Фельдмаршал Кутузов. Мифы и факты

На севере 1-й корпус П.Х. Витгенштейна 6 октября (в день боя под Тарутином) атаковал объединенные 2-й и 6-й корпуса французов под командованием Л.Г. Сен-Сира и после двухдневного сражения 7 октября штурмом взял Полоцк. На штурм вместе с кадровыми солдатами Витгенштейна шли и необстрелянные ополченцы, которые с лихвой восполнили недостаток боевого опыта буквально потрясшим врага героизмом.

Взяв Полоцк, Витгенштейн заставил Сен-Сира уйти за Двину. Эта победа необычайно возвысила его репутацию. Г. Р. Державин и В.А. Жуковский прославляли его в стихах, а солдаты 1-го корпуса сложили удалую «Песню о Витгенштейне» с такими строками:

Наполеон о полоцкой неудаче Сен-Сира узнал в Вязьме, незадолго до того, как авангарды Кутузова настигли арьергард «Великой армии». Император был крайне обеспокоен этой неудачей и ускорил марш своих войск к Смоленску, чтобы успеть туда раньше Витгенштейна.

А вот путь от Малоярославца до Вязьмы, с 14-го по 21 октября, «Великая армия» прошла сравнительно спокойно. Кроме того, что Наполеон сразу выиграл три перехода из-за маневров Кутузова 14–16 октября к Детчину и Полотняному Заводу, Кутузов 18 октября сделал еще один лишний переход. «Не имея скорых и верных известий» о противнике, читаем в его предписании Платову от 19 октября, «армия сделала один марш совсем не в том направлении, как бы ей надлежало», а именно к с. Кременскому, на Гжатск, из-за предположения (оказавшегося ошибочным), что Наполеон пойдет через Белый и Велиж к Витебску. Только 19 октября, когда не осталось никаких сомнений в том, что «Великая армия» идет от Можайска на Смоленск, Кутузов начал свой параллельный марш по Калужской дороге к Вязьме.

Наполеон торопился миновать пересечение дорог у Вязьмы и достичь Смоленска, прежде чем настигнет его Кутузов или преградят ему путь Чичагов или Витгенштейн. Спешить заставляла Наполеона и острая нужда в продовольствии. Марш по разоренной дороге с первых же дней ввергнул его воинство в полуголодное состояние. Запас провианта, взятый из Москвы, частью был быстро съеден, а большей частью потерян или отбит партизанами и казаками. Поживиться где-нибудь и хоть чем-нибудь на самой дороге и даже на 15–20 км окрест французы не могли. Здесь «все было сожжено и, что называется, кошки нельзя было сыскать», — свидетельствовал генерал Д.П. Неверовский. «Нам приходилось идти по настоящей пустыне, так как направо и налево от дороги вся местность была обглодана и опустошена», — вспоминали сами французы. После Малоярославца они, по собственному их признанию, «питались лишь кониной» [547]. Поэтому так спешили они к Смоленску, где ожидали найти чуть ли не изобилие провианта, возможность отдыха и кадрового пополнения. «На этот город были с надеждой устремлены глаза всех, — вспоминали ветераны „Великой армии“. — Все горели желанием поскорее добраться до него, в полной уверенности, что за его стенами прекратятся все наши бедствия. Слово „Смоленск“ переходило из уст в уста».

Разделив армию на четыре колонны, которые шли в полудневном переходе друг от друга (впереди гвардия, сзади — сильнейший корпус Л.Н. Даву), Наполеон продвигался к Смоленску быстро. 16 октября он был в Можайске, 17-го — в Гжатске, 19-го — в Вязьме. Пока, кроме голода, беспокоили французов только партизаны и казаки. «Сзади на нас нападают тучи казаков, — читаем в записках капитана Франсуа о тех днях. — Мы не можем сделать и тысячи шагов без того, чтобы не обернуться лицом к неприятелю». Беспрестанные набеги казаков на «Великую армию» замедлили ее продвижение и в конечном счете помогли авангарду Кутузова настигнуть арьергард Наполеона у Вязьмы.

