Возвращение Ленина в Россию в 1917 году

В заключительной части записки Кескюла доводит до сведения немецкого посла семь главных, выделенных из программы Ленина, пунктов: установление республики, конфискация помещичьих земель, введение восьмичасового рабочего дня, предложение мира без оглядки на Францию, отказ Германии от аннексий и военных контрибуций, а России — от Константинополя и Дарданелл, вступление русской армии в Индию.

Основываясь на этом, посол фон Ромберг создает целую концепцию последующих действий, проведение которых он в подробном письме от 30 сентября 1915 г. представляет на рассмотрение рейхсканцлера: ленинская программа, будучи использована «в неприятельских странах», особенно во Франции, может оказать «неоценимую услугу». Конечно, это должно быть «осуществлено совершенно секретно», чтобы заставить поверить, будто бы «уже начаты успешные переговоры с могущественными русскими кругами». Достижение мира — ведущая идея Ромберга. Программу Ленина, считает он, необходимо подкинуть французской оппозиции, чтобы благодаря «перспективе сепаратного мира Германии с русской демократией всецело восторжествовать над господином Делькасе… и что в свою очередь сыграет нам на руку в пользу заключения сепаратного мира»32. Однако немецкое ответственное ведомство уклоняется от этого плана, так как из-за чьей-либо болтливости французское правительство могло бы заранее узнать о нем33.

Информация о русской революции и ее вождях поступали также от немецких послов в Копенгагене и Стокгольме — графа Брокдорф-Ранцау и барона Люниуса фон Штёдтена. В августе 1915 года граф Брокдорф-Ранцау телеграфирует Министерству иностранных дел о том, что Парвус-Гельфанд поставил его в известность о возрастающих «волнениях» в русских войсках34. В сентябре 1915 года барон фон Люциус, со своей стороны, информирует рейхсканцлера о трех основных течениях в среде русских революционеров: на одном крыле находится Плеханов, важнейшей целью которого является уничтожение немецкого милитаризма; на противоположном полюсе — Ленин, для которого война против Германии — ничто, борьба с царизмом означает все. Он откровенно желает поражения России. Наконец, имеется еще «середина», к ней принадлежит Аксельрод35.

В немецких документах все в большей мере на первом плане оказывается личность Ленина. В послании от 10 марта 1917 г., то есть за несколько дней до начала Февральской революции в России, посол фон Ромберг направляет рейхсканцлеру два номера «Социал-демократа» — «центрального органа партии господина Ленина», а также брошюру, написанную «господином Лениным». Кроме того, посол в связи с этим говорит и об указанном ему Кескюла «недавно изданном под редакцией господина Ленина журнале», который, по его словам, «содержит очень интересный материал» и вышел под названием «Сборник социал-демократа»36.

В целом отношение кайзеровской Германии к русским революционерам в изложенном отрезке времени может быть охарактеризовано так: немецкое правительство держится выжидательно, но в то же время стремится к установлению связей с революционерами, чтобы постоянно быть в курсе их взаимоотношений. С именем Ленина и его важнейшими идеями рейхсканцлер был ознакомлен заблаговременно. Достойно внимания появление затем плана посла фон Ромберга, в котором уже в 1915 году предлагается ради достижения целей, выгодных в Германии, воспользоваться программой Ленина для воздействия на Францию. В той же плоскости находятся замечания кайзера Вильгельма II, сделанные им в памятной записке от 7 августа 1916 г. по поводу внутреннего положения России: «Важно — чисто с военной точки зрения — с помощью сепаратного мира отколоть какого-либо военного противника от союзной Антанты, чтобы всю нашу военную мощь обрушить на остальных… Только когда внутренняя борьба в России за мирный договор с нами обретет достаточное влияние, мы сможем соответственно рассчитать наши военные планы»37

С началом Февральской революции в России, 14 марта 1917 г. по новому стилю, кайзеровская Германия и русские революционные эмигранты, подталкиваемые взаимной надеждой на мир, вынужденно идут к более тесному сближению38.

