История украинского народа. Автобиография

своими дорогами помимо его. В июле он двинулся на этот новый театр восстания, передвинувшийся еще далее к западу, на волынско-подольское пограничье. Из миссии Киселя нечего не вышло — ему даже не удалось прибиться к Хмельницкому среди бушующего боя народной войны.

Когда польские войска, наново организованные и порученные целому штату комиссаров с бездарнейшим Волынским магнатом — кн. Домиником Заславским (наследником Острожских) во главе с своей стороны перешли в наступление, произошла новая катастрофа. 20 сентября польское войско напало на Хмельницкого под Пилявцами (в южной Волыни), но после первого же сражения, довольно неудачного для Поляков, в польском лагере среди приготовлений к отступлению распространилась паника, и в безграничном страхе это большое войско разбежалось, куда глаза глядят.

Польша опять очутилась без войска. Волынь и почти вся Подолия оказались во власти восстания. Движение скоро распространилось и в Галиции. Здесь, в западной Украине, — на Волыни, Подолье и в Галиции восстание имело, впрочем, переходящий успех: не поддержанное с достаточной энергией козаками, оно не развило значительных сил и было подавлено шляхтою; во власти Хмельницкого осталось позднее только восточная Украина — Киевское, Браславское и Черниговское воеводства.

Хмельницкий гго инерции двигался на запад, приступил ко Львову и прекратил его осаду, получив незначительный окуп; затем двинулся к Замостью и осадою последнего занял на несколько недель внимание своего войска в ожидании окончания бескоролевья. Наконец выбран был король — брат Владислава Ян-Казимир, кандидатуру которого поддерживал также и Хмельницкий, хотя, как оказалось, худшего выбора он не мог сделать: подобно своему отцу новый король был враждебно настроен и к козачеству и к украинскому элементу. Хмельницкий, конечно, этого предвидеть не мог, а выбор давал ему выход из положения, которое его самого очень тяготило. Получив от новоизбранного короля уведомление об избрании, с просьбою прекратить восстание и ожидать решения козацкого вопроса, которое сообщат ему королевские комиссары, Хмельницкий воспользовался этим поводом, чтобы прекратить поход и вернуться в Киев, куда должны были прибыть королевские послы для установления новых отношений.

До сих пор движение, вызванное Хмельницким, только своими размерами и небывалым дотоле успехом отличалось от предшествующих козацких движений. Оно исходило из интересов козачьего сословия и, хотя оперпровало крестьянскими массами, все же вращалось в рамках козацкой сословной программы, с некоторым только оттенком общенациональных требований, сообщенным ей уже со времен Сагайдачного. Мы видели требования восставших — они не выходили за границы чисто козацких

@ 209

интересов; позже Хмельницкий присоединил к ним еще требование отмены уши, но собственно настоящей целью движения оставалась отмена стеснений, введенных в 1638 г, и восстановление козачьих вольностей, так что Хмельницкий пока являлся только непосредственным преемником Сагайдачного, Дорошенка, Тараса Федоровича и др. Только в Киеве, но возвращении из победоносной кампании, почувствовал он разницу в положении. Его подхватила волна небывалого народного воодушевления и под влиянием последнего происходит перелом во взглядах Хмельницкого, а вместе с тем входить в новый фазис и все освободительное движение.

