Олег Рязанский

Но жизнь сложна, супружескому счастью грозят испытания, накатываемые с самых неожиданных сторон. Вот и теперь - сумеет ли он без нажима, без напрасной траты душевных сил убедить Фросю немедля отъехать в Брянск? Если она как-то ещё смирилась с его решением послать Родослава к хану, ибо почувствовала: без этого нельзя - на кон ставилась судьба княжения Олега, то не станет ли она изо всех сил противиться его новому решению?

Князь застал её в саду. В этот ясный августовский день сад являл собой островок рая. Развесистые яблони величаво покоились большими плодами. Жужжали пчелы. Под руководством княгини сенные и дворовые девки собирали урожай. Яблоки снимали крупной сеткой в хворостяных кольцах, которые привязывались к длинным шестам, и укладывали в кошелки. Княжна Настенька, в простом льняном летнике, помогала им. Раскрасневшаяся, увлеченная занятием, в первую минуту она не заметила появления отца. А когда увидела обрадовалась. Глаза её засияли. Олег Иванович приветливо спросил дочь, не соскучилась ли она по своей любимой тете, княгине Брянской, и услышав в ответ её звонкие слова, что, мол, соскучилась, по-отцовски ласково заключил: "Стало быть, доченька, скоро свидимся с нею..." Дочь, догадываясь, что одна из побудительных причин поездки к тете в Брянск связана со сватовскими делами, запунцовела от радостно-тревожной вести. Шутка ли, на её доселе благополучную девичью жизнь в лоне родительского гнезда, благополучную, легкую и беспечную, но уже в чем-то и не удовлетворяющую её, стремительно накатывается огромное событие... Родителю были понятны трепет дочери, её страх перед тем новым, что круто поменяет её жизнь, если сватовство состоится, её смущенная радость: какая дева не хочет замуж и какая дева не трепещет перед замужеством? И Олег Иванович, кивком головы дав знак дочери, что, мол, все обойдется как надо, взял княгиню под руку и отвел её в глубь сада.

Сказал, что пора отъехать в Брянск. Что откладывать нельзя. Отбытие он наметил на завтра, на самое раннее время.

Фрося удивленно смотрела на мужа. В глазах таился упрек. Она будет упорствовать. Она будет возражать. Значит, она ещё не научилась понимать его с первого взгляда, с первого слова. Внезапно он ощутил наплыв раздражения. Тихо сказал:

- Не перечь мне.

По его напряженному лицу Фрося поняла - князь закипает. Он не уступит. Любая попытка разубедить его вызовет в нем гнев. А вспышка гнева это потеря достоинства. Нет, Фрося не позволит себе такой слабости - стать причиной раздражения мужа. Она сказала:

- Я и не перечу. Я только прошу тебя, господин, не спешить просватывать дочь за смоленского княжича. О нем идут нелестные слухи.

Ощутив непротивление, оценив такт жены, Олег Иванович тут же смягчился:

- Эх, Фросюшка! Какое нам дело до слухов? Смоленские мужи издавна славятся мужеством и храбростью, они воинственны - и это куда важнее всего прочего!

Фрося была рада, что ей удалось помочь мужу справиться с собой. Она, конечно, одобряет его план. Надо уехать подальше от разворачивающихся страшных событий. Дочь? Там, в Брянске, будет видно, затеваться ли со сватовством. Может быть, как это нередко случается в жизни, обстоятельства сложатся так, что сам князь откажется от мысли просватывать дочь в Смоленск.

Княгиня хлопнула в ладоши и тотчас велела девкам прекращать работу в саду. Их ждали теперь другие дела - сборы к отъезду. А князь, почувствовав в душе мир, с довольным видом пошел отдавать распоряжения другим лицам.

Глава шестая

На бродах

Поджарый и жилистый Тохтамыш с несколькими сыновьями, военачальниками, нукерами, двумя суздальско-нижегородскими князьями, Василием и Семеном, рязанским княжичем Родославом и боярином Иваном Мирославичем стояли на конях на берегу Оки. День был ясный, августовский воздух прозрачен. Слева виднелась маковка лопасненской церкви. Позади хана и его свиты слышались ржание коней, голоса располагавшихся лагерем татар. Река блескуче поплескивала в лучах низкого солнца. Спуск к реке был пологим. Иван Мирославич протянул руку:

- Тут, всемилостивый царь, да умножит Аллах твое могущество, - броды. Глубина реки в этом месте воробью по колено.

