Железный шериф

И тем не менее, даже думая над этим, Том отдавал себе отчет, что Маккарти никто не будет поджидать у дверей дома, когда он возвращается с работы, и спит Мак крепким, беззаботным сном. И что никому не кланяется за деньги, которые получает. Маккарти делал свою работу, делал ее хорошо, получал честно заработанные деньги и шел домой.

Шанаги очень хорошо запомнил разговор с Маккарти. В тот день он в раздумье остановился на углу. Да, он не был фермером, однако на Западе тоже есть города, и если он туда отправиться, то со своими знаниями и умением может стать важной птицей, такой же важной, как Моррисси, а может и еще важнее.

Он покрутил эту идею в голове и решил, что она ему нравится.

Что это за город, про который он недавно слышал? Сан Франциско? Говорят, там нашли золото.

Может быть... Он подумает.

Через два дня Шанаги подошел к Моррисси. - Мистер Моррисси, у вас есть для меня какая-нибудь работа? Я имею в виду постоянную работу.

Моррисси перекатил во рту сигару и сплюнул. - Есть. - Он помолчал. Ты стрелял когда-нибудь?

- Из ружья? - Шанаги покачал головой. - Нет, не стрелял.

- Можешь научиться. У меня есть тир. Человек, который там работал, спился. Научишься стрелять - будешь получать одну пятую с выручки. Моррисси снова замолчал. - Попытаешься воровать - я с тебя шкуру спущу.

- Я никогда ни у кого не воровал, - запротестовал Шанаги.

- Это я знаю, мой мальчик. Это я знаю. Я давно к тебе присматриваюсь. Честные люди в наше время - редкость. Таких среди моих немного.

Моррисси вынул из кармана листок бумаги. - На, возьми. Пойдешь по этому адресу. Я пошлю в тир человека, который научит тебя стрелять. Тренируйся, сколько угодно, а когда научишься, будешь выигрывать деньги у клиентов.

Тир находился в Бауэри среди дюжин других подобных заведений, лавок ростовщиков, низкосортных гостиниц, танцевальных залов, салунов и дешевых магазинчиков. Недалеко от Принс-стрит стоял "Оперный дом" Тони Пастора, а ниже по улице - "Старый театр Бауэри". Между ними толпились всевозможные надуваловки и обдуваловки, целая армия шулеров, попрошаек и карманных воришек, готовых обобрать любого зазевавшегося прохожего.

Одни выстрел стоил пять центов. Тому, кто попадет в десятку три раза подряд, полагался приз: двадцать долларов. Мишенью служил жестяной трубач, если ему в сердце попадала пуля, трубач выдавал из своей трубы ужасающее сипение.

Шанаги нравились шум и суета. Он познакомился со многими жуликами, а с некоторыми даже здоровался. То же самое относилось и к девушкам, которые прохаживались по улице.

На третий день утром в тир вошел старик. Он был худым и жилистым, с седыми волосами и холодными серыми глазами. - Сколько стоит выстрел?

- Пять центов. Приз двадцать долларов, если попадете в десятку три раза подряд.

Старик усмехнулся. - Сколько раз я могу выиграть двадцатку?

Шанаги хотел было ответить: "Столько, сколько попадете", но веселый взгляд старика насторожил его. - Один раз, - сказал он, - если попадете три раза.

- В соседнем тире мне позволили выиграть три раза, - сказал старик.

- Девять раз подряд? - Недоверчиво хмыкнул Шанаги. - Вы шутите.

Старик взял револьвер и выложил на стойку три пятицентовые монеты.

- Я готов, молодой человек. - Он выложил еще пятнадцать центов. Револьвер заряжен шестью патронами? - спросил мягко, и прежде чем Том успел ответить, нажал на спуск. Первая пуля попала в трубача, который издал пронзительный звук. Несколько человек обернулись в их сторону. Старик немедленно выстрелил снова - еще один сигнал трубы.

- Теперь, - сказал он, - я выиграю деньги себе на завтрак.

Казалось, не глядя на мишень, он всадил три пули прямо в десятку. Вот. Я забираю твою двадцатку.

Шанаги расплатился, а вокруг них уже собиралась толпа.

