Тиберий: третий Цезарь, второй Август

«Германик между тем из привезенных на судах легионов второй и четырнадцатый передает Публию Вителлию и приказывает ему вести их дальше сухим путем; это было сделано ради того, чтобы облегченные корабли свободнее плавали в обильных мелких водах и с меньшей опасностью садились на ил при отливе. Вителлий сначала беспрепятственно двигался по суше, лишь слегка увлажняемой во время прилива; вскоре, однако, северный ветер и созвездие равноденствия, от которого особенно сильно вздувается Океан, обрушились на войско тяжелыми ударами. И земля была залита: море, берег, поля — все стало одинаковым с виду, и нельзя было отличить трясину от твердой земли, мелководья от глубокой пучины. Воинов опрокидывают волны, поглощают водовороты; лошади, грузы, трупы плавают между ними и преграждают им путь. Перемешиваются между собою манипулы; воины бредут в воде то по грудь, то по шею и порою, когда теряют дно под ногами, отрываются друг от друга или тонут. Ни крики, ни взаимные ободрения не помогают против набегающих волн; исчезло различие между проворным и вялым, рассудительным и неразумным, между предусмотрительностью и случайностью: все с одинаковой яростью сокрушается волнами. Наконец, Вителлий, добравшись до более высокого места, вывел туда свое войско. Ночевали без необходимой утвари, без огня, многие раздетые и израненные, едва ли не более жалкие, нежели те, кто окружен врагом: ибо там смерть, по крайней мере, почетнее, тогда как здесь их ожидала лишь бесславная гибель. Рассвет возвратил им сушу, они дошли до реки (Визургия, совр. Везера. — И. К.), куда с флотом отправился Цезарь (Германик. — И. К.). Легионы были посажены на суда, между тем как распространился слух, что они утонули: и никто не верил в их спасение, пока люди не увидели своими глазами Цезаря и вернувшееся с ним войско». ^{296}

В этом походе Германик воистину «замечательно» назначил маршруты своим войскам. Четыре легиона по его милости угодили в окружение и спасены были лишь глупостью Ингвиомера, помноженной на самонадеянность варваров, и доблестной распорядительностью Авла Цецины. Два легиона едва не канули в пучине Северного моря, хотя причуды погоды в этих местах в такое время года были римлянам уже известны. Не забудем его тактической промашки на поле боя, жертвою которой стали конница и вспомогательные части римского войска. Короче, если весенняя кампания Германика имела право считаться успешной — переход Сеге-ста к римлянам, разорение главного города земли хаттов, — то кампания летне-осенняя целиком провалилась. Германик проявил себя скверным главнокомандующим и как тактик на поле боя, по сути, проиграв сражение Арминию, и как стратег, ибо организовал отход войск так, что они понесли при этом многочисленные потери и от вражеского оружия, и от сил природы. О масштабе понесенных в летне-осенней кампании 15 г. войском Германика потерь говорит следующее свидетельство Тацита: «Галлия, Испания и Италия, соревнуясь друг с другом в усердии, предлагали в возмещение понесенных войском потерь оружие, лошадей, золото — что кому было сподручнее. Похвалив их решение, Германик принял только оружие и лошадей, необходимых ему для военных действий, а воинам помог из собственных средств. И для того, чтобы смягчить в них воспоминание о прожитом бедствии еще и ласковым обращением, он обходит раненых и каждого из них превозносит за его подвиги: осматривает их раны, он укрепляет в них — в ком ободрением, в ком обещанной славой, во всех -беседами и заботою чувство преданности к нему и боевой дух». ^{297}

Стремление утешить, поддержать дух израненных воинов — дело вне всякого сомнения похвальное. Но эти достойные дела Германика никак не могут заслонить собой очевидный провал его похода вглубь Германии в 15 в. Успех оставался на стороне Арминия, пусть и не удалось ему уничтожить легионы Цецины. Но случилось главное: римляне бесславно и с немалыми потерями убрались за Рейн. А то, что для восполнения этих потерь потребовались ресурсы крупнейших провинций запада империи Галлии и даже Испании, более того, не обошлось без участия и самой Италии — прямое свидетельство истинного масштаба неудачи Германика и понесенных им потерь. В сложившейся ситуации присвоенный ему императорский титул за поход без серьезного сражения и от щедрот Тиберия дарованный сенатом триумф оказались явно неуместными. Германик не мог этого не понимать, а Тиберий никак не мог быть в восторге от итогов германских походов усыновленного племянника. Теперь продолжение войны становилось для Рима насущной необходимостью. Если все оставить как есть и не отомстить германцам, то римским владениям в Галлии не избежать вторжения германских полчищ, призрак которого уже встал на берегах Рейна в канун возвращения в римские пределы легионов Цецины.

