Библейская археология: научный подход к тайнам тысячелетий

Одним из самых ревностных глашатаев Божественного происхождения окаменелостей был немецкий ученый XVIII века Иоганн Берингер. В своей монографии он привел множество рисунков с изображениями найденных им в окрестностях Вюрцбурга окаменелостей, украшенных изображениями Луны и Солнца, а то даже и краткими надписями на древнееврейском. Борьба Берингера в защиту доктрины Божественного Творения завершилась в тот несчастливый день, когда он нашел окаменелость, на которой было написано его собственное имя! Оказалось, что и эту, и все прежние находки подсовывали ему его же студенты. Рассказывают, что в течение еще многих лет Берингер повсюду скупал уцелевшие экземпляры своей монографии и беспощадно их уничтожал.

Однако история борьбы «креационистов» (верящих в акт Творения) с эволюционистами знавала и более забавные моменты. Особо яростный характер приняла эта борьба после опубликования в 1859 году дарвиновского «Происхождения видов», и одним из самых оригинальных ответов на эту книгу стала появившаяся вскоре многосотстраничная монография британского зоолога Филиппа Госсе «Омфалос». Омфалос — греческое слово, означающее «пупок», и пупок действительно играл ключевую роль в этой попытке доказать, что наличие окаменелостей и прочих аргументов в пользу эволюции нисколько не подрывает доктрину Божественного Творения. Доказательство Госсе было исключительным в своем роде: он призвал на помощь… пупок Адама. В самом деле, говорил он, мог же Господь сотворить Адама с пупком, как будто Адам родился от женщины, хотя на самом деле он был сотворен Всевышним. С таким же успехом мог сотворить Господь и все окаменелости разом. Всё это — такие же «следы никогда не имевшей места эволюции», как пупок Адама — «след» никогда не имевшего места биологического рождения первого человека.

Предвидя возможные возражения, Госсе далее писал: «Кое-кто может сказать, что, создавая Землю вместе с помещенными в ней изначально окаменелыми остатками никогда на деле не существовавших организмов, Всевышний обманывал человека. Но разве, давая Адаму пупок, он ставил своей задачей обмануть нас и внушить, что Адам имел родителей?»

Этот пресловутый пупок еще долго после книги Госсе не сходил с арены борьбы креационистов с эволюционистами. Уже в 50-е годы нашего века почтенный председатель комиссии по обороне Палаты представителей американского конгресса Карл Дурхэм сурово затребовал у одной газеты разъяснения: на каком основании она в одной из своих карикатур изобразила Адама и Еву с пупками? По мнению почтенного председателя уважаемой комиссии, эти пупки свидетельствовали о том, что сотрудники газеты — скрытые коммунисты: своей карикатурой пытаются подорвать основы христианской веры. Конгрессмен Дурхэм успокоился лишь после того, как газета разъяснила ему, что уже Микеланджело изобразил наших прародителей с пупками — и где (?!) — на фресках Сикстинской капеллы в Ватикане…

Другой поворотный пункт в полемике креационистов обозначила книга американского профессора геологии из небольшого религиозного университета в штате Небраска, некого Джорджа Прайса, под названием «Новая геология».

Геология, излагавшаяся Прайсом, действительно была «новой» — он начисто отрицал то мнение, будто расположение окаменелостей в геологических слоях свидетельствует о древности этих самых окаменелостей. «Ничего подобного!» — восклицал Прайс. Все геологи вертятся в порочном кругу: они определяют возраст слоев по окаменелостям, а возраст окаменелостей — по слоям. Но даже если принять их выводы, то остается фактом, что множество «якобы древних» ископаемых останков обнаруживается в более верхних (то есть более молодых) слоях, а множество окаменелостей более молоды — в слоях пониже, то есть более старых.

Прайс, разумеется, жульничал. Никакого такого «множества» не было. Было несколько сотен случаев обнаружения «обратной последовательности» (на миллионы случаев правильного расположения ископаемых останков), и он это прекрасно знал. Не мог он не знать и того, что все эти «неправильные» случаи давно уже объяснены произошедшими в более поздние времена переворотами пластов в результате сдвигов, сбросов и других геологических подвижек. И во всех этих случаях следы таких сдвигов и сбросов прекрасно видны на самих слоях. И, наконец, у геологов к тому времени давно уже были способы независимого определения возраста слоев, так что «порочный круг», о котором говорил Прайс, существовал только в его воображении.

Тем не менее на верующих читателей книга Прайса произвела сильное впечатление. Еще бы — профессор геологии! Это впечатление лишь усиливалось тем, что Прайс предлагал и свое оригинальное объяснение сходству человека с обезьяной — сходству, которое так подрывало основы веры в Творение и укрепляло идею эволюции. Согласно Прайсу, это сходство вовсе не доказывает, будто человек произошел от обезьяны. Это обезьяна возникла из человека! «Нет никаких доказательств, — писал Прайс, — будто так называемые человекоподобные обезьяны существовали до Ноева потопа. Эти обезьяны — продукт скрещения человека с другими животными, уцелевшими в Ноевом ковчеге, точно так же, как такими гибридами являются негроидные и монголоидные расы. Если бы мне пришлось выбирать между утверждениями, что человек — это эволюционировавшая обезьяна и что обезьяна — это дегенерировавший человек, я бы, не колеблясь, выбрал второе».

Это было написано в том же году, когда Гитлер в далекой Баварии создавал первый вариант «Майн кампф» и писал, что все неарийские расы возникли в результате «дегенеративного скрещения» праарийцев с обезьянами. Из второго издания своей книги Гитлер этот тезис изъял, но Прайс и в переизданиях оставался на прежних позициях. (Он только добавил к ним собственное толкование причин потопа: Землю, оказывается, в древности окружало кольцо мелких спутников, как у Сатурна; падение этих спутников на поверхность планеты и вызвало потоп.)

В Англии главным пропагандистом теории Прайса были Арнольд Лунн (в своей книге «Бегство от разума» он доказывал, что ни один биологический вид не имеет никакой генеалогической связи с другими) и энергичный антиэволюционист Хиллер Беллок (его энергия могла сравниться только с его невежеством). Но, конечно, куда большую известность получили нападки на эволюцию знаменитого писателя (и ближайшего друга Беллока) Гилберта Честертона. В своей книге «Вечный человек» Честертон использовал все свое прославленное остроумие, чтобы убедить читателей, будто между человеком и животными лежит непроходимая пропасть. Человек разговаривает, смеется, рисует, шьет одежду, испытывает угрызения совести, верит в Бога, наконец, — а животные ничего этого не умеют. Разве это не доказывает, что между ними и нами не может и не могло быть никакого промежуточного звена? Никто почему-то не спросил Честертона, почему он не сравнивает своего «человека» с новорожденным ребенком: тот тоже не говорит, не рисует и не верит в Бога. А главное — не шьет! Потому что всему этому он научается в ходе своей эволюции во взрослого. Почему бы такой эволюции не быть причиной превращения обезьяны в человека?

Вся эта борьба окончилась молчаливой капитуляцией религии. В 1950 году папа римский специальной энцикликой предостерег верующих от признания того, будто «происхождение человеческого тела из предсуществующей и живой материи является доказанным фактом», но… разрешил каждому из них верить в это, если тот пожелает. Многие верующие были сбиты с толку двусмысленностью энциклики, и большинство из них продолжало и продолжает придерживаться религиозной догмы о Творении. И точно так же продолжают появляться бесчисленные книги, в которых предлагаются все новые и новые доказательства этой догмы ^{1}. Упомянем только одно из них — самое, пожалуй, занятное. В книге «Бог или горилла» некто Альфред Мак-Канн написал не так давно, что «Дарвин ошибался, выводя человека из обезьяны, и доказательством его ошибки может служить найденный мною отпечаток обутой человеческой ноги в отложениях триасового периода. Этот отпечаток показывает, что уже первые люди ходили в обуви!» Рядом был приведен фотоснимок, на котором даже начинающий геолог без труда мог бы опознать самую обычную и вполне естественную вмятину в скальной породе, ничего общего с отпечатком подошвы не имеющую.