Пятьдесят лет в Российском императорском флоте

В библиотеке, куда был подан кофе, принцесса обратила мое внимание на старинный портрет владельца замка курфюрста Фридриха — отца русского Императора, злополучного Петра III. При прощании принцесса поручила мне передать привет своей сестре — Императрице Александре Федоровне. Простояв в Киле дни русской Пасхи, я 27 апреля вышел в Ревель, так как Кронштадт был еще во льдах. В Балтийском море было туманно и сыро. За Оденсхольмом, перед островом Наргеном, стояло сплошное поле пригнанных с севера плавучих льдин. Пробираясь осторожно по белому полю, я мало-помалу продвинулся за Нарген и вошел на Ревельский рейд, чистый от льда.

Было прохладно, но майское солнце весело освещало старинный город с остроконечной башней Святого Олая. Отсалютовал 21 выстрелом. Со стенки гавани раздался ответный салют, и на душе ощущалась радость возвращения домой. Одев мундир, я поехал к командиру порта контр-адмиралу Вульфу. От него я узнал, что к 8-му мая ожидается в Кронштадте визит вице-адмирала Roustan с Escadre du Nord; но едва ли к тому времени Кронштадт очистится от льда, поэтому в Ревеле делаются приготовления для приема французов в салонах Екатериненталя и в морском клубе, а на рейде представителями от флота будут мой крейсер и зазимовавший здесь броненосец «Адмирал Ушаков». Но неожиданно задул теплый SW, и море за Гогландом очистилось от льда. Прием французов опять был назначен в Кронштадте, а для проводки моего крейсера туда был прислан ледокол «Могучий», а для Escadre du Nord — «Ермак».

6 мая я прибыл в Кронштадт. Салют, визиты и все прочее, как было не раз. На рейде, вытянувшись в одну линию, стояли суда Балтийской практической эскадры, и в этой линии моему крейсеру было назначено место. Для французских судов были поставлены буйки на линии, параллельной нашим судам — друг против друга.

8 мая, в полдень, вошла на рейд французская эскадра — 2 броненосца, 2 крейсера, 2 торпедоистребителя и легкое авизо — яхта адмирала. После взаимных салютов, приветственных криков «vive la Russie!», «vive la France!» и визитов адмирал Рустан с командирами отправился на яхте к Государю в Петергоф. Остальных французских офицеров чествовали обедом в Кронштадтском морском собрании. Следующий день офицеры провели в Петербурге, где им показывали Зимний дворец, Эрмитаж, музей Александра III и острова. В тот же день мэтры и унтер-офицеры обедали в Кронштадтском клубе кондукторов, а матросы в манеже. Во французском посольстве был ответный прием, где были Государь и высшие чины русского флота. На 4-й день французская эскадра ушла в море. Последовал обычный обмен орденов, и я получил «Legion d’honeur» командорского класса — золотой с розеткой.

Настали теплые майские дни, и мне был назначен Высочайший смотр. Прибыли Государь в форме капитана 1 ранга, Императрица Александра Федоровна, Великий Князь Алексей Александрович, Морской министр П.П. Тыртов и прочие власти. Государь с приветственным взглядом опять вспомнил «Мономах» и пошел по фронту офицеров; Императрица была великолепна: высокая, стройная, красивая; приняв от меня традиционный букет, подала мне руку, полную, тяжелую, для поцелуя и прошла со своей фрейлиной на полуют. После обычного осмотра всех помещений крейсера, артиллерийского учения, все вышли на полуют, откуда смотрели постановку и уборку парусов. Перед отъездом с крейсера Государь благодарил команду, а затем — салют, по реям — «ура!».

Уходя на яхте в Петергоф, Государь поднял сигнал: «Государь изъявляет крейсеру свое особое удовольствие». Для испытания боевой готовности крейсера и экзамена ученикам крейсер ушел в Биоркэ. 20 мая я вошел в гавань для ремонта и обновления состава учеников. Ко мне был назначен новый старший офицер лейтенант Г. Огильви, женатый на дочери адмирала Авелана — Начальника Главного Морского Штаба, и я с сожалением расстался с А.А. Баженовым. Все лето стояла прекрасная погода, и работы по изготовлению крейсера к плаванию шли с должным успехом. По воскресеньям семью приглашал к обеду. Дети с нетерпением ждали этого дня; на крейсере было интересно: офицеры показывали привезенных зверей и птиц, за обедом играл оркестр, а ресторатор старался всегда составить меню по их вкусу. Вина были свои, преимущество отдавалось сладким — испанским. При отъезде с крейсера барышни получали разноцветные ленты с надписью «Герцог Эдинбургский».

В июле приходила в Кронштадт итальянская эскадра с королем Виктором Эммануилом И. Пока король гостил у Государя в Петергофе, итальянским офицерам делались приемы в Морском собрании и у адмирала Макарова. В один из дней я на крейсере устроил обед, на котором присутствовали несколько итальянских офицеров, адмирал Макаров с женой и русский посол в Риме А.И. Нелидов. Его сын И.А. Нелидов плавал у меня на крейсере вахтенным лейтенантом. В 1904 году, идя на эскадре адмирала Рожественского в Японию, заболел на пути и умер в Дакере (на берегу Африки, французская колония)и там похоронен.

На итальянской эскадре плавал изобретатель радиотелеграфа Маркони в качестве инструктора при установленных на судах его приборах. Я с ним познакомился на одном из приемов у главного командира.

В августе крейсер был готов к плаванию, и я вышел на рейд. Затем, получив от Главного Морского Штаба программу и маршрут плавания, я 27 августа ушел за границу. Маршрут был почти тот же, что и в прошлом году. Пройдя под парами Балтийское море и Датские проливы, простояв 5 дней в Христианзанде, 12 сентября вышел в Плимут. В Немецком море было пасмурно и тихо, но по временам для практики учеников ставил и убирал паруса. На 6-й день стал на якорь на обширном Плимутском рейде.

После обычного салюта и визита старшему на рейде командиру броненосца «Минотавр», я проехал к главному командиру, почтенному адмиралу Scott’y и по обыкновению был приглашен им в тот же вечер к обеду. Высокий седой старик с фигурой сановного лорда и худощавая старая леди — его жена были изысканно любезны. Чувствовались простота и непринужденность, точно в семье своего дедушки. После обеда до позднего вечера мужчины сидели на веранде с ногами на лонгчерах, курили сигары и потягивали соду-виски. Адмирал вспоминал эпизоды из своих давнишних плаваний и индийской службы. Вернувшись на крейсер, я крепко заснул, утомленный, неспавший последние две ночи в туманном канале.

На южном берегу Англии, почти у выхода в океан, в широкой части канала в глубоком заливе, огражденном с юга молом, расположен Плимутский порт. Океанская волна в осеннюю бурную погоду, прорываясь на обширный рейд, делает стоянку на нем весьма беспокойной. Но в северо-западной части рейда залив глубоко вдается в берег, и там в спокойном месте устроен Плимутский военный порт с адмиралтейством, эллингами и доками. Для коммерческих судов тут нет особой пристани. Как Шербург во Франции, так и Плимут в Англии имеет характер чисто военный; сам городок обычного типа английских городов: с широкими улицами, трамваями, магазинами и парками, с зелеными площадками для игр и спорта. Есть музей, несколько театров, военный и морской клубы, балаганного характера «music-hall» для солдат и матросов.

Русский консул англичанин Belami предложил свои услуги быть гидом и затем сделал визит кают-компании, быстро со всеми познакомился и радушно предложил нам поехать пикником на следующий день за город в обществе собранных им дам и барышень. Между ними была одна русская дама, жена англичанина, морского инженера; обладая веселым характером, она оживляла этот пикник и быстро познакомила англичанок с нашими офицерами. Пикник сделал привал на горе, возле трех бассейнов (фильтров) водопровода, снабжающего город. В своем загородном коттедже-даче радушный консул предложил нам завтрак «a la fourchette» в английском вкусе. На десерт были поданы бананы и ананасы, доставляемые с островов Мадеры и Азорских. Мы пригласили любезного консула и дам к нам на крейсер в ближайшее воскресенье. Офицеры на крейсере были в большинстве прошлогодние, музыка та же самая; поэтому первый прием наш был вполне удачен.