- У вас слишком большие мишени, мальчик. Сегодня я заработал самую легкую двадцатку в жизни! - Он обратился к собравшимся зевакам: - Не понимаю, как ему удается получать прибыль с этого заведения. Это самая легкая двадцатка, которую я заработал! - Человек повернулся и подмигнул Шанаги. - Когда мне опять понадобятся деньги, я вернусь, сынок.

Люди сгрудились вокруг стойки, желая заработать. Больше часа он был занят тем, что перезаряжал ружья и раздавал их клиентам. Лишь однажды зазвучал горнист, и уличный мальчишка выиграл призовой нож. Работа кипела, но Шанаги в мыслях возвращался к старику... Он ни разу не видел, чтобы кто-нибудь так стрелял - вроде бы даже не целясь. Старик просто взглянул на мишень и выстрелил... Это было неправдоподобно.

На третий день тот же старик вернулся в тир и подошел к стойке, когда вокруг никого не было.

- Привет, сынок. У меня кончились наличные.

Шанаги, который вдруг обнаружил, что старик начинает ему нравиться, сказал: - Я ждал вас раньше.

- Да? Так вот, сынок, нельзя убивать гуся, который несет золотые яйца. Все, что мне нужно, - это деньги на пропитание, а вы, ребята, можете мне их дать. Чтобы жить так, как меня устраивает, мне надо двадцать-тридцать долларов в неделю, а я могу заработать их за один раз. В Бауэри четырнадцать тиров, я захожу в каждый тир один раз в две недели. Но на сей раз мне срочно нужны наличные. - Он помолчал. - В соседнем тире мне не пришлось даже вытаскивать револьвер. Там знают, что я смогу это сделать, поэтому мне просто заплатили.

- Но я так не сделаю, - усмехнулся ему Шанаги. - Мне нравится смотреть, как вы стреляете. Никогда в жизни не видел, чтобы так стреляли.

- Там, откуда я уехал, лучше уметь стрелять как следует.

- Как вы оказались здесь? Там, откуда вы уехали стало слишком шумно?

Взгляд старика похолодел. - Мне нигде не шумно, сынок. У меня здесь сестра. Я приехал ее навестить, но делать ничего не умею, кроме как стрелять. У себя дома я ковбой, а одно время был техасским рейнджером. Надо же как-то зарабатывать на жизнь. А здесь я обнаружил эти вот тиры. Не хочу отнимать у вас сразу много денег, поэтому иногда захожу в то один, то в другой.

- Приходите сюда, когда хотите, - сказал Том. - Вы способствуете бизнесу, а мне нравится смотреть, как вы стреляете. Я бы все отдал, чтобы тоже научиться так стрелять.

- Надо просто немного поучиться у других, а потом самому тренироваться до седьмого пота.

Старик положил обе руки на стойку. - Для меня это легкая жизнь. Мой отец выдавал мне четыре-пять патрона и на каждый я должен был принести добычу, иначе он сдирал с меня семь шкур за пустую трату пороха. Когда учишься таким вот образом, все получается как-то само собой. Ты не стреляешь, пока ясно не видишь цель и уверен, что не промахнешься. Так учились стрелять многие мальчишки на границе обжитых территорий. Их отцы обычно были заняты работой на ферме, поэтому они ели только мясо, которое приносили с охоты их сыновья, а иногда и дочки. У нас была соседская девчонка, которая из винтовки стреляла лучше меня, но револьвер для нее был слишком тяжел.

- И вы никогда не промахивались?

- Бывало, конечно... Одно время отец часто спускал с меня шкуру.

- Здесь вы ни разу не промахнулись.

- На таком расстоянии? Как можно! Человек должен знать свое оружие. Все револьверы чем-то отличаются. Один посылает пулю вправо вверх, другой влево вниз. Ты должен все вычислить и дать поправку. Но человек, который научился чувствовать оружие, стремится достать себе получше, пока не получает то, что ему нужно. На свете больше винтовок, которые хорошо стреляют, чем людей, которые хорошо стреляют, хотя некоторые из тех джентльменов на западе действительно умеют это делать. Многие переделывают оружие по руке - либо меняют ствол, чтобы оно стреляло точнее, либо убирают свободный ход спуска. Хотя, надо сказать, выражение "нажать на спуск" неправильное. Никто из тех, кто умеет стрелять, никогда не "нажимает на спуск". Его надо легко потянуть на себя, как ты потянул бы к себе руку девушки. Иначе промахнешься. Больше всего промахов. когда "нажимают на спуск".