На подводной лодке у берегов Англии (1914-1918)

Слышен лишь резкий звон колокола, предупреждающего: «Опасность! Опасность!»

Затем голос командира, кричавшего с рубки: «Вспомогательный крейсер совсем близко; возможно быстрей погрузиться!»

С тревогой взглянули все на стрелку глубомера. Несколько раз волны подбрасывали лодку вверх, но стрелка медленно поднимается на 8, 10 и 15 м. Мы уже считаем, что лодка в безопасности, как вдруг по необъяснимым причинам она начинает наклоняться носом вниз. Быстро пробегают в моей голове слова инженера-мехалика о недостатках системы погружения нашей лодки. Из центрального поста сообщают, что носовые горизонтальные рули заклинило в положении «на полное погружение» и они отказываются работать. Одновременно лодку все больше наклоняет носом вниз, и она уже начинает быстро погружаться на большую глубину. Манометр показывает уже более 70 м. Ввиду такого опасного положения немедленно отдается приказ: «Дать сжатый воздух!» (для продувания воды из балластных систерн). Раздается свист 160 атмосфер, и я чувствую на кончиках ног, как лодка медленно выпрямляется на ровный киль и снова всплывает. Но мы должны остаться на перископной глубине, пока противник не скроется из вида. Это, однако, не удается: лодка «ходит» и, облегченная сжатым воздухом, быстро поднимается еще выше. Сильное волнение на море было причиной того, что последние 25 м мы прошли очень быстро и были выброшены на поверхность воды.

По видимому, противник - тот самый вспомогательный: крейсер, который мы уже видели сегодня рано утром в легком тумане. На этот раз возможность уклониться от него была исключена с самого начала. В последний момент при погружении противник нас еще видел. Затем мы исчезали на 6-8 минут. И вдруг командирская рубка опять появилась над волнами. Крейсер немедленно открывает сильный огопь. Не то же ли самое случилось с тюленем на Эльбе? Мы видели в перископ, как сверкнул бортовой залп, и слышали, как рвутся снаряды вокруг командирской рубки. Одно лишь попадание в данном положении было бы абсолютно гибельным для нас. Поэтому мы ни в каком случае не могли оставаться на поверхности. Вместе с тем погрузиться снова на лодке, у которой заклппнло горизонтальные рули и создалось совершенно ненормальное распределение веса от только что возникшей неисправности системы погружения, было трудно и рискованно. Для размышления не было времени. Значит опять вниз, в глубину! На душе стало тоскливо, когда волны снова ударились одна о другую над нашими головами.

События шли так стремительно, что дать общую картину трудно. Носовые горизонтальные рули все еще остаются заклиненными. Создается положение, подобное тому, в котором мы оказались в первый раз. В результате неоднократных продуваний отдельных балластных систерн сжатым воздухом мы не могли точно знать действительной степени их заполнения забортной водой. Из положения носом вниз (диферент на нос) мы быстро переходим в положение кормой вниз (диферент на корму). Надо было приложить все усилия, чтобы удержаться на своем месте, не потерять равновесия на скользких замасленных металлических листах и не выбыть из строя по обслуживанию лодки. Наш запас сжатого воздуха катастрофически истощался. Беспокойное состояние все росло; в довершение всех несчастий клапан распределения сжатого воздуха стал неправильно работать, и лодка вместо желаемого диферента на нос получила диферент на корму. В этом не было ничего удивительного, так как люди судорожно цеплялись за маховики клапанов, которыми они должны были управлять. Необходимо было отдать предохранительные грузы - «ultima ratio» (последнее средство) подводной лодки, чтобы ее облегчить. Ключ от управления ими, вследствие ненормального диферента лодки, соскользнул с крюка, на котором он висел, и упал в трюм между машинами. С диферентом почти в 40° лодка погрузилась в глубину совершенно так же, как 10 минут перед тем. Наблюдающий за батареями электрик предупреждает, что из аккумуляторов от сильного наклона начинает выливаться серная кислота. Батарея стала «выпускать газ». Если не удастся в кратчайший срок впустить свежий воздух в лодку, нам придется плохо. Под нами бездонная глубина. Оставаться под водой невозможно. А наверху враг. Момент - более чем критический. На лицах экипажа отчетливо отражается сознание серьезности положения.