Хмельницкого в Киеве встретили не как простого козацкого вождя, а как национального героя. «Весь Киев» оказывал ему почести гораздо большие, чем какому-либо воеводе, с горечью отмечает свидетель-шляхтич. Депутации от киевских школ приветствовали его как «украинского Моисея», освободителя от «лядской неволи», посланного Богом и в знак того «Богданом названного». Высшее духовенство, во главе с гостившим тогда в Киеве иерусалимским патриархом, встретило его знаками глубокого уважения, как провиденциального спасителя православия. И вот среди этого общего энтузиазма, под влиянием бесед с высшими представителями интеллигенции тогдашнего культурного центра Украины, мысли Хмельницкого начинают выходить за горизонта чисто козацких интересов. Конечно, на сцену выступал прежде всего религиозный вопрос — тогдашнее боевое национальное знамя. Но на нем мысли Хмельницкого не остановились и, раз выйдя из атмосферы чисто козацких требований, шли гораздо дальше. Перед его взором поднимался образ возрождения украинского народа, совершенно освобожденного от польского господства и устроенного на новых началах, под охраной козацкого войска. Он начинал сознавать возможность создания иных политических и общественных отношений, чем те, какие давала политико-общественная схема польской Речи Посгголитой. Трудно без волнения следить за подъемом политической и общественной мысли у этого даровитого человека, олицетворявшего в себе современное ему украинское общество, весь украинский народ, неожиданно вырвавшийся из связывавший его вековых пут политического, экономического и национального порабощения, с восторгом и смятением созерцавший открывавшиеся перед ним горизонты и открывавший в них возможность совершенно новых, немыслимых перед тем общественных и политических отношений.

Когда в феврале 1649 года прибыли к Хмельницкому королевские комиссары, чтобы вручить ему знаки гетманского достоинства, впервые официально признанного за козацким вождем, и установить новую козацкую ординацию, — вместо уверений в верности и преданности королю и Речи Посполитой польской, которые так щедро расточал Хмельницкий в прошлом году, они услышали от него совершенно иные речи.

15 Зак. 35

²¹⁰ @

Он не хотел уже вступать ни в какие договоры, заявлял решимость «выбить из лядской неволи весь украинский народ», опершись на крестьянстве и для охраны его организовав многотысячное козацкое войско. Он называл себя главою Руси, «русским самодержцем», упоминал об украинском государстве «по Львов, Холм и Галич» и грозил прогнать Поляков за Вислу.

В этих словах, вырывавшихся у гетмана в минуты возбуждения, конечно, нельзя искать какого либо вполне определенно, окончательно обдуманного плана. Его и не было еще у Хмельницкого. Он и его сподвижники постоянно сбивались с этих широких планов на старую козацкую программу, ограничивавшуюся интересами козачества и православной церкви. Но все же было теперь ясно видно желание выйти из рамок польско-шляхетского режима и козацких ординаций и поискать новых условий существования для всего украинского народа.

Отказавшись от переговоров, Хмельницкий деятельно приготовлялся к войне. В Польше также почувствовали, что это будет борьба не на жизнь, а на смерть. Сам король двинулся в поход. Но перевес сил и таланта был несомненно па стороне Хмельницкого. Театром войны оказалась снова южная Волынь. Неосторожно двинувшиеся против него польские войска Хмельницкий окружил под Збаражем, в очень неудобной для них позиции, и довел до крайности, а когда на отчаянный призыв осажденных двинулся на выручку король во главе шляхетского «посполитого рушения» (всеобщего ополчения), он попал в руки Хмельницкого. Последний следил за движениями короля и, перерезав ему путь недалеко от Збаража, под Зборовым, поставил короля с его армиею в безвыходное положение Но в этот момент, когда Хмельницкий готовился уже диктовать королю свои условия, вее планы его разбились об измену Татар: Полякам удалось подкупить хана, находившегося со своею ордою в лагере Хмельницкого; последний очутился между двух огней и должен был пойти на уступки. Под Зборовым, в половине августа 1648 г., заключен был трактат между Хмельницким и королем. Козацкий реестр установлялся в размере 40 тыс., в него могли быть вписаны козаки, жительствовавшие в коронных и помещичьих имениях воеводств Киевского, Браславского и Черниговского; на территорию этих воеводств не могли быть вводимы польские войска, в них не могли жить ни Евреи, ни иезуиты. Православная церковь должна была получить удовлетворение в своих жалобах на униатов на ближайшем сейме; православный митрополит получал место в сенате; на все должности в упомянутых трех воеводствах впредь должны были назначаться только православные.