Восточный фронт. Черкассы. Тернополь. Крым. Витебск. Бобруйск. Броды. Яссы. Кишинев. 1944

Прорыв из Бобруйска — вырвалось только  15 тысяч человек

В 12.50 из штаба группы армий наконец пришла радиограмма: «Согласно приказу фюрера «укрепленный пункт» Бобруйск сдать, окруженным войскам прорываться вдоль Березины на север» — как уже было, с опозданием на один-два дня.

К этому времени «крупные шишки» уже «списали» солдат 9-й армии. Это вполне ясно видно по выдержке из журнала боевых действий группы армий «Центр» за 28 июня: «Поступившие к утру донесения о катастрофе окруженной в районе Бобруйска основного ядра 9-й армии не оставляют никакого сомнения в том, что это оперативное объединение, еще будучи способным на прорыв из котла, тем не менее не представляет собой больше никакой боевой ценности».

 В тот же самый день в журнал боевых действий 9-й армии была внесена следующая запись: «Неприятельское кольцо вокруг Бобруйска замкнулось. Армия как боевое формирование практически больше не существует».

В переполненном городе, где скопилось около 70 тысяч человек, начал разверзаться совершенный ад. Заканчивались боеприпасы и продовольствие, вышел из строя водопровод. Сброшенное однажды на парашютах продовольствие попало в руки русских. Раненые с различных перевязочных пунктов были собраны в не оборудованных для этой цели казематах крепости, лишь несколько более других безопасном месте — здесь скопилось около 5 тысяч человек. Им предстояло остаться здесь вместе с санитарами и попасть в руки русских, поскольку вывезти их было невозможно. Во время тех ударов русских войск, которые пока еще удавалось отбивать и ликвидировать прорывы, неприятель начал обстреливать весь город из артиллерии и реактивных минометов зажигательными снарядами с фосфорной начинкой. Налетавшие на город волнами самолеты сбрасывали свой бомбовый груз. Дома стояли объятые пламенем, склады полыхали. Непрерывно работающие русские громкоговорители требовали от коменданта гарнизона сдачи города. Командование в спешке стало организовывать прорыв, который должен был осуществиться в три волны. Начало прорыва было назначено на 23.00 на западном берегу Березины в общем направлении на север.

Но пока еще только солдатские массы и транспортные средства готовились к осуществлению этого почти невозможного и крайне рискованного предприятия, неприятельская артиллерия открыла сокрушительный огонь по городу. Пламя объяло целые кварталы, столбы пламени вздымались в черно-багровое ночное небо, густой дым полз по улицам, перегоревшие стропила крыш рушились, испуская столбы искр, коробки выгоревших домов разваливались, круша все вокруг. Над языками огня, дымом и пылью развалин погибающего города ревели моторы русских бомбардировщиков. Поток солдат устремился к северным предместьям города, указанный в приказе район сосредоточения сил для прорыва. На широком шоссе, выходящем из города, стояли и ждали команды к началу движения колонны бойцов, в конце концов совершенно запрудившие всю дорогу. Между ними скапливались остатки различных частей, уйма одиночек, отбившихся от своих подразделений, многочисленные служащие вермахта и беженцы из числа русского гражданского населения (активно сотрудничавшие с немцами. — Ред.), намеревающиеся уходить от приближающейся Красной армии. Сюда же подтягивались и способные самостоятельно передвигаться раненые. В этой толпе из уст в уста передавались различные слухи, порой панические. Лишь колоссальными усилиями и с большими трудностями удалось хоть как-то организовать эту первую волну боевых групп и ее передовой клин, ядро 20-й танковой дивизии, еще сохранившей несколько танков и 12 бронетранспортеров. Им придали 10 штурмовых орудий и несколько самоходок, с помощью которых предполагалось прорвать окружение и обеспечить проход.

Около полуночи огонь неприятеля и море пожаров охватили всю центральную часть города и начали смещаться на его северные окраины. И здесь произошло нечто совершенно невероятное — в полыхающем Бобруйске среди разрывов снарядов и уханья бомб к небу вознеслась песня. Ее завели несколько человек, сотни подхватили мотив, и вот уже тысячи германских солдат в едином порыве пели: «О Германия, сколь высока честь...» С нее и начался прорыв сквозь вражеское кольцо.