Иван Мирославич был в очень хорошем расположении духа. Ему удалось-таки уговорить хана не вторгаться в пределы Рязанской земли. Для этого ему пришлось не только вручить богатые подарки, но и воспользоваться дружбой и знакомством с некоторыми лицами из окружения Тохтамыша.

Хан посмотрел из-под узкой длинной ладони вдаль за реку.

- Москва где? Серпухов где?

Иван Мирославич охотно объяснил, что Москва - на север (указал рукой), а Серпухов - левее, к западу.

- Вели твоему коназичу переехать на тот берег - посмотрим, по колено ли воробью, - приказал Тохтамыш.

- Крестничек, милый, - обратился Иван Мирославич к Родославу, которому приходился крестным отцом, - царь велит тебе переехать реку.

Родослав кивнул и тотчас стал спускаться на коне по берегу. На середине спуска его догнал на белом арабском скакуне царевич Керим, один из двенадцати сыновей хана, с кем Родослав, пока сопровождал Тохтамыша, состязался то в скачках на коне, то в меткости стрельбы из лука.

- Я с тобой, - сказал Керим по-русски (освоил несколько русских слов, пока общался с Родославом). Глаза у него были черные, блестящие.

- Хорошо, - ответил Родослав по-татарски (он тоже выучил несколько десятков слов). - Тут мелко, не бойся.

- А не мелко - отец разгневается.

- Мелко, я знаю. Я тут был с боярами. Не бойся. Круто изогнув шею, конь Родослава смело шагнул в реку - привык к ежедневным переправам через Оку под Переяславлем. Отстававший на полкорпуса лошади Керим возразил:

- Мне-то чего бояться?

- Ты, догадываюсь, не за себя - за меня беспокоишься.

Оба рассмеялись.

К Тохтамышу приблизился на поджаром узкогрудом аргамаке крепко сбитый суздальский князь Василий Кирдяпа, тот самый, который вместе с братом Семеном присоединился со своим отрядом к войску Тохтамыша загодя, чтобы убедить царя в преданности ему и враждебности к Москве. Тонкие губы его были поджаты. Иван Мирославич, уже несколько отдалившийся от Тохтамыша, навострился. Он знал, что Кирдяпа настраивает хана против Олега Рязанского.

- Всеславный царь! - голос Кирдяпы был тих и вкрадчив. - Каждой собаке известно - тут мель...

- То что надо, - добродушно ответил Тохтамыш, поглядывая на Керима и Родослава - те были уже на середине реки, и вода доходила лишь до брюха их коней.

- И мы бы с братом Семеном показали этот брод... Князь Ольг Рязанский - нет, чтобы дать тебе в помогу отряд воинов! - ничего не придумал, как прислать проводников... Невелика услуга! Прикидывается твоим другом, а на самом деле...

- Что - на самом деле? - Тохтамыш сквозь полуопущенные ресницы выцедил на Кирдяпу презрительный взгляд: не нравилась ему навязчивая услужливость суздальского князя.

- Будь он твоим другом - не то что отряд дал бы тебе в помогу, но и сам бы поспешил к тебе навстречу... Он же улизнул в Брянск.

Слова презираемого Тохтамышем Василия Кирдяпы уже входили, словно яд, в душу его. В самом деле, поведение рязанского князя не очень-то согласовывалось с его словами. Он уверил Тохтамыша через своих посольников в своей преданности, а сам по приближении Тохтамыша к границе его земли поспешил отбыть в Брянск. Кирдяпа меж тем, подбавляя дозу яда, старался изо всех сил:

- Князь Ольг - друг и заединщик Дмитрея Московского. Они заключили меж собой договор: коль будет размирье с татарами, то быть им в союзе против татар...

"Наделает нам зла Кирдяпа!" - встревожился Иван Мирославич, вновь продираясь к хану сквозь плотное кольцо его свиты. Нукеры, разворачивая своих коней, загораживали дорогу, но Иван Мирославич то словом, то ловким маневром коня проторил дорожку к Тохтамышу.

- Всемилостивый царь! - обратился он к Тохтамышу, - не все то, о чем сказал тебе князь Василий, - правда. В его словах больше кривды, чем правды!