Путем напряжения всех сил, привлечения ресурсов Галлии, Испании и самой Италии Германику удалось за несколько месяцев восстановить силы рейнских легионов и римляне были готовы к новому походу. На сей раз Германик не рискнул углубляться в пределы Германии по суше, памятуя о той ловушке, в которой оказались по его же вине четыре легиона Авла Цецины. В германские земли легионы должны были проникнуть по воде сначала из устья Рейна в Океан (совр. Северное море), а затем по рекам, впадающим в море и пересекающим германские земли, углубиться во вражеские владения. Для такого способа вторжения была еще одна весомейшая причина: нехватка лошадей. Ее не удалось возместить даже усилиями двух провинций и Италии. И вот теперь «было сочтено достаточным соорудить тысячу судов, и вскоре они были готовы — одни короткие, с тупым носом и такой же кормой, но широкие посредине, чтобы лучше переносить волнение на море, другие — плоскодонные, чтобы могли без повреждения садиться на мели; у большинства кормила были приложены и сзади, и спереди, чтобы гребя то вперед, то назад, можно было причалить, где понадобиться; многие суда с настланными палубами для перевозки метательных машин были вместе с тем пригодны и для того, чтобы перевозить на них лошадей или продовольствие; приспособленные для плавания под парусами и быстроходные на веслах, эти суда, несшие на себе умелых и опытных воинов могли устрашить уже одним своим видом». ^{298}

Благодаря Публию Корнелию Тациту у нас есть такое замечательное подробное описание римского флота, построенного в устье Рейна по приказанию Германика. Флот получился впечатляющий и грозный. Было в нем на самом деле до тысячи судов — неизвестно, но величина римской водной армады стала без сомнения наивнушительнейшей.

Сосредоточившись у устья Визургия, римляне могли затем проникнуть в сердце германских земель. В то же время они предприняли два вторжения в Германию из-за Рейна. Легат Силий напал на хаттов, но противник сумел ускользнуть от римлян. Силию досталась весьма скромная добыча, украшенная, правда, двумя ценными пленницами: женой и дочерью вождя хаттов. Сам же Германик двинулся с шестью легионами на реку Луппию (совр. Липпе), где германцы держали в осаде римское укрепление. Те, верно оценив невыгодное для себя соотношение сил, прекратили осаду и отступили вглубь родных лесов. Дабы лишний раз задеть самолюбие римлян, они разметали могильный курган, насыпанный по повелению Германика и при его личном участии над останками легионеров Вара, а заодно разрушили римский жертвенник в память Децима Клавдия Нерона Друза, отца Германика. И то и другое римляне вскоре, однако, восстановили, и Германик даже велел провести мимо жертвенника Друза легионы торжественным маршем, отдавая сыновий долг славному родителю и демонстрируя варварам возвращение легионов на места, некогда отцом его для Рима завоеванные. В то же время, не испытывая должно быть иллюзий на долговременное здесь закрепление, римляне вернулись к сооружению новых пограничных валов и укреплений.

Сосредоточить все силы, пришедшие и сухопутными и водными путями, Германику удалось в долине Идиставизо, расположенной между течением Визургия и высокими лесистыми холмами. Германцами, также выбравшими это место для себя, предводительствовал сам Арминий. Перед боем он напомнил своим воинам о римской алчности, надменности и жесокости. Вождь херусков прямо объявил своим воинам, что у них есть только два пути: или отстоять свою свободу, или погибнуть, не давшись в рабство. Лозунг простой, справедливый и доходивший до каждого сердца воинов-германцев.