Тиберий: третий Цезарь, второй Август

Хотя, «не было почти ни одной общины, в которую не запали бы семена этого мятежа», ^{323} начало восстания успеха не имело. Вожди его явно переоценили свои возможности, недооценив мощь римского оружия. Как только восстали первые мятежные племена андекавов и туронов, римляне немедленно приняли надлежащие меры. Андекавов быстро усмирил легат Ацилий Азиола с помощью одной единственной когорты (600 человек!), вызванной им из Лугдуна (совр. Лион), а туронов привели к покорности вновь под начальством того же Азиолы легионы, присланные ему в помощь легатом Нижней Германии Визеллием Варроном. Причем галльские вожди, осознав очевидную неудачу мятежа и дабы скрыть собственную причастность к его подготовке, поддержали римлян.

Юлий Флор тем временем, не теряя надежды на успех, сумел привлечь к мятежу небольшую часть вспомогательной галльской конницы и множество взявшихся за оружие должников и подневольного люда. Мятежники попытались прорваться в покрытые лесами Арденнские горы, где можно было надежно укрыться от римских войск и накапливать силы для развития восстания. Римляне, однако, разгадав замысел Флора, сумели попытку эту успешно пресечь. На повстанцев с двух сторон двинулись войска Визеллия Варрона и Гая Силия. Нестройное воинство мятежников даже не успело изготовиться к бою, когда на их беспорядочную толпу обрушились римляне. Впереди шел отряд отборной конницы, ведомый соплеменником Юлия Флора Юлием Индом, лютым его врагом. Сражения не было — был разгром. Флор, пытаясь скрыться, убедился в безнадежности этой попытки и, дабы не попасть в руки врагов, поразил себя мечом собственной рукой. Враг римлян принял истинно римскую смерть. С тревогами было покончено.

Восстание эдуев, однако, приобрело больший размах, и его подавление потребовало от римлян серьезных усилий. Началось с того, что Сакровиру удалось захватить главный город Августодун (совр. французский город Отен) в земле эдуев, охватывающей территорию между реками Луара и Сона. В Августодуне находилась основанная еще Августом римская школа, в которой обучались юноши из виднейших галльских родов — оплот романизации покоренных. Однако римский дух в галльскую молодежь не успел глубоко войти, и она с восторгом взяла в руки оружие, которое щедро раздавали люди Сакровира. Отцы и родичи молодых повстанцев оказались заложниками в руках мятежников.

Общее число восставших под предводительством Юлия Сакровира достигло сорока тысяч. Правда, боевые качества и вооружение этого немалого войска оставляли желать лучшего. Только пятая часть повстанцев была вооружена оружием, остальные — лишь ножами, рогатинами и другим, скорее, охотничьим, нежели боевым оружием. Усилили войско Сакровира присоединившиеся к восстанию рабы, предназначенные для гладиаторских сражений. Это были так называемые крупполлярии. Такое собственно галльское название римляне дали латным воинам, защищенным железными доспехами с головы до ног. Столь тяжелое боевое снаряжение не позволяло крупполляриям участвовать в наступительном бою, но в сражении оборонительном цены ему не было.

Численность мятежного войска постоянно возрастала за счет сочувствующего восстанию местного населения. Скверную роль сыграло возникшее не ко время личное соперничество римских военачальников. Варрон и Силий никак не могли договориться между собой, кому быть главнокомандующим. Молодость и решимость Силия взяли верх и пожилой Варрон смирился со второй ролью.

