшую ценность. Так, перочинный нож с серебряным черенком Петр Афанасьев «бросил незнаемо куда». Попавшуюся при разборе вещей «сетку серебряную» воры бросили «незнаемо в чей огород», а мгновение спустя в тот же огород полетел «веер флеровой ^{56} вишневой».

Для раздела добычи похитители пришли «в Таганку за Новинский монастырь к Москве-реке незнаемо на чей огород». Сергей Рудаков расстелил на земле свой кафтан, на который преступники высыпали деньги, хранившиеся в шкатулке разложенными по мешочкам. При пересчете там оказалось 800 рублевых монет и 80 «российских и иностранных червонцев»! [514]

Правда, не каждый раз московским ворам сопутствовала такая удача. Забираясь по ночам в дома обывателей, подвергая себя риску, они часто вынуждены были довольствоваться очень немногим или вовсе уходить ни с чем. В июле 1741 года беглый дворовый Василий Озеров, а также беглые солдаты Василий Шорников и Гаврила Полетаев, решившие забраться во двор сенатора графа Г. П. Чернышева, расположенный в Китай-городе между Ипатьевским переулком и проездом вдоль Китайгородской стены (кстати говоря, недалеко от двора П. Д. Филатьева, где некогда проживал его крепостной Ванька Каин), явно рассчитывали на большую добычу. Вечером злоумышленники влезли на Китайгородскую стену, откуда наблюдали, как постепенно замирала жизнь в густонаселенном дворе сенатора. Глубокой ночью, когда во всех окнах уже давно погасли огни, они спустились со стены и подошли к ограде. Каменные палаты Чернышева с одной стороны окнами выходили непосредственно на проезд вдоль Китайгородской стены. Через эти-то окна воры и планировали проникнуть в дом, тем более что, на их счастье, одно окно этой летней ночью осталось незапертым. Озеров, встав на плечи Шорникову, через это окно без труда забрался в помещение. Но здесь преступника ждало разочарование: он оказался в одном из подсобных строений, где никаких драгоценностей и денежных сбережений не обнаружил. Василий Озеров передал через окно своим сообщникам всего лишь «двадцать тарелок оловянных, четыре блюда оловянных, епанчу темносеронемецкую, да в штофе незнаемо какое питье, которое они покинули у башни в крапиве» [515].

Удачная домовая кража чаще всего была следствием длительных приготовлений: тщательного выбора объекта, внимательного и терпеливого изучения ритма жизни двора, разработки плана преступления и подготовки необходимых для его совершения инструментов. В «Автобиографии» Ваньки Каина описано несколько случаев домовых краж из его воровской практики тех времен, когда он еще не превратился в сыщика. Вот, например, рассказ о том, как воры обчистили дом генерал-майора А. Д. Татищева в Китай-городе: «Я после оного на четвертой день пришел на двор Татищева, которой был в ряд с помещиковым (бывшего хозяина Каина П. Д. Филатьева. — Е.А.), перекинув в огород курицу, стал у ворот стучаться, вышед тогда Татищева дворник, которого я просил, чтоб он впустил меня в огород ево для поимки залетевшей моей курицы, почему впущен был в тот огород, где будучи, высматривал у… кладовых палатах, в окнах решетку и затворы, которая была стеною в тот огород, чтоб можно было в те кладовые влезть. И, высмотря, пришел к товарищам своим, которые 5 человек дожидались меня у Белого города, близ Ильинских ворот, где, дождався ночи, пришли в тот Татищева огород, отломав ломом железным у кладовой во окне затвор, вложа в решетку небольшое бревно, выломали, и в то разломанное окно влезши, усмотрели несколько сундуков, из которых некоторые тронули обухами; имеющиеся в тех сундуках деньги, серебреную посуду и шкатулку обитую бархатом взяли…» [516]

Преступники всякий раз тщательно готовились к предстоящей домовой краже — почти всегда они приходили на место преступления с инструментами, необходимыми для проникновения в дом. Как мы помним, Афанасий Шаров открыл оконную ставню в доме капитана Оловянникова, мастерски орудуя ножом. Алексей Журка, Василий Шорников, Тимофей Шейдяков, Гаврила Полетаев и Василий Озеров, весной 1741 года обчистившие дом купца Василия Расторгуева, предварительно спрятали возле его двора в огороде за Покровскими воротами два больших шеста, а ночью пришли на место преступления с большой веревкой. Достав шесты, преступники их связали, «и по тем шестам в слуховое окошко влез товарищ их Гаврила Полетаев, и тем окошком выбросил к ним белых рубах мужских и женских самых тонких тридцать одну, простыню холщевую с подзором, три косынки тонких, юбку детскую штофную коричневую, шапочку бархатную черную с сеткою серебряною… шубу детскую камчатую на заячьем меху… и тем же окошком оной Полетаев по означенным шестам спустился к ним на улицу» [517].

Летом того же года воры Иван Каин, Сергей Чижик, Алексей Сухоруков и Максим Боровков пришли на Пятницкую улицу, вооружившись буравом. Максим Боровков «влез на калашную избу на кровлю, и тем буравом проломал кровлю, и влез на наиступок, а с наиступка сошел в сени, и с сеней вошел в ызбу, и искал, что украсть, а товарыщи Каин и Чижик и Артемьев у той избы стояли в саду на карауле». С таким же инструментом Гаврила Полетаев, Алексей Журка, Иван Жаров и прочие члены их компании в декабре «ходили ночью для кражи пожитков в приходе церкви Николая Чудотворца, что в Кобылке, у посадского человека». Они «у чердачного окошка провертели ставень и хотели было лесть в чердак, и в том доме их послышали, и они все от того двора ушли и ничего не покрали…». Может быть, именно этот бурав был обнаружен под полом в доме Алексея Журки за Покровскими воротами при обыске 12 января 1742 года. Кроме этого, под полом находились «железное долото да крюк железный». На допросе хозяин жилья признался, что эти инструменты были предназначены для домовых краж. В частности, с крючком он «хотел ходить для воровства, где б покрасть у ково ис чулана и в протес или в окошко платья» [518].