Пограничники

Пробегая по двору к дому заставы, Евдокия вспомнила полные тревожного предчувствия слова Николая Сорокина. Вспомнила эти слова еще и потому, что увидела высоко в небе, там, на берегу Буга, на линии границы, красные сигнальные ракеты. Николай Сорокин пускал их одну за другой до последнего дыхания. Он давал знать родной заставе о продвижении врага…

Рядом с Евдокией к зданию заставы бежала полуодетая Анфиса Лопатина, прижимая к груди месячного сына Толю. В свете наступающего утра и при вспышках разрывающихся снарядов Гласова видела, как, наклонив над мальчиком лицо, Анфиса силилась успокоить плачущего ребенка:

— Тише, тише! Мы же к папе идем!

Около бабушки, спотыкаясь и посапывая, молча переваливался трехлетний Славик Лопатин. Его ноги разъезжались по росистой траве, но он старался не отставать от старших.

Раскаты снарядных разрывов слились в один сплошной грохот. Звенели бьющиеся стекла. Несколько окон здания вырвало вместе с рамами. Пылали крестьянские хаты в Ильковичах и Скоморохах.

В облаках пыли и порохового дыма пограничники занимали окопы и блокгаузы.

Дальше всех от заставы, на частной квартире в селе Скоморохи, жила семья заместителя Лопатина — лейтенанта Погорелова. После первых же выстрелов лейтенант Григорий Погорелов, высокий, широкоплечий украинец из-под Кременчуга, вместе с группой бойцов помчался на правый фланг участка, к мосту около Ромуша. Там был наиболее ответственный объект охраны: мост через Буг.

Убегая к Ромушу, лейтенант Погорелов успел крикнуть бойцу Никитину:

— Помоги моей семье!

Никитин нашел Евдокию Погорелову с дочкой Светланой у входа в крестьянский подвал.

— Пойдем со мной, Дуся! Схоронишься на заставе! — сказал Никитин и принял из ее рук завернутую в одеяло, дрожащую от испуга Светлану.

Погорелова ничего с собой из дому не взяла, только автомат мужа.

Одна за другой семьи пограничников прибежали к зданию заставы. Там они нашли одного дежурного Зикина. Все остальные бойцы уже заняли круговую оборону. Зикин сразу направил женщин и детей в самый дальний блокгауз, расположенный в конце двора, позади хозяйственных построен.

Недолго просидели женщины в дальнем блокгаузе. Прямым попаданием фугасного снаряда разметало настил, и женщины увидели над своими головами вместе с клочком голубоватого неба дым пожаров. Совсем рядом ревели коровы. Мычание их сливалось с гулом самолетов Свои или чужие — женщины этого не знали. Самолеты проносились низко над заставой.

В ходе сообщения показался Алексей Лопатин. Как всегда, начальник заставы был подтянут. И в бою он не изменил своей привычке. Блестящая портупея плотно облегала его гимнастерку. Высокий, русоволосый, он только слегка побледнел.

— Разворотило? — сказал Лопатин, оглядывая пробоину в накате. — А ну, женщины, перебирайтесь, пока подмога придет, в подвал. Там надежнее.

Погорелова спросила Лопатина:

— Григорий мой тут?

— Я послал его с людьми к мосту…

Они расположились в подвале под надежными кирпичными сводами, рядом с кучами проросшего картофеля, сохраняющего еще запахи прошлогодней осени. Поодаль стояли влажные бочки с капустой и солеными огурцами.

Гласова исчезла на несколько минут и притащила сверху какой-то матрац.

— Правильно, Дуся! — неожиданно услыхала она голос мужа.

Политрук Гласов сбежал по ступенькам в подвал, огляделся в полутьме и сказал:

— Давайте и вы, женщины, тащите сюда вниз все постели и матрацы. Если будут раненые, мы их здесь расположим. Держи, Дуся, — сказал политрук, протягивая жене какие-то свертки. — Здесь масло и сахар. А это будильник. Я забежал домой… И ключ возьми от квартиры.

Гулкий разрыв снаряда потряс весь дом до основания.

— Ключ вже не нужен, — сказала, отходя от окошка, Погорелова. — Нема вже вашоï хаты.

— А ты, Анфиса, даже одеться не успела!

— Какая тут одежда! — равнодушно ответила Лопатина и, прислушиваясь, вдруг вскрикнула: — Тише! Вы слышите?

