Александр I и Наполеон

После Вязьмы, где ударил первый по-настоящему зимний мороз, сразу в 18°, на «Великую армию» обрушился новый враг — холод. Зима 1812 г. в России выдалась самой морозной (на 5–8° ниже нормы) за много десятилетий. Морозы, северные ветры, снегопады, с одной стороны, подгоняли голодных французов, а с другой — и обессиливали, губили их.

Но самым грозным врагом наполеоновской армии оставались регулярные русские войска. В то время как партизаны и казаки, голод и холод гнали французов по старой дороге, Кутузов с главными силами преследовал их параллельным маршем южнее, по новой (калужской) дороге, где русские воины всегда находили продовольствие, фураж, места для отдыха и поддержку населения. При этом авангардные части русских то и дело нападали на арьергарды противника, уничтожали их и брали в плен.

Когда 12 ноября Наполеон подошел к р. Березине, он располагал всего лишь 30–40 тыс. боеспособных людей и 35–40 тыс. безоружных, отставших и больных. Именно здесь, на Березине, Кутузов предрекал «неминуемое истребление всей французской армии».

Дело в том, что еще 8 сентября флигель-адъютант Александра I А.И. Чернышев доставил Кутузову составленный в Петербурге с участием царя план, по которому французы должны были быть «искоренены до последнего» на Березине соединенными усилиями войск Кутузова с востока, генерала П.Х. Витгенштейна с севера и адмирала П.В. Чичагова с юга [114]. Кутузов тогда одобрил этот план, а после того как он попытался, но не сумел окружить и уничтожить «Великую армию» (к тому времени уже малую) при подходе ее к Смоленску, теперь вернулся к «царскому» плану. Казалось, все предвещало ему успех. Русских войск в районе Березины было вдвое больше, чем французов. Кутузов шел по пятам за Наполеоном, Витгенштейн спешил и, судя по всему, успевал преградить путь французам с севера, а адмирал Чичагов уже 9 ноября занял ключевой пункт на Березине — г. Борисов, тем самым замкнув кольцо окружения противника с юга. Самого Наполеона адмирал приготовился взять в плен. Он даже сообщил своим войскам приметы императора, подчеркнув в особенности его «малый рост», а потом распорядился: «Для вящей же надежности ловите и приводите ко мне всех малорослых!»

Наполеон впервые за всю свою полководческую карьеру оказался в столь катастрофической ситуации. В довершение всех его бед, будто назло ему, Березина, уже было замерзшая, теперь после двухдневной оттепели снова вскрылась, а сильный ледоход мешал строить мосты. В этой безысходности Наполеон отыскал единственный шанс к спасению. Пользуясь медлительностью Кутузова, отставшего на три перехода, он успел создать видимость переправы через Березину у с. Ухолоды, чем дезориентировал Чичагова, навести мосты в другом месте, у с. Студенки, и в течение трех дней — с 14 по 16 ноября — переправить боеспособные части на правый берег. С тяжелыми боями, отбиваясь от Чичагова и подоспевшего Витгенштейна, Наполеон 17 ноября ушел от Березины к Вильно.

По выражению Аркадия Аверченко, Наполеон на Березине «потерпел победу». Действительно, потерял он здесь людей больше, чем под Бородином (20–25 тыс. строевых и примерно столько же прочих). Через три дня после Березины у него, по данным Ж. Шамбре, оставалось, кроме 10–15 тыс. «некомбаттантов» (от фр. «combattant» — воин), всего 9 тыс. бойцов: 2 тыс. офицеров и 7 тыс. солдат, почти исключительно гвардейских. Но ведь Александр I и Кутузов планировали истребить на Березине всю французскую армию «до последнего» ее солдата, включая Наполеона. Между тем Наполеон спас не только себя самого, но и все то, что русские особенно старались «искоренить»: гвардию, офицерский корпус, генералитет и всех маршалов. «К общему сожалению, — рапортовал царю огорченный Кутузов, — сего 15-го числа Наполеон <…> переправился при деревне Студенице».

С легкой руки Кутузова, который в рапортах царю всю вину за то, что не удалось покончить с Наполеоном, возложил на Чичагова, адмирал сразу же стал и поныне остается в России козлом отпущения за русские промахи на Березине. «Все состояния подозревали его в измене», — свидетельствовал Ф.Ф. Вигель. Г.Р. Державин высмеял «земноводного генерала» в эпиграмме, а И.А. Крылов — в басне «Щука и кот». Александр I, ранее доверявший Чичагову, как своему «homme de tête» (впередсмотрящему), теперь поверил молве и не вступился за репутацию адмирала. Чичагов так обиделся на все это, что в 1814 г. навсегда покинул родину и писал за границей желчные воспоминания, в которых оправдывал свои действия.

Сегодня любой историк, умеющий судить непредвзято, видит то, на что указывали еще сами участники событий (А.П. Ермолов, В.И. Левенштерн, В.С. Норов, Денис Давыдов): из трех русских командующих именно Чичагов больше всех мешал французам переправиться через Березину и причинил им наибольший урон. Зато Кутузов, который должен был теснить врагов и прижать их к Березине, все время оставался далеко позади и лишь 19 ноября перешел через Березину у м. Жуковец, в 53 км южнее места переправы Наполеона.

Впрочем, Березинская операция, даже не удавшаяся русским до конца, поставила Наполеона на край гибели. Его «Великая армия» фактически перестала существовать, а то, что осталось от нее, могло лишь послужить (и действительно послужило) основой для создания новой армии. Только теперь Наполеон решился подготовить общественное мнение Франции и Европы к восприятию постигшей его катастрофы. 21 ноября в Молодечно он составил «погребальный», как назвали его сами французы, 29-й бюллетень — своего рода надгробное слово о «Великой армии». Признав свое поражение, Наполеон объяснил его превратностями русской зимы.

Вечером 23 ноября в м. Сморгонь император покинул остатки своей армии, передав командование И. Мюрату как монарху, неаполитанскому королю. Он торопился в Париж, чтобы опередить толки вокруг 29-го бюллетеня, а главное — собрать новую армию. Взяв с собой А. Коленкура, М. Дюрока, генерал-адъютанта Ж. Мутона, секретаря А. Фэна, несколько слуг и — только до русской границы — кавалерийский эскорт, Наполеон за 13 дней промчался инкогнито, под именем герцога Виченцского, через всю Европу, миновал все расставленные для него западни и к полуночи 6 (18) декабря уже был в Париже.

На пути в Париж Наполеон встретился со своим министром иностранных дел Г.Б. Маре. Тот спросил, в каком состоянии император оставил армию. Наполеон ответил: «Армии больше нет». То была страшная для Франции правда: из 647 тыс. завоевателей, вторгшихся в Россию, выбрались из России едва ли больше 30 тыс. горемык, считая и фланговые войска. Кутузов имел все основания рапортовать царю 7 декабря: «Неприятель почти истреблен».

Во Франции известие о гибели «Великой армии» вызвало общее потрясение, тем более сильное, что страна не была к нему подготовлена. Еще недавно французские газеты прославляли вступление Наполеона в Москву как нечто «выходящее за пределы всего, что давала нам доселе его полная чудес история». Правда, отступление из Москвы, как ни приукрашивалось оно в 27-м и 28-м бюллетенях Наполеона, встревожило Францию. «Мы начали пробуждаться от сна», — вспоминала герцогиня А. д'Абрантес. И все-таки окончательное пробуждение было ужасно. Опубликованный 16 декабря в парижском официозе «Moniteur» 29-й бюллетень ошеломил французов. Одна фраза о том, что-де из-за морозов «армия, столь блестящая еще 6 ноября, 14-го имела уже иной вид, почти без кавалерии, без орудий, без транспорта», сказала почти все — остальное дорисовывалось воображением. Вся страна была повергнута в траур. Повсюду, с верхов до самого низа социальной лестницы, начался ропот.

Зато в России каждый день русского контрнаступления стимулировал подъем национального духа, любая весть о «поверхности» русских над французами сопровождалась взрывом патриотической радости, а в декабрьские дни вся Россия упивалась триумфом победы над «современным Аттилой». Кутузов в те дни, естественно, радовался больше других. «Я почитаю себя щастливейшим из подданных Вашего Величества», — написал он Александру I 7 декабря. Но фельдмаршал лучше, чем кто-либо, видел и дорогую цену победы, одержанной, на взгляд со стороны, легко. Выступив из Тарутина во главе 120 тыс. человек при 622 орудиях (не считая ополчений), Кутузов привел к Неману лишь 40 тыс. человек с 200 орудиями. Поэтому в рапортах царю 1, 2 и 9 декабря он настойчиво предлагал дать армии отдых в Вильно «до двух недель», «ибо, если продолжать дальнейшее наступательное движение, подвергнется она в непродолжительной времени совершенному уничтожению».