С величайшим напряжением войска ждали сигнала к выступлению. Около 23.30 передовые отряды первой волны пришли в движение. Противник пока еще ничего не замечал. Однако через 4 километра передовые отряды наткнулись на первые заградительные позиции русских, тут же смятые рядами прорывающихся. С решимостью отчаяния были преодолены позиции противотанковых орудий. После подавления новых попыток русских остановить прорыв вперед двинулись и более глубинные маршевые группы, поднимаясь на холмы и спускаясь в низины, по дороге, проходящей вдоль берега Березины. Затем на востоке забрезжил рассвет, и в воздухе снова появились русские штурмовики, которые на бреющем полете обрушили на двигающихся в колоннах солдат огонь бортовых пушек и пулеметов. Пехотинцы бросились врассыпную, упав, вжимались в землю, чтобы найти хоть какое-нибудь укрытие от смерти с неба. Затем движение возобновилось — но ненадолго. Снова и снова русские Т-34 атаковали маршевые колонны, немногие оставшиеся германские танки и штурмовые орудия вступили в неравную борьбу с ними, но через немногое время были подбиты и остались горящими на обочине дороги. Тем не менее первая волна все же продвигалась вперед и проделала около 35 километров на северо-запад, когда стали появляться партизаны в немецкой форме, пытавшиеся внести сумятицу в ряды отдельных маршевых и ударных групп. Вплоть до 30 июня они вступали в ожесточенные схватки с сильным врагом, подошедшим с востока, из-за Березины. В этих схватках пали командующий XXXXI корпусом и командиры 36-й и 45-й дивизий. Двигаясь затем мелкими группами, некоторые солдаты смогли пробиться дальше на северо-запад. Выйдя различными путями в район Свислочи, им удалось соединиться с находившимися в окрестностях Марьиной Горки ^[99]12-й танковой дивизии.

А потом на западном берегу Березины события развивались точно так же, как и на ее восточном берегу. Вторая волна прорыва по неизвестным причинам вышла из Бобруйска только около полудня 29 июня и уже через 5 километров попала в новый котел, из которого выбрались лишь немногие.

Последняя волна, в которой двигались также и части 383-й дивизии, получившие приказ — сдерживать огнем преследующего врага, а также множество раненых и отбившихся от своих частей солдат, среди которых было много вернувшихся из второй волны, последовали за ними вечером 29 июня. Их прорыв потерпел крах в самом начале, русские перекрыли им путь отхода, полностью сомкнув кольцо окружения с запада и севера, и, возможно, лишь маленьким группкам и одиночкам удалось вырваться из этого котла.

 Особенно печальным был удел раненых. Вплоть до 26 июня находившиеся в Бобруйске транспортабельные раненые отправлялись из города по железной дороге или автотранспортом в относительной безопасности. Много ходячих раненых из лазаретов ушли из города вместе с волнами идущих на прорыв солдат, другие ковыляли на костылях или даже пытались выбраться ползком, только чтобы ни в коем случае не попасть в плен и избежать вполне однозначной судьбы ранены ^[100]. В самом же Бобруйске оставалось около 5000 раненых, по большей части раненных тяжело и нетранспортабельных, а также много отбившихся от своих частей солдат и комендант города.

Остатки XXXV и XXXXI корпусов еще несколько дней блуждали, сражаясь и погибая, в междуречье Друти, Березины и Свислочи. Лишь около 15 тысяч человек ^[101]смогли добраться до позиций 12-й танковой дивизии, которая 3 июля с боями отступала южнее Минска. (Цифра 15 тысяч и тем более 20 тысяч мифическая. На самом деле из Бобруйска прорвались в северо-западном направлении, на Осиновичи, 5 тысяч немцев. Вскоре они были окружены и пленены. — Ред.) Выходящих из окружения как можно быстрее собирали в Марьиной Горке и эвакуировали на запад. Во время перевозки в переполненных вагонах из-за нападений партизан и воздушных налетов эвакуируемые несли новые потери.