Александр I и Наполеон

По русским источникам, Наполеон имел при Лютцене в полтора раза больше солдат (150 тыс. против 92 тыс.), хотя и почти вдвое меньше орудий (350 против 650) [115]. Его новобранцы сражались храбро, но не очень умело, Битва весь день шла на равных, и лишь к вечеру Наполеон осуществил маневр, принесший ему победу. Он подверг ослабленный центр союзников бомбардировке из 80 гвардейских орудий и под прикрытием этого огневого вала бросил в атаку гвардию. Союзники дрогнули и начали общее отступление, потеряв 20 тыс. человек. Они не бежали, как при Аустерлице, но отступали капитально, как в России летом 1812 г. «Отсюда, — вспоминал о Лютцене русский офицер-мемуарист И.Т. Радожицкий, — принялись мы опять за старое: ретироваться».

Наполеон потерял при Лютцене не меньше 15 тыс. человек и не имел достаточно сильной кавалерии, чтобы преследовать союзников с боем. Он лишь проследовал за ними в Дрезден и далее к Бауцену, где союзники дали ему новое, еще более упорное сражение 20 и 21 мая. По русским данным, Наполеон и здесь сохранял общий численный перевес, хотя его артиллерия и кавалерия были вдвое слабее. Впрочем, именно артиллерийский маневр с захватом командных высот позволил ему выиграть и эту битву. Потеряв 18 тыс. человек, союзники продолжили свою ретираду. Наполеон, не досчитавшийся 12 тыс. своих солдат и страдавший от недостатка кавалерии, преследовал их вяло, но тем не менее занял Бреславль и вышел к Одеру.

В штабе союзников забили тревогу. Фридрих Вильгельм III вновь плакал, восклицая: «Опять я на Одере!» Русские офицеры вспоминали предостережение Кутузова: «Как воротимся? С рылом в крови!» Витгенштейн сам попросил уволить его с поста главнокомандующего и назвал своим преемником М.Б. Барклая де Толли. 29 мая Александр I с согласия Фридриха Вильгельма III назначил главнокомандующим Барклая. В те же дни при посредничестве Меттерниха союзники предложили Наполеону перемирие.

Наполеон после двух побед не проявлял особой радости. Дело не только в том, что победы дались ему труднее, чем он рассчитывал. Он пережил и тяжкие личные утраты. Перед битвой при Лютцене, в стычке под Вейсенфельсом 1 мая был убит на глазах императора его старый друг маршал Ж.Б. Бессьер, а после битвы при Бауцене, в арьергардном бою под Герлицем 22 мая, когда Наполеон наблюдал за отступлением союзников, неприятельское ядро ударило в дерево, возле которого стоял император, и рикошетом поразило его самого близкого друга обер-гофмаршала М. Дюрока. Смертельно раненный Дюрок умер на руках Наполеона. «Прощай, мой друг, — сказал умирающему император. — Жди меня там, мы скоро увидимся». После гибели Ж. Ланна под Эсслингом в 1809 г. ничто (даже русскую катастрофу) Наполеон не переживал так тяжело, как смерть в течение трех недель Бессьера и Дюрока. «Эта двойная потеря была самым зловещим предзнаменованием собственной судьбы его», — заметил Вальтер Скотт.

К тому же не радовали императора и вести из Франции. Страна буквально надрывалась, поставляя ему досрочные наборы призывников, и от этого теряла национальное здоровье, которым так гордился и любил похвастаться перед Европой Наполеон. В таком расположении духа он принял австрийское посредничество и согласился на перемирие. Оно было подписано 4 июня в Плейсвице на два месяца. Надежды союзников на перемирие были понятны: оправиться от двух поражений, подтянуть резервы и, главное, привлечь к себе Австрию.

А на что рассчитывал Наполеон? Заключить ли мир с деморализованными коалиционерами на условиях сохранения status quo, т. е. всех его завоеваний? Или видимостью миротворчества успокоить пресыщенную славой и уставшую от войн Францию, а тем временем пополнить свои войска подходившими резервами и нанести коалиции решающий удар? По-видимому, было в его расчетах и то, и другое. Было, но не удалось. Поэтому post factum, уже на острове Св. Елены, Наполеон признал: «Не следовало мне соглашаться на перемирие после победы при Бауцене. Я уже был в Бреславле, и если бы продолжал безостановочное движение, то русские и пруссаки ушли бы за Вислу, поляки снова вооружились бы, и мой тесть (Франц I. — Н.Т.) никогда не отважился бы явно восстать против меня» Биограф Александра I Н.К. Шильдер тоже полагал, что после третьего (вслед за Лютценом и Бауценом) большого сражения, которое, «по всей вероятности», выиграл бы Наполеон, Австрия осталась бы нейтральной. Именно в расчете на неизменную лояльность Австрии обманулся Наполеон, заключая перемирие. Он не ожидал, что в ряду предательств 1813 г., когда один за другим бежали от него в стан коалиции столь послушные ему ранее германские вассалы, «наиболее элегантное предательство» (по выражению чешского историка Я. Шедивы) уготовит ему К. Меттерних.

28 июня Меттерних приехал к Наполеону в Дрезден и как посредник предъявил ему нечто вроде ультиматума, который Австрия уже согласовала с Россией и Пруссией. Коалиция соглашалась заключить мир с Наполеоном только на четырех условиях: 1) ликвидация герцогства Варшавского и раздел его между Россией, Пруссией и Австрией; 2) возвращение Австрии ее иллирийских провинций; 3) присоединение Данцига к Пруссии и очищение от французов всех прусских крепостей; 4) восстановление независимости ганзейских городов. В случае, если Наполеон откажется принять эти условия, Австрия обязалась объявить ему войну и выставить против него в рядах 6-й коалиции для начала 150-тысячную армию.

Наполеон, выслушав Меттерниха, пришел в ярость. Ультиматум он отверг категорически и безусловно. Вступлению же Австрии в войну против него он отказывался верить. Он то увещевал Меттерниха «образумиться», ласково похлопывая его по плечу («Зачем же нам воевать?»), то угрожал покарать Австрию за предательство, напоминая, что он трижды возвращал престол Францу I и, наконец, породнился с ним, а тот, неблагодарный, как был, так и остается врагом. Меттерних настаивал на четырех условиях. С тем и откланялся. «Хорошо, пусть будет война! — жестко сказал Наполеон, провожая его. — До свидания в Вене!» 10 августа Австрия объявила войну Наполеону, и 150 тыс. австрийских солдат, уже готовых сражаться, присоединились к войскам коалиции.

Итак, Наполеон отверг мирные предложения коалиционеров. А.З. Манфред усмотрел здесь с его стороны «суеверное, почти дикарское самоослепление»: «Математик, он непостижимым образом разучился правильно считать». Иначе (и, думается, вернее) рассудил Е.В. Тарле: не «суеверное самоослепление», а особый, наполеоновский склад мышления. В 1813 г., как и до 1812, Наполеон действовал по принципу: «все или ничего!» Предложенные ему четыре условия перечеркнули бы многое из его завоеваний, а уступать завоеванное он не собирался. «Ваши государи, рожденные на тронах, — говорил он в Дрездене Меттерниху, — могут быть побиты хоть 20 раз и спокойно возвращаются в свои столицы. А я солдат, мне нужны честь и слава, я не могу показаться униженным перед моим народом…».

Присоединение Австрии резко усилило 6-ю коалицию. К тому же шли ей на помощь шведские войска, наступали со стороны Пиренеев испанцы и англичане, переходили в лагерь коалиции Бавария и Вюртемберг, Баден и Нассау. Против Наполеона поднималась вся Европа.

Главнокомандующим союзными войсками Александр I предложил назначить князя К.Ф. Шварценберга. Сделал он это не только на радостях по случаю вступления Австрии в коалицию, но и потому, что знал: спесивые немецкие феодалы оскорбляются подчинением Барклаю де Толли как «плебею», сыну безродного поручика. Шварценберг — бывший посол Австрии в Париже, больше дипломат, нежели военачальник, страдавший при избытке осмотрительности недостатком активности, — тоже не вполне устраивал Александра как главнокомандующий, особенно в сравнении с Наполеоном. Поэтому царь возобновил начатые еще в 1804 г. попытки заполучить из США генерала Ж.В. Моро. На этот раз Моро принял приглашение и в августе 1813 г. приехал к союзникам в Прагу. По воспоминаниям А.С. Шишкова, «принят он был с великою и, можно сказать, излишнею честью: российский император и король прусский, как только услышали о его прибытии, тотчас поехали к нему с поклоном и поздравлениями»; ни Румянцеву, ни Суворову, ни Кутузову «не было никогда оказано подобной чести».