Гавайи Миссионеры

Несколько стариков, ослабевших настолько, что их не взяли в горы за сандаловым деревом, попытались как-то остановить насильников, проявляя при этом свою верность местной знати, однако их тщетные потуги даже не были замечены матросами: кто-то из них небрежно отшвырнул стариков в сторону одной рукой. Правда, моряков могло оправдать лишь одно обстоятельство: они не понимали того, что все то, что могло пройти с простой девушкой, в отношении дочери алии считалось святотатством и могло повлечь за собой серьезные последствия. На шум сбежались еще какие-то старики, но тоже быстро получили свою порцию тумаков, а пьяные моряки продолжали тащить пленницу дальше.

В этот момент, придерживая одной рукой свою шляпу, Эб-нер быстрым шагом заковылял к матросам, и, выставив указательный палец в сторону дебоширов, изо всех сил выкрикнул:

Отпустите эту девушку! Немедленно!

Прочь с дороги, доходяга! - предупредил один из мат росов.

Я священник и служу Господу нашему! - счел необхо димым объявить Эбнер.

Услышав эти слова, двое хулиганов в нерешительности остановились, но третий, развязной походкой приблизившись к миссионеру, выкрикнул ему почти в лицо:

-В Лахайне Бога нет!

Эбнер, весивший, наверное, вдвое меньше матроса, не раздумывая ни секунды, влепил здоровяку пощечину, после чего не торопясь произнес:

-Бог наблюдает за вами!

Обескураженный матрос сразу принял боевую стойку, что бы уничтожить этого дерзкого святошу, но двое товарищей за бияки сочли за благо отпустить девушку, а сами при этом при

нялись с двух сторон удерживать зарвавшегося товарища. Но когда все трое увидели, что Ноелани, первая красавица всего городка, убегает, ими овладела невероятная злоба. И они набросились на несчастного миссионера, нанося ему удар за ударом. Спасла священника сама Малама. Алии Нуи заметила похищение дочери, и теперь примчалась ей на помощь, прихватив с собой всех тех мужчин и женщин, которых смогла отыскать по пути.

Это же сама королева! - воскликнул один из матросов, когда Малама на всем ходу ворвалась в гущу потасовки. Пере пуганные моряки тут же перестали избивать Эбнера и броси лись наутек, проклиная все на свете, чтобы собрать на подмо гу своих товарищей. Вскоре на пыльной улице сгрудилось уже более сорока матросов, в большинстве своем сильно пья ных. Все они не решались подходить к разъяренным женщи нам, защищавшим священника, а только издалека выкрики вали в их адрес проклятья.

Ну-ка, выходи сюда к нам, трус! - подзадоривал Эбнера время от времени кто-нибудь из матросов. Но тут вперед вы ступала Малама и так отчитывала зарвавшегося на гавай ском, что постепенно, поняв всю тщетность своих попыток расквитаться со священником, моряки разошлись. И только тогда Эбнер с ужасом увидел, что неподалеку стоят капитаны двух кораблей и, смеясь, обсуждают происшедшее.

Что же это за люди? - недоумевал миссионер, когда шайка хулиганов отправилась назад в винную лавку Мэрфи, а Малама принялась рассматривать кровоподтеки на теле не счастного Эбнера. Затем он добавил потише, на ломаном га вайском: - Вот теперь вы понимаете, что может произойти, когда все мужчины уходят в горы за сандаловым деревом?

Да, - кивнула Малама. - Теперь следует посылать в го ры женщин.

Эта ночь была настоящим кошмаром. Матросы, подстрекаемые собственными капитанами, уже не могли найти новых девушек, а потому окружили дом Эбнера и сыпали в его адрес проклятья чуть ли не до рассвета. Затем они подожгли еще одну хижину и, наконец, отыскав где-то трех молодых женщин, утащили их на свои суда. В два часа ночи, когда разгул был в полном разгаре, Эбнер обратился к Иеруше:

-Я оставлю тебя под охраной Кеоки и женщин Маламы, а мне необходимо сейчас же поговорить с Пупали.

Выбравшись из хижины через запасной выход, он поспешил к Пупали, тому отчаянному лодочнику, единственным занятием которого было возить на каноэ свою жену и дочерей к приплывающим в порт судам.

Эбнер присел на пол рядом с хозяином дома в полной темноте и спросил его на ломаном гавайском:

Почему вы возите своих дочерей к этим нехорошим лю дям?