Сначала в Германии приветствуют эту революцию, руководимую преимущественно либеральной буржуазией прозападной ориентации. Революция расценивается как «подлинный божий дар» (Штампфер). Бетман-Гольвег мгновенно ощутил «неслыханное значение события» и подчеркнул тот факт, что отныне обстановка изменилась в пользу Германии. Особенно немецкие социалисты, по словам Шейдемана, «с пылкой симпатией» приветствуют русскую революцию. Ввиду разрыва дипломатических отношений с Соединенными Штатами и несомненно скорого вступления их в войну заключение сепаратного мира с Россией можно ли не считать настоятельным требованием момента? «В военном отношении, — как судит генерал Людендорф всего несколько недель спустя после переворота в России, — следует оценить русскую революцию только как выгодную для нас. Ее последствия сказались на нашем военном положении так счастливо, что нам нет больше нужды считаться с возможностью наступления со стороны русских, и мы уже сейчас можем оттянуть наши силы… Если в дальнейшем ситуация на Востоке станет еще легче, — заключает он, — мы сможем снять оттуда еще большие силы… С таким пополнением мы уравняем соотношение сил на Западе в нашу пользу. Следовательно, мы вправе с большей уверенностью смотреть на наше положение в будущем»39.

Однако действительно ли столь обоснованна уверенность Людендорфа? Временное правительство в Петербурге под руководством князя Львова, Милюкова, Керенского и Гучкова, на первых порах в своей деятельности почти не встречая препятствий со стороны весьма влиятельного, также находящегося в Петербурге Совета рабочих и солдат во главе с Чхеидзе, тотчас объявило, что оно во исполнение подписанных союзнических договоров царского правительства будет продолжать войну на стороне Антанты до победного конца. Стало быть, о сепаратном мире с Германией не может быть и речи.

Тем не менее немецкое кайзеровское государство, принимая во внимание развитие военных событий на Западе, в особенности возрастание готовности Соединенных Штатов вступить в войну, а также по внутриполитическим причинам, в частности из-за усиливающегося сопротивления войне социалистов, было вынуждено добиваться скорейшего мира с Россией. О том, перед какой проблематикой были отныне поставлены руководители немецкой политики, какова мера их ответственности за принимаемые решения, нигде, вероятно, не было обрисовано со столь впечатляющей полнотой и одновременно трезвостью, как в «совершенно секретной» памятной записке графа Брокдорф-Ранцау, направленной им 2 апреля Министерству иностранных дел. В ней говорится, что ввиду революции в России для Германии существует лишь две возможности: либо она в состоянии в военном и в экономическом отношении до осени успешно продолжать войну, либо сделать это не в ее силах. Первая возможность для Брокдорф-Ранцау является решающей. «В этом случае, — продолжает он в духе концепции «разрушения» России, — мы непременно теперь же должны искать пути для создания в России возможно большего хаоса. Для достижения этой цели нам следует избегать всякого заметного извне вмешательства в ход русской революции». Затем немецкий дипломат со всей откровенностью развивает в своей памятной записке ее наиболее важную мысль: «По моему мнению, нам необходимо, напротив, сделать все возможное, чтобы исподволь и скрытно углубить противоречия между умеренными и крайними партиями; ведь мы наиболее заинтересованы в том, чтобы последние одержали верх, ибо тогда переворот станет неизбежным и обретет формы, которые должны потрясти основы существования русской империи». В немецких интересах, подчеркивает Брокдорф-Ранцау, предпочтительнее покровительствовать крайним элементам, «ибо вследствие этого будет основательнее проведена работа и скорее завершится дело». «Можно считать, что, по всей вероятности, через какие-нибудь три месяца в России произойдет полный развал, и в результате нашего военного вмешательства будет обеспечено крушение русской мощи»40.