Пакт, изменивший ход истории

Были и иные основания для советско-германского сближения — опять-таки в противовес странам Запада. Характеризуя Рапалльский договор 1922 г. как попытку Германии и СССР «сообща ослабить путы, навязанные державами-победительницами», немецкий исследователь истории взаимоотношений двух стран X. Таммерман продолжает: договору «была присуща и определенная основополагающая, имевшая социокультурную подоплеку антизападная направленность…» ^{567} Антизападная направленность договора в Рапалло признается в официозной «Истории внешней политики СССР», в которой подчеркиваются выгоды договора как для Советской России: «Это был удар по империалистической политике изоляции Советской России», так и для Германии: «Для Германии Рапалльский договор был важной опорой в борьбе против давления и шантажа со стороны держав-победительниц» ^{568}.

Таким образом, советско-германский договор в Рапалло стал событием европейского и даже мирового порядка, заложив общую антиверсальскую основу для длительного сотрудничества между Советской Россией и Веймарской Германией. Достижению договоренностей с демократическим Западом, Англией и Францией, советские руководители предпочли сближение с Германией, оформив правовую основу прогерманской тенденции во внешнеполитической ориентации СССР. Антизападная направленность Рапалло немало способствовало провалу попыток Англии и Франции создать общеевропейскую подсистему в рамках Версаля.

С тех пор между Советской Россией и Германией завязались развивавшиеся партнерские отношения в политико-дипломатической, экономической и военной областях. Между Красной Армией и Рейхсвером в нарушение Версальского мирного договора установилось тайное сотрудничество, продолжавшееся вплоть до прихода Гитлера к власти в Германии в январе 1933 г. В СССР в глубокой тайне строились и действовали совместные военные заводы, аэродромы, танковые и авиационные школы, из которых вышли будущие офицеры и генералы нацистского Вермахта ^{569}.

Так Советская Россия помогала Германии в ее постоянных поисках возможностей, прямых или обходных, чтобы ослабить путы Версаля и добиться нового, более выгодного для себя урегулирования отношений с бывшими противниками. Первым большим клином, который удалось ей вбить в Версальскую систему, расшатав ее, была договоренность с Советской Россией в Рапалло (с появившимися шансами на конечный успех). Новую возможность для проявления ее дипломатической инициативы дал французский проект договора между державами, «имеющими интересы на Рейне» — проект англо-франко-бельгийского союза.

Встречное предложение Германии о заключении Рейнского гарантийного пакта вызвало оживленную дискуссию, вскрывшую весьма значительные разногласия между ведущими участниками будущего пакта. Франция желала, чтобы арбитражные договоры Германии с Польшей и Чехословакией были связаны с Рейнским гарантийным пактом в одно целое, но на это не соглашалась Великобритания. Поддержку последней Германия использовала для того, чтобы решительно отвергнуть юридическое закрепление неприкосновенности ее границ с Польшей и Чехословакией. В этих условиях подписанные арбитражные договоры не могли стать надежной гарантией для восточных соседей Германии. Что касается согласия Великобритании на заключение пакта, то она подчеркивала, что пакт ни в коей мере не должен противоречить Версальскому договору.

В итоге долгих и сложных дипломатических маневров в октябре 1925 г. в Локарно (Швейцария) был парафирован (окончательно подписан 1 декабря в Лондоне) ряд соглашений, главным из которых был Рейнский гарантийный пакт между Германией, Францией, Бельгией, Великобританией и Италией. По этому пакту Германия, Франция и Бельгия обязались сохранять неприкосновенность границ между Германией и Бельгией и между Германией и Францией, установленных Версальским договором, а также соблюдать постановления договора о демилитаризованной Рейнской зоне. Германия, Франция и Бельгия обязались разрешать все спорные между ними вопросы путем арбитража или судебного решения. Гарантами пакта стали Англия и Италия.

Локарнские соглашения были в общем рациональным способом решения германской проблемы, затрагивавшей интересы всей Европы. Избранный для этого способ — франко-германское примирение было целью политики французского министра иностранных дел А. Бриана, справедливо считавшего такое примирение залогом европейской стабильности. На первой стадии переговоров, свидетельствуют архивные материалы Кэ д'Орсе, Бриан добивался гарантий границ и для восточных соседей Германии ^{570}. Он решился на локарнский вариант лишь после того, как его идея гарантий границ и на востоке Европы встретила упорное сопротивление Германии, нашедшей поддержку у Великобритании. Вся дипломатия Бриана послелокарнского периода свидетельствует о том, что он мало полагался на добрую волю Германии. Отсюда его стремление расширить гарантии безопасности своей страны заключением военно-политических союзов с малыми странами Восточной Европы, а позже и посредством соглашения с СССР.

В то же время Локарнские соглашения были ничем иным, как попыткой реализовать идею включения Германии в договорную систему Запада в противовес ее сближению с Советской Россией. Американская газета New York Times в передовой статье от 17 октября 1925 г. под названием «Москва и Локарно» выражала надежду, что следствием политической стабилизации в Западной Европе «явится политическая и моральная изоляция Советской России» ^{571}.

Все же Локарнские соглашения несколько разрядили напряженность в Европе, оказав определенный психологический и эмоциональный эффект на умонастроения европейцев. Многие европейцы оценивали достигнутые в Локарно соглашения как «высшую точку в возрождении Европы», как «водораздел между войной и миром» и как «великий акт умиротворения». Вдохновители и творцы Локарно — А. Бриан, О. Чемберлен и Г. Штреземан, министры иностранных дел Франции, Англии и Германии, были удостоены Нобелевской премии мира.

Достигнутыми в Локарно результатами были довольны далеко не все. Резко негативной была реакция Советского Союза. И не только потому, что он был отстранен от участия в конференции. Большие опасения вызывало у его руководства то, что Локарно давало в руки его западных капиталистических антагонистов инструмент нейтрализации советско-германского сближения. СССР рассчитывал на Германию как на такое средство, с помощью которого можно было бы взорвать изнутри мир капитализма, начиная с Европы. Академик Е.Л. Фейнберг вспоминал праздничные демонстрации в Москве 1920-х годов с лозунгом на транспарантах «Советский серп и немецкий молот объединят весь мир» ^{572}.

В стремлении как можно более затруднить болезненный переход буржуазной Европы от войны к миру советские руководители нашли понимание у Германии, которая не чувствовала себя освободившейся от ограничений Версаля. Германия постаралась рассеять советские опасения, что переговоры о Рейнском пакте и ее вступление в Лигу наций означают отступление от «политики Рапалло». В подтверждение верности советско-германскому сотрудничеству 12 октября 1925 г. были подписаны двусторонние торговый договор и консульская конвенция, а несколько ранее — соглашение о предоставлении Советскому Союзу краткосрочного кредита в размере 100 млн. марок для финансирования советских заказов в Германии.

Но советское руководство желало большего, в частности предотвращения вступления Германии в Лигу наций. В ходе секретных переговоров один за другим рождались по советской инициативе проекты межгосударственного политического соглашения с конкретными обязательствами сторон. На Западе, куда просочилась информация о подготовке советско-германского договора, он оценивался как «отход от основы Локарно».