Получив в свои руки верховное командование, Силий действовал быстро, решительно и умело. Два легиона, ведомые им, стремительным броском продвинулись к Августодуну, опустошив по дороге земли секванов (племя, обитавшие на берегах Секваны, совр. Сены), сочувствующих эдуям. Сражение, решившее судьбу восстания, произошло в открытом поле в двенадцати милях от главного города эдуев. Сакровир так построил свои войска: в центре стояли железные ряды латников — крупполляриев, фланги прикрывали когорты, вооруженные римским оружием и имевшие представление о римском боевом порядке, за строем боеспособных частей в беспорядке стояли кое-как вооруженные повстанцы, каковые и составляли большинство мятежников. Конницы у Сакровира не было и это давало римлянам еще большее преимущество. Опытный военачальник Гай Силий не мог не воспользоваться таковым. Потому конница римлян, обойдя противника с флангов, чему очень способствовало выбранное Сакровиром для битвы открытое поле, обрушилась с тыла на наименее боеспособные его силы. Строй римской пехоты обрушился на фланговые когорты эдуев и на латников в центре. Сражение не было долгим. Только крупполлярии мужественно держались до конца, но римляне и здесь достаточно быстро нашли способ сокрушить тяжеловооруженных врагов: «так как их доспехи не поддавались ни копьям, ни мечам… воины, схватившись за секиры и кирки, как если бы они рушили стену, стали поражать ими броню и тела; другие при помощи кольев и вил валили эти тяжелые глыбы, и они, словно мертвые, продолжали лежать на земле, не делая ни малейших усилий подняться». ^{324}

Сакровир, бежав с поля боя, сначала направился в Августодун, но, опасаясь выдачи римлянам, предпочел укрыться на ближайшей загородной вилле со своими наиболее преданными соратниками. Там он сам поразил себя мечом, его же спутники пронзили друг друга. Восстание в Галлии было подавлено.

Успешные действия римских войск, позволившие в короткий срок с небольшой лишь заминкой подавить галльское восстание, вызвали восторженную оценку Веллея Патеркула, поставившего быстрый успех в заслугу правящему императору: «Какую тяжкую войну в Галлиях, развязанную их первым человеком Сакровиром и Юлием Флором, он подавил с такой удивительной быстротой и доблестью, что римский народ раньше узнал о победе, чем о войне: вестник победы прибыл раньше, чем вестники опасности!» ^{325}

Эти слова Патеркула не такое уж восторженное преувеличение, как может показаться. Дело в том, что Тиберий в ходе восстания Флора-Сакровира хранил полную невозмутимость и совершенно не реагировал на галльские события, «то ли от скрытности характера, то ли установив, что опасность не столь значительна и во всяком случае меньше, чем изображает молва». ^{326} Молва по Риму действительно ходила тревожная. Якобы восстали все шестьдесят племен Галлии, к ним же присоединились четыре племени в Аквитании. Галлы объединились с германцами, а пример Аквитании может быть заразителен для Испании… Слухи, что и говорить, наитревожнейшие и, главное, совершенно не соответствующие действительности. Тиберий не мог не знать о них, но он же и владел реальными сведениями и потому сознательно держал паузу, пока с мятежом не было покончено. «Только тогда, наконец, Тиберий написал сенату о возникновении и завершении войны: он сообщил все, как оно было, ничего не убавив и ничего не прибавив; одержали верх верность и доблесть легатов и его указания». ^{327}

Вот почему славный Веллей совместил вестников о мятеже с вестником победы, для пущего эффекта поставив второго на первое место.

Объясняя, почему ни сам Тиберий, ни сын его Друз не отправились на эту войну, принцепс резонно заявил, что правителям империи не пристало покидать столицу из-за бунта одно-двух племен.

Письмо сенату Тиберий отправил из своей виллы в Кампании, где он в то время пребывал. Вскоре он собирался в Рим. И вот, желая всех превзойти в лести принцепсу, сенатор Публий Корнелий Долабелла предложил назначить Тиберию при въезде в Рим малый триумф-овацию. Столь непомерная и неуместная лесть справедливо вызвала язвительный ответ Тиберия, написавшего в сенат, «что он не так уж бесславен, чтобы после покорения стольких неукротимых народов, стольких отпразднованных в молодости триумфов и стольких, от которых он отказался, добиваться уже в пожилом возрасте необоснованной награды за загородную поездку». ^{328}