На исходе дня. История ночи

Для пьяных щеголей никакая проделка не казалась чересчур вопиющей, если в жертву приносились пристойное поведение и человеческие приличия. В Лидсе поздним вечером «молодые джентльмены» в качестве развлечения вытаскивали людей из постели, принося им ложные вести о каком-либо умирающем друге или родственнике. В июне 1676 года распутник Джон Уилмот, второй граф Рочестер, совместно с тремя товарищами, напрасно проведя время в поисках «шлюхи», жестоко избили констебля в Ипсоме. До этого они уже поиздевались в таверне неподалеку над несколькими скрипачами, «подбрасывая» их в «покрывалах за то, что те отказывались играть». А до конца этой же ночи Рочестер еще успел спровоцировать драку с ночным дозором, в результате которой один из его приятелей был заколот. Даже Пеписа, отнюдь не образец добродетели, порой повергали в шок такие истории. Однажды сей представитель среднего класса услышал, что двое забияк, сэр Чарльз Сэдли и лорд Бакхерст, бегали «с голыми задницами всю ночь» по улицам Лондона и «в конце концов нарвались на драку и были избиты дозорными». В другой вечер Пепис заметил, как «двое денди и их лакеи» тащили «миленькую девицу» с применением «некоторой силы». («Да простит меня Господь, — признавался он, — за мысли и желания, которые я испытывал, а именно находиться на их месте».) Куда более трагической была судьба хозяйки провинциального паба, которая пыталась прекратить шум, производимый «компанией хлыщей». Вслед за своей мебелью она вылетела из окна верхнего этажа и погибла²⁵.

Жестокие столкновения были неизбежны и между самими щеголями, ведь они отказывались не только от строгих правил, принятых в среде аристократов, но и от защиты. Избытки юношеских сил тратились на дуэлях и в пьяных драках, так что ночные эскапады казались еще более героическими. Граф Рочестер писал: «Я расскажу вам вот что: однажды напали на шлюх. / Сводники разбежались, в их комнатах грохот и стук, / Окна разбиты вдребезги, охраны простыл и дух» [62].

Некий путешественник, находясь в Лиссабоне, жаловался на поздние ночные «ссоры беспутных забияк, которые рыщут по улицам в поисках приключений». Насилие по большей части было спонтанным и ничем не спровоцированным. Однажды декабрьской ночью 1693 года трое вооруженных шпагами людей прошагали по Солсбери-корт в Лондоне, громко утверждая, что «да будь они прокляты, если не убьют всякого, кто встретится им на пути, и выкрикивая: „О да! О да! О да!"» Вандализм был в порядке вещей: разбивались окна, уличные фонари, ломались двери. Хуже всего приходилось молодым женщинам, которых избивали и домогались. Некоторых вытаскивали в темные переулки прямо из постели. Ночной дозор, как символ королевской власти, также был излюбленной мишенью, тем более что дозорные, как правило, были людьми преклонных лет. В пьесе «Игрок» (The Gamester; 1633) Джеймса Ширли говорилось о «…задирах, что безумствуют / В борделях и выламывают окна, устрашая улицы, /И в час полуночный они констеблей хуже, а порой / Набрасываются на невинных дозорных».

После одного из маскарадов банда щеголей, включая герцогов Монмута и Ричмонда, смертельно ранила дозорного; такое же преступление вменялось герцогу Йоркскому до того, как он взошел на трон под именем Якова II (1633–1701). В свою очередь, апрельской ночью 1741 года небольшая группа молодежи под предводительством двух французских дворян совершила нападение на дом мэра Либурна, при этом сначала они использовали топор, а потом и вовсе взялась за таран²⁶.

В некоторых городах банды образовывались из благородных забияк и зависимых от них слуг и лакеев. Слабоорганизованные, они тем не менее приобрели громкую репутацию за насилие. В Амстердаме ночью на невинных прохожих нападали члены «Проклятой шайки». Тем же самым занималась банда «Меловики» в Дублине. Итальянские города также страдали от бандитских вылазок молодых дворян. В конце XVI века путешественник обнаружил, что во Флоренции «джентльмены разгуливают группами по ночным улицам, со шпагами и притушенными фонарями; я имею в виду, фонарями, наполовину светящимися, наполовину темными, при этом яркой стороной они направлены к джентльменам, чтобы видеть дорогу, а темной — от них, чтобы никто не видел их; и если случается, что одна компания встречает другую, то джентльмены поворачивают свои фонари светлой стороной к лицам тех, кого повстречали, дабы опознать их… и если только те не оказываются уже знакомыми или приятелями, то редко обходится без драки или, по крайней мере, шумной ссоры».