Вот эта картина еще и сегодня ясно стоит перед моими глазами. Помню еще, что как новичок, который не смел в такой опасный момент взяться за какую-нибудь ответственную работу, я держался в стороне в одном из углов центрального поста. Тогда я не совсем ясно представлял себе важное значение этих технических сил и приемов управленпя ими, но, конечно, догадывался, что наши возможности исчерпаны и конец близок. Позднее я удивлялся, как вообще в такие моменты можно сохранить способность думать и рассуждать с известной объективностью. Все это происходило на моих глазах, точно я был зрителем своей собственной жизни и притом как раз в момент не совсем завидный. Я не могу сказать, что вокруг меня в центральном посту царило спокойствие. С большей спешкой и суетливостью, чем обычно, отдавались приказания и получались ответы. Но все это делалось без криков. Это была скорое глухая и отчаянная борьба человека с незримыми силами. Одна лишь воля заставляла нас стойко держаться, железная воля к жизни и к борьбе до конца.

Оставаться в таком положении на глубине можно было лишь самое короткое время. Никто не имеет представления о времени в такие моменты. Неисправность в системе труб и клапанов сжатого воздуха могла быть в конце концов найдена и устранена. Вскоре нам удалось заставить работать носовые горизонтальные рули, по крайней мере, вручную. Показания диферентометра, который уже давно отмечал на градуированной шкале наивысшую цифру, стали медленно уменьшаться. Подводная лодка выпрямлялась и поднималась; стрелка указателя глубины медленно сползла ниже 50 м.

Однако газы (хлор), выделявшиеся батареей, представляли непосредственную опасность отравления, первые симптомы чего уже проявлялись в виде обмороков и ощущения сдавленности; поэтому мы были вынуждены возможно скорее всплыть. Если бы мы теперь и были застигнуты неприятелем, то все же часть экипажа могла бы спастись.

Скрепя сердце командир отдал приказ о всплытии. Остаток нашего сжатого воздуха свистя входил в систерны, и лодка быстро всплывала на поверхность, где, как, мы думали, разыграется последний и самый печальный акт. В центральном посту сгруппировался экипаж, теснясь вокруг узкой железной лестницы, этой последней надежды на спасение.

Вдруг люк командирской рубки открывается, и кто-то оттуда, сверху, взволнованным и радостным голосом кричит: «Густой туман наверху. Неприятеля не видно!»

Да правда ли это? Ведь это единственное наше спасение!

Я быстро поднимаюсь наверх и вижу, как густая серая завеса закрыла все; ничего не видно, даже в нескольких метрах от лодки. Где-то в этом «вареве», совсем недалеко от нас, должен находиться неприятель. Быстро отдается команда осушить полностью балластные систерны. Никто не решается говорить громко. Точно нас отделяет от неприятеля тонкая занавеска. Даже наши дизельмоторы не работают, и мы подкрадываемся «на цыпочках». с бесшумно работающими главными электромоторами. Первые десять минут - критические. Вновь погрузиться мы больше не можем. Постепенно наше напряжение проходит, пускаются в ход дизель-моторы, и мы выходим в открытый океан. На этот раз море - друг. Вспомогательный крейсер мечется, точно слепой, в том же тумане, который скрыл нас в своих объятиях.

Радость неожиданного спасения вскоре сменилась сознанием серьезности нашего положения. Вследствие неисправности аккумуляторной батареи полезная отдача ее сильно уменьшилась. Поэтому мы могли погрузиться только в случае крайней необходимости, и притом нельзя было рассчитывать на продолжительное пребывание дод водой. Мы должны были повернуть в тот момент, когда цель была очень близка. Не добившись никакого успеха, мы принуждены были попытаться пробиться в надводном положении обходным путем вокруг Англии через Северное море на родину, отстоявшую от нас в (расстоянии около тысячи морских миль. Горькое разочарование!