В двух углах двора, в блокгаузах, соединенных со зданием ходами сообщения, затрещали станковые пулеметы.

— Неужели фашисты? — прошептала Гласова.

Да, это были фашисты!

Серые в расползающемся тумане, они показались в двух направлениях — со стороны Буга от Илькович и с правого фланга, перерезая последние нити, связывающие раньше заставу со своими соседями.

Раньше всех открыл огонь из правого блокгауза заместитель политрука Ефим Галченков. Рядом с ним лежал у пулемета москвич Герасимов. Как только первые вражеские солдаты, извиваясь и сбиваясь с шага, стали падать на мокрый луг, заговорил и станковый пулемет из левого блокгауза, расположенного ближе к Скоморохам. Там у «максима» залегли старые, проверенные уже однажды в бою неразлучные друзья — ефрейторы Конкин и Песков. Еще совсем недавно вся застава с большими почестями отправляла в Москву, в Кремль, низенького энергичного блондина Конкина. С ним вместе ехал в столицу за правительственной наградой опытный инструктор служебных собак, уроженец Ивановской области ефрейтор Песков. Медали «За боевые заслуги» поблескивали сейчас в полутьме блокгауза на гимнастерках боевых друзей.

Как только первые фашистские цепи устлали своими трупами луг, шедшие позади гитлеровцы в замешательстве побежали обратно к спасительной полоске утреннего тумана. Фланговый огонь двух станковых пулеметов показал немецким офицерам, что взять заставу в лоб не удастся. Они решили оставить ее для подавления идущим сзади них главным силам.

Лопатин воспользовался передышкой и вызвал к себе командиров отделений. Он сразу же произвел небольшую перегруппировку сил и укрепил новыми людьми правый блокгауз, который прикрывал все подходы к заставе на самом опасном направлении.

Ветер принес трескотню пулеметов от железнодорожного моста за Ромушем. Туда пошел Погорелов. Что же произошло с ним?

Ракеты не взлетали из кустов, откуда еще так недавно звал к себе на помощь Николай Сорокин. Все кусты, закрывающие Западный Буг от гарнизона заставы, укрепившегося на холме, были теперь в руках немцев.

…Все еще крутил ручку полевого телефона Зикин, но никто ему не отвечал. Провода, ранее соединявшие заставу в Скоморохах с соседними заставами и с комендатурой, были либо перерезаны, либо перебиты снарядами.

Лопатин подозвал к себе Василия Перепечкина. Это был смышленый боец и хороший конник.

— Скачи в Сокаль, найди Бершадского. Пусть шлет подкрепление! — приказал Лопатин.

Капитан Иван Варфоломеевич Бершадский был комендантом участка, и лейтенант Лопатин нисколько не сомневался в том, что Бершадский, хорошо зная, на каком важном направлении расположена тринадцатая застава, вышлет к ней бойцов из резерва.

Перепечкин поймал бродившую по двору и оседланную еще с ночи караковую кобылу, с ходу вскочил на нее и умчался лощиной на Ильковичи. Все, кто следил за его быстрым отъездом, даже женщины, засевшие в подвале, были убеждены, что теперь-то подмога придет.

Ни Лопатин, ни весь подчиненный ему гарнизон не звали еще, что Сокаль очутился в полосе направления одного из главных ударов врага. Направление это в первой сводке Главного командования Красной Армии было названо «Кристинопольским».

…В это время лейтенант Григорий Погорелов вместе со своей группой пробирался крепостными рвами древнего княжьего города Прилуки к железнодорожному мосту у Ромуша. Рвы вывели пограничников в густой кустарник на мысе Шибеница. Когда лозняк кончился, Погорелов увидел около моста, на гребне железнодорожной насыпи, каски фашистов. Лежа у пулемета, немцы вели огонь по отделению, охранявшему мост.

Сейчас весь мост, по-видимому, уже был в руках у врага, а его охрана, сброшенная с моста в сторону, была оттеснена немцами. Под прикрытием станкового пулемета, ведущего огонь с насыпи, фашисты подползали к стрелкам отделения, прижимали их к лесу.

Не напрасно послал сюда лейтенанта Погорелова его начальник Алексей Лопатин. Мало того, что здесь был стык двух участков, ведь по мосту гитлеровцы могли в любой момент начать переброску своих главных сил, следующих за передовыми отрядами.