Северная война и шведское нашествие на Россию

Витворт снова подчеркивает настойчиво, что не только у русской армии совсем не такой вид, какой у нее был в Польше (в 1705–1707 гг.), но что по поведению ее во время польских кампаний "нельзя было думать, что русские будут теперь так хорошо защищать свою землю". Подытоживая все сказанное, Витворт приходит к заключению, не весьма утешительному для шведов. Теперь стоит еще осень, но через пять или шесть недель наступит зима с морозом и снегами. Оставаться в открытом поле солдаты не могут в течение пяти зимних месяцев. "Но где шведы могут найти безопасные зимние квартиры, не легко усