Белый Харбин: Середина 20-х

Здесь разрешите мне прервать воспоминания папы о сценическом мастерстве Н. А. Оржельского, о харбинской опере и различных городских развлечениях. У нас в Харбине, да и вообще у русских людей в Маньчжурии каждый год наступало время, когда все эти развлечения, балы, все светские удовольствия, даже опера — замирали, отходили на задний план или даже вовсе исчезали на время из жизни.

Наступали семь недель Великого Поста…

После шумной и разгульной Масленицы переход этот был особенно заметен. В меню ресторанов и столовых начинали преобладать постные блюда; дома — тоже — каши и постные супы, рыба воспринималась как праздник… Происходила перемена во всех сторонах жизни каждой православной харбинской семьи, если даже она не очень строго соблюдала пост. Менялось настроение, душевный настрой всех ее членов, и его можно определить как умиротворение и покой, какое-то всеобщее примирение.

И не вдруг. Начиналось все с русского православного, истово соблюдавшегося в харбинских семьях обычая просить друг у друга, у всех членов семьи, прощения за причиненные ранее обиды — с Прощеного воскресенья. Вечером, перед уходом домой с последнего дня Масленицы родственники-гости падали на колени перед хозяевами, совершали земной поклон и просили у них прощения… То же совершали деды и родители перед внуками и детьми, и дети перед старшими. Звучало умиротворяющее "Бог простит", следовали объятия и поцелуи. Так бывало из года в год, и теперь понятно, почему наступавший понедельник назывался Чистым.

А на улице? Привычные с раннего детства, сопровождавшие нас всю жизнь колокольные звоны, всегда вызывавшие подъем духа и ощущение какой-то радости, сегодня уже совсем другие. Перезвон колоколов — спокойный и протяжный и оттого чуть печальный. Менялось облачение священников и все внутреннее убранство церквей. Все становилось темным, приглушенным. Иконы убирались в черные покрывала, что придавало добрым ликам святых и даже мягкому образу Божией Матери непривычную строгость.

Великий Пост, как и Рождественский, — это время больших духовных концертов объединенных хоров харбинских церквей — о которых так хорошо написала их участница, ныне регент хора русской православной церкви в Сиднее — Вера Троицкая (см. ее статью "Харбинские духовные концерты" // НСМ, март 2000, № 73).

Одним, возможно, наиболее ранним, по крайней мере, из известных мне, был такой концерт трех хоров — Св. — Николаевского собора, Софийской церкви и церкви Коммерческих училищ под управлением И. П. Райского 30 марта 1921 г. В нем принимала участие известная в то время певица — сопрано Каплунова, т. е. уже существовала традиция привлечения к выступлению церковного хора светских певцов.

Что касается церковных хоров, то каждая из 23 харбинских церквей имела свой, зачастую вполне профессиональный хор. Особой известностью и славой пользовались три архиерейских хора и среди них, конечно, прежде всего хор Свято-Николаевского кафедрального собора, певчие которого работали, отчасти, на профессиональной основе, т. е. получали за свою (нелегкую!) работу в хоре небольшое жалованье.

Широко известными старейшими регентами харбинских хоров были упоминавшийся П. Н. Машин, Ипполит Петрович Райский, Валериан Степанович Лукша, Иван Андреевич Колчин, Иван Максимович Воротников. Из более молодого поколения В. Троицкая называет следующих: Петр Филиппович Распопов, Виталий Иулианович Сумневич, М. Н. Троицкий, Н. М. Беневоленский, А. В. Приклонский, Константин Павлючик, Д. Н. Немчинов, Георгий Ефимович Черемушкин, Игорь Баранов. Прекрасным организатором школьных хоров Лицея Св. Николая и обоих Конвентов являлся и популярный Николай Иванович Бабайлов. Уже в Австралии регентами местных церковных хоров стали харбинцы Вадим Лаптев, Л. А. Приклонская, В. Троицкая.

Выдающимися голосами обладали два знаменитых харбинских протодиакона, служившие в соборе, — о. Николай Иванович Овчинкин (могучий бас-октава) и о. Семен (Симеон) Никитич Коростелев (красивый лирический тенор).

Все поколения харбинцев любили хоровое пение, и эта любовь прививалась нам с детства — с участия в школьных хорах, которые тоже были в каждой школе и часто выступали в школьных и даже городских концертах.

Каким-то чудесным, фантастическим праздником искусства, дивной сказкой представляется мне в наши дни один такой концерт, посвященный старинной русской песне, на музыкальном вечере в Гимназии им. Ф. М. Достоевского в начале февраля 1936 г. Чтобы не быть голословным, предоставлю слово газетному отчету.

Перед началом концерта директор гимназии В. С. Фролов сделал доклад, посвященный народной песне, отметив исключительное значение в жизни русского человека песни, сопровождавшей его от колыбели до могилы.

Далее начались выступления хора, которым дирижировал И. П. Райский. Были исполнены "Поминальные", "Заздравные" песни, вещая "Голубиная книга" и полные неподдельной, чисто русской скорби песни о "Плакун-траве" и "Прекрасном царевиче Иосифе".

После перерыва зазвучали изумительные, воссоздающие атмосферу старины "гуслярские песни", из которых наибольшее восхищение зала вызвала песня "Плач Ярославны", исполненная вместе с хором абитуриенткой гимназии Л. П. Саяпиной.

Во втором отделении прозвучали хороводные песни — "Ой утушка моя луговая", "Девки звали молодца", "Стой, мой милый хоровод". Исключительное впечатление на зрителей произвели "Свадебные песни", из которых были исполнены "Сидит наша гостинька" — ученицей Г. Стрельчик, а также "На море лебедушка" и "Не летай мой сокол". Интересны были и старинные "Беседные песни" — "Чернобровый черноокий", "Калинка моя", исполненные ученицей С. Ворониной.

Отдельную часть программы составили бытовые песни — "Снится мне младешенке" в исполнении ученицы Васюковой, веселая игровая песня "Я золото хороню, хороню" — ученицы Недзвецкой, с хором.

Завершали концерт шуточные и скоморошьи песни.

И в заключение рецензии сообщается, что хор гимназии готовится к большому масленичному вечеру народной песни под названием "Русское раздолье".

А ведь это — всего лишь ученический хор одной, пусть и лучшей, гимназии города!

А вот еще один анонс, свидетельствующий о любви харбинцев к хоровому пению, о том внимании и заботе, которые уделялись в эмиграции русской песне.

14 февраля того же года, пятница:

"В воскресенье в Желсобе состоится светский концерт хора И. А. Колчина, организованный правлением Общественного реального училища при модягоуском храме.

Концерт посвящен русской песне и заключает в программу [так в тексте. — Г. М.] ряд красивых, не исполнявшихся в других концертах хоровых произведений русских композиторов.

Талантливый руководитель хора, к сожалению, очень редко появляющийся на эстраде, выбрал для своего концерта шедевры русской песни, которые делают понятным то почетное положение, которое занимает эта песня во всем культурном мире.

"Ковыль" Сахновского, сюита Пащенко с красивой народной песней "В темном лесе", с ее причудливыми модуляциями, "Лес" Речкунова, "Соловушка" Чайковского, "Ах, не одна во поле дороженька" Александрова, эффектная "Канава" Чеснокова и его же тонкое "Теплится зорька"…

Хор состоит из 30 мужских и женских голосов; имея в каждой партии лучших певцов харбинских хоров, отличается большой спетостью".

И. А. Колчин назван глубоким знатоком своего дела, художником-музыкантом.

Концерт состоялся при полном зале и имел большой успех.

…Но понемногу и все более властно начинает вступать в свои права весна. Сильнее припекает весеннее солнце. Заметно теплеет, но еще стоят морозцы. С крыш свисают длинные сосульки. И вот наступает день весеннего равноденствия — 22 марта — Жаворонков день. Зиме приходит конец.

В этот день в русских семьях пекли "жаворонки".

Вот как об этом пишет русская писательница, хайларка, Надежда Перминова:

"Бабушка, перекрестившись, разбила шероховатую, словно из снега слепленную скорлупу о край глиняной миски-глечика, полила постного масла и молока, взбила деревянной лопаточкой и, подсыпая муку, замесила тесто. Она наделала из него ровных шаров, а потом каждый из них раскатала в длинные полосочки, которые перевила: один посередине, другие ближе к одному из концов. Уложив первые на смазанный лист, стала класть поперек их вторые так, чтобы длинный конец раскатанной полоски был хвостом. Для большего сходства бабушка разрезала его ножом еще на несколько полосочек. Короткую часть, головку жаворонка, она поручила оформлять мне. Я вытягивала из теста носик, а там, где тесто заворачивалось, пристраивала — вминала две черных горошины — припасенную с лета сушеную черемуху".