Живописец Караваджо принадлежал к римской группе щеголей, охотившихся за проститутками и соперничавших с «обладателями шпаг». «Без надежды, без страха» («Nec spe, пес metu») — таков был их девиз. В 1606 году после убийства в драке члена другой группы Караваджо был вынужден бежать в Неаполь²⁷. В Лондоне в 1623 году сформировалась группировка «Охотничьи рожки», в которую, по слухам, входили отбросы «таверн и прочих скандальных мест» и которую возглавляли «разные рыцари, молодые дворяне и джентльмены». В поздние годы Лондон страдал от банд «Чистильщиков» и «Хулиганов», члены которых вскрывали себе вены с целью «наглотаться собственной кровушки». Пепис описывал вечер, когда «молодые задиры» из шайки «Любителей игры в мяч», возглавляемой Рочестером, отплясывали голыми в компании проституток. Самый серьезный страх внушали «Мохоки» [63], которые приняли это название вскоре после широко известного визита в Лондон четырех ирокезских вождей. В течение нескольких месяцев 1712 года город пребывал в ужасе от зверств банды. Помимо того что они резали ножами лица прохожим, они переворачивали вверх ногами женщин, «дурно обращаясь с ними, да еще и в варварской манере». Число «мохоков» было столь велико, язвил автор одной листовки, что дозорные опасались арестовывать их. Джонатан Свифт, озабоченный собственной безопасностью, решил ночью ездить только в экипаже и рано возвращаться домой. «Им не удастся изрезать мне [лицо], — писал он, — оно мне нравится таким, какое есть сейчас, пусть даже экипаж будет стоить мне по меньшей мере пять шиллингов в неделю». Сара Каупер сокрушалась: «Обычаи индейских дикарей те[перь] становятся достижениями английских графов, лордов и джентльменов»²⁸.

В английской литературе нет другой пары пэров, которая бедокурила бы так славно, как принц Гарри и его упитанный компаньон Фальстаф. В первой части «Генриха IV» (1598) мы обнаруживаем их в сговоре с другими разбойниками, планирующими «забавы» ради нападения в темноте на состоятельных путешественников. Фальстаф заявляет принцу: «Значит, у тебя нет решимости рискнуть на 10 шиллингов? Тогда нет у тебя никакой чести. Ты не мужчина, и не товарищ, и уж во всяком случае не принц королевской крови» [64]. Были такие «представители королевской крови» и в реальной жизни, например венгерский король Матьяш I Корвин (1440–1490), французский король Франциск I (1494–1547) и герцог Миланский Франческо Сфорца, который по ночам переодевался уличным торговцем. Говорили также, что, хотя брат Карла VI, герцог Орлеанский, «днем казался набожным», он «тайно» вел «очень распутную жизнь ночью», много пил и веселился с проститутками. Король Дании, Норвегии и Швеции Кристиан II (1481–1559) в бытность свою принцем покидал монаршие покои ради пирушек в копенгагенских тавернах, предварительно подкупив стражу, чтобы та открыла ворота замка. Кристиан IV (1577–1648) был известен тем, что бушевал на улицах, выбивая окна, подобно другим молодым аристократам. То же рассказывали и о Генрихе VIII, чьи юношеские «блуждания» вдохновили на создание широко известной сказки «Король и сапожник», опубликованной в XVII веке. Карл II (1630–1685) во время одной из своих «ночных прогулок» с Рочестером будто бы посетил бордель в Ньюмаркете в «своем обычном облачении» — и лишь для того, чтобы проститутка вытащила из его кармана кошелек. Пожалуй, самыми известными были эскапады французского короля Генриха III, набожного католика днем, а ночью кутившего на улицах Парижа в окружении преданных придворных — «миньонов». Современник жаловался: «Их занятия — азартные игры, богохульство, прыжки, пляски, склоки, прелюбодеяния и следование повсюду за своим королем»²⁹.