Сам Наполеон с гвардией вышел из Вязьмы 20 октября. Он еще удивлялся в разговоре с А. Коленкуром: «Никак не мог понять тактики Кутузова, оставлявшего нас в полном спокойствии». Но уже 21 октября сводный отряд генерала от инфантерии М.А. Милорадовича вышел на Старую Смоленскую дорогу раньше, чем прошли по ней к Вязьме корпуса Е. Богарне, Ю. Понятовского и Даву.

Накануне Кутузов рапортовал Александру I: «Отряд генерала Милорадовича усилен так, что почти составляет половину армии» [548]. Действительно, Милорадович имел 3 пехотных (без одной дивизии) и 3 кавалерийских корпуса, 5 казачьих полков и 9 конных рот артиллерии. Тем не менее он предпочел не вступать в бой с тремя неприятельскими корпусами, а первые два из них пропустить к Вязьме, чтобы затем отрезать и уничтожить корпус маршала Даву, который замыкал отступление «Великой армии». На рассвете 22 октября Милорадович атаковал Даву в лоб, а Платов с казаками ударил сзади. Гибель корпуса Даву казалась неминуемой.

В этот момент Богарне и Понятовский, узнав, что Даву отрезан, повернули свои корпуса назад и пришли к нему на выручку. Милорадовичу пришлось выпустить Даву из русских клещей, но и после того, как все три французских корпуса начали с боем отступать к Вязьме, он продолжал их атаковать всеми своими силами и с тыла, и с флангов.

Тем временем Кутузов с большей частью Главной армии достиг с. Быкова примерно в 6,5 км юго-западнее Вязьмы и оставался там до утра 24 октября. «Он слышал канонаду так ясно, как будто она происходила у него в передней, — свидетельствовал его адъютант В.И. Левенштерн, — но, несмотря на настояния всех значительных лиц Главной квартиры, он остался безучастным зрителем этого боя». Такие же свидетельства оставили А.П. Ермолов и Н.Н. Раевский, А.Н. Сеславин и М.А. Фонвизин, А.А. Щербинин и принц Е. Вюртембергский. Все они упрекали Кутузова в том, что он не помог Милорадовичу отрезать под Вязьмой, как минимум, один, а то и два-три корпуса французов.

Такие упреки в принципе справедливы. Россияне тогда действительно «пропустили случай отрезать всей армией задний корпус» противника [549]. «Значительные лица Главной квартиры», несомненно, припомнили здесь Кутузову его затянувшийся «растах» в Полотняном Заводе, когда, по воспоминаниям А.А. Щербинина, «Толь вбежал в комнату Коновницына <…> и, вскричал: „Петр Петрович, если мы фельдмаршала не подвинем, то мы здесь зазимуем!“». Более того, еще раньше такое «значительное лицо» (с правом лично информировать о ходе военных действий самого Александра I) как английский комиссар при штабе Кутузова сэр Роберт Вильсон ставил в упрек Кутузову его отступление от Малоярославца, о чем прямо и объявил фельдмаршалу на совете в его Главной квартире 13 октября. Кутузов в ответ сделал тогда историческое (зафиксированное в дневнике Вильсона) заявление не только военно-тактического, но и политического, даже международного плана: «Меня не интересуют ваши возражения. Лучше построить неприятелю „pont d’or“ [550], как вы изволите выражаться, нежели дать ему „coup de collier“ [551]. Кроме того, повторю еще раз: я не уверен, что полное изничтожение императора Наполеона и его армии будет таким уж благодеянием для всего света. Его место займет не Россия и не какая-нибудь другая континентальная держава, но та, которая уже господствует на морях, и в таковом случае владычество ее будет нетерпимо».

Слушать все это Вильсону было тем досаднее, что он уже знал (от Л.Л. Беннигсена, с которым был в добрых отношениях) сказанное Кутузовым Беннигсену еще до Малоярославца: «Мы никогда, голубчик мой, с тобою не согласимся; ты думаешь только о пользе Англии, а по мне, если этот остров сегодня пойдет на дно моря, я не охну» [552]. Такая англофобская откровенность фельдмаршала шокировала сэра Роберта и, разумеется, лишь усугубляла его и без того острую неприязнь к Кутузову. Поэтому суждения Вильсона о том, что «Кутузов являл собой поучительный образец неспособности командующего и отсутствия всех (! — Н.Т.) тех качеств, кои должны отличать сего последнего», нельзя принимать всерьез.