История Индии. XX век

Однако губернаторы, ссылаясь на закон 1935 г., не были готовы пойти на это. Жесткая дискуссия между руководством Конгресса и британскими властями продолжалась несколько месяцев. В конце июня вице-король Линлитгоу выступил с примирительным заявлением, в котором отмечалось, что суть провинциальной автономии состоит в сотрудничестве губернатора и министров. В его заявлении не давалось каких-либо конкретных заверений по вопросам, поднятым Конгрессом. Рабочий комитет Конгресса на заседании в начале июля 1937 г. рассмотрел заявление вице-короля и разрешил конгрессистам сформировать правительства. При этом Неру, в то время президент партии, сказал, что это согласие «не означает принятия Конгрессом рабской конституции. Оно означает борьбу против федерации всеми способами, имеющимися в нашем распоряжении, как внутри законодательных собраний, так и вне их» [470].

Сначала Конгресс сформировал свои правительства в шести провинциях, в сентябре 1937 г. к ним прибавилось правительство мусульманского отделения Конгресса в СЗПП во главе с Хан Сахибом – братом Абдул Гаффар Хана, известного как «пограничный Ганди» [471]. Не последнюю роль в этом сыграло то, что в соответствии с Общинным решением 1932 г., в СЗПП немусульманам, составлявшим всего 8% населения, в законодательном собрании выделялось 28% мест. В марте 1938 г. было сформировано конгрессистское правительство в Ассаме. Таким образом, Конгресс возглавил правительства в восьми из 11 провинций [472].

Сформирование собственных правительств в провинциях сопровождалось определенной эйфорией среди конгрессистов, тем более что часть политических узников стала министрами и депутатами. В новых законодательных собраниях звучала национальная песня «Ванде Матарам», на флагштоке развевался конгрессистский флаг. Общее настроение в обществе способствовало укреплению антибританских настроений и созданию патриотических организаций, в том числе и в княжествах. Увеличилось число рабочих и крестьянских организаций. Членство в Конгрессе за год, с 1936 г., выросло с 3,1 до 4,5 млн. человек.

Между тем очень скоро обнаружились и серьезные проблемы. Создалась парадоксальная ситуация в провинциях, когда правительства Конгресса, призывающие к независимости и критически относящиеся к закону 1935 г., должны были действовать в рамках этого самого закона и были крайне ограничены в своих политических и финансовых возможностях. Более того, они вынуждены были опираться на колониальный административный аппарат и полицию.

Одна из самых крупных проблем, с которой пришлось столкнуться этим правительствам, состояла в необходимости учета сложного комплекса вопросов, связанных с интересами религиозных общин и разных социально-классовых групп. Наиболее важными из них были отношения между индусами и мусульманами.

Очень серьезным по своим политическим последствиям, которые привели к ухудшению отношений между Конгрессом и Мусульманской лигой, был отказ Конгресса сотрудничать с Лигой во всех провинциях, где он сформировал правительства. Наиболее болезненным для Лиги оказался отказ президента Конгресса Дж. Неру предоставить ей два места в правительстве Соединенных провинций. Хотя формально Неру был прав, так как его партия располагала абсолютным большинством в законодательном собрании провинции. Вместе с тем сам Неру, а также Нарендра Дева и К.М. Ашраф поставили своей задачей в Соединенных провинциях завоевание на сторону Конгресса мусульман при помощи «массовых контактов» с ними. При этом они рассчитывали на сотрудничество с рядом мусульманских организаций в Панджабе, СЗПП и Бенгалии, которые могли бы бросить вызов Лиге и ее претензиям на представительство мусульман всей Индии. Фактически Конгресс добивался самороспуска Лиги [473].

Однако Мусульманская лига предприняла решительные и успешные шаги, которые позволили ей укрепить свое влияние в Соединенных провинциях. Она, в частности, обвинила Конгресс в разжигании «классовой ненависти и религиозно-общинной войны». Ей удалось в течение нескольких месяцев привлечь в свои ряды более 100 тыс. новых членов.