За это я получаю кое-какую одежду, а иногда мне пере падает даже табак, - охотно пояснил тот.

Неужели вы не понимаете, что в один прекрасный день ва ши дочери могут умереть от страшной болезни, которой заразят их матросы? - умоляюще обратился к отцу семейства Эбнер.

Когда-нибудь мы все умрем, - резонно заметил Пупали.

Но неужели те крохи, которые зарабатывают таким об разом ваши дочери, устраивают вас?

Мужчинам нравятся девочки, - ответил Пупали, и не ошибся.

А вам не стыдно торговать собственной женой, предла гая ее морякам?

Обо мне позаботится ее сестра, - также спокойно отве тил мужчина.

Значит, вам нравится, когда моряки начинают сжигать ваши дома? - не отступал Эбнер.

Ну, мой дом они никогда не сожгут.

Сколько же лет вашей самой симпатичной дочери? Эбнер услышал, как Пупали даже засопел от гордости:

Илики? Она родилась в год болезни Кеопуолани.

-Значит, всего четырнадцать, а она уже, возможно, неиз лечимо больна!

-Ну, а чего же вы ожидали? Она ведь женщина. Чисто импульсивно, Эбнер предложил:

-Я хочу, чтобы вы отдали ее мне, Пупали.

Наконец-то священник сказал те самые слова, которые быстро дошли до туповатого островитянина. Похотливо улыбнувшись, он прошептал:

Вам она понравится. Все мужчины просто без ума от нее. И сколько вы мне за нее предложите?

Нет, вы не поняли, я забираю ее ради Господа.

Все ясно, но сколько получу за это лично я? - настаивал Пупали.

Я буду одевать ее, кормить и обращаться с ней, как с соб ственной дочерью, - пояснил Эбнер.

Вы что же, хотите сказать, что вам не надо... - Пупали только покачал головой. - Макуа Хейл, вы, наверное, очень добрый и хороший человек.

И когда над островом занялся рассвет, а пыль от безумной ночи еще не улеглась на землю, Эбнер основал школу для гавайских девочек. Первой его ученицей стала самая красивая дочь Пупали, Илики. Когда она пришла в дом Эбнера, на ней была только набедренная повязка, да еще на шее висела серебряная цепочка, на которой болтался китовый зуб с вырезанной надписью:

"Мужчину, помни, вряд ли

Ты радостью оделишь, Коль, кроме целомудрия, Ничем ты не владеешь".

Когда другие родители на острове увидели, как выигрывает Пупали от того, что его дочь ходит в дом к миссионеру, поскольку она рассказывала так много интересного, что и они стали предлагать своих дочерей в качестве учениц. Это сразу свело на нет все преимущества Пупали, поэтому старик решился и отослал в школу всех остальных своих девочек. И когда очередное китобойное судно прибыло в Лахайну, дела в селении обстояли иначе. Если прежде девушки в это время выслушивали только богохульные речи пьяных матросов в кубрике, теперь Иеруша обучала их искусству кулинарии, а также читала им псалмы в саду. Самой способной ученицей оказалась Илики, чье имя в переводе означало "Летящие брызги океана".

* * *

Однако сам Эбнер не смог поздравить Илики в тот августов ский день, когда она впервые сама написала свое имя и с гор достью показала отцу. В то же утро в Лахайну прибыл измож денный посыльный. Ему пришлось проделать далекий путь через горы, причем почти всю дорогу он бежал с противопо ложной оконечности острова. Рассказ у него получился сбив чивым, и Эбнеру пришлось звать на помощь Кеоки. Выслу шав гонца, молодой человек перевел его новость:

-Это невероятно, но это правда! Авраам и Урания прошли пешком половину пути до нас от самой Ханы, а ведь она нахо дится на другом конце Мауи.

-Почему же они не наняли каноэ? - удивился Эбнер. Кеоки быстро перевел этот вопрос посланнику, который

никак не мог прийти в себя, и когда тот ответил, на лице молодого человека читалось полное изумление.

В это даже трудно поверить, - забормотал Кеоки. - Ав раам и Урания отправились в путь вчера в четыре часа утра в двухкорпусном каноэ, но уже к шести море так разбушевалось, что волны разбили их лодку. Аврааму с женой сначала при шлось преодолеть прибой, чтобы добраться до берега, а потом им предстоял долгий путь до Ваилуку, где они и находятся сейчас.