С другой стороны, правительство Конгресса в Соединенных провинциях оказалось неспособным провести заявленные им социально-экономические реформы в пользу бедных слоев общества, включая мусульман. «Массовые контакты» с мусульманами, по существу, остались на бумаге. К тому же секулярная, а также радикальная индусская риторика насторожила мусульман. Похожие процессы происходили и в других провинциях.

В это же время заметно активизировали свою деятельность Хинду махасабха и РСС. В своем выступлении на сессии Хинду махасабхи в 1937 г., за три года до того как Мусульманская лига выдвинула требование создания Пакистана, ее президент В.Д. Саваркар сформулировал «теорию двух наций»: «Индию нельзя рассматривать сегодня как унитарное и однородное государство, – заявил он. – Напротив, в ней существуют две главных нации – индусы и мусульмане… Это две антагонистические нации, живущие бок о бок». И в то же время Саваркар и возглавляемая им Хинду махасабха решительно возражали против создания отдельного мусульманского государства [474]. На следующей сессии партии в Нагпуре в декабре 1938 г. Саваркар сказал: «Мы, индусы, сами по себе являемся нацией… Индусские националисты не должны чувствовать вину за то, что их называют индусскими коммуналистами» [475].

В таком же направлении действовал и РСС под руководством К.Б. Хедгевара. Его поддерживал Б.С. Мундже, в прошлом сторонник Тилака, ставший позже лидером Хинду махасабхи. РСС распространил свое влияние из Нагпура (Центральные провинции) в Соединенные провинции, Панджаб и другие районы страны. К 1940 г., когда руководителем РСС стал Голвалкар, эта организация насчитывала около 100 тыс. дисциплинированных и хорошо тренированных членов, связанных между собой идеологией бескомпромиссного индусского шовинизма. Деятельность Хинду махасабхи и РСС никак не способствовала привлечению мусульман на сторону Конгресса. Он рассматривался многими из них как партия индусов, несмотря на то, что Конгресс старался дистанцироваться от Хинду махасабхи и РСС.

На этот период пришлось немало индусско-мусульманских общинных столкновений в разных провинциях. Все это использовалось Мусульманской лигой для наращивания своего влияния. В эти годы Джинна приложил немало усилий, чтобы взять под контроль Лигу и другие мусульманские организации. На сессии Лиги в Лакхнау осенью 1937 г. он призвал мусульман объединяться. В декабре 1938 г. в своем президентском выступлении на сессии Мусульманской лиги Джинна заявил, что Конгресс не представляет мусульман, христиан, зарегистрированные и небрахманские касты. Он не является общенациональной организацией. «Конгресс есть не что иное, как индусская организация, – сказал Джинна. – Но он даже не представляет всех индусов… Конгресс, несомненно, самая крупная партия в стране, но не более того» [476].

К этому времени среди лидеров Лиги практически созрела идея основания отдельного от Индии мусульманского государства. Не без оснований В.Я. Белокреницкий полагает, что соавтором теории Джинны о двух нациях можно считать известного поэта и философа Мухаммада Икбала, который еще в 1930 г. говорил о том, что хотел бы видеть Панджаб, СЗПП, Синд и Белуджистан объединенными в одно государство [477]. О том, что идея отдельного мусульманского государства давно витала в воздухе, говорит и такой факт. В 1933 г. три мусульманских студента в Кембридже, а не в Индии (!), приняли участие в подготовке брошюры «Теперь или никогда». В ней они призывали к созданию независимого Пакистана, состоящего из Панджаба, СЗПП, Кашмира, Синда и Белуджистана. Тогда впервые появилось новое слово «Пакистан» [478]. В письме Джинне в мае 1937 г. Икбал обосновывал необходимость создания на территории Индии «одного или большего числа мусульманских государств с абсолютным большинством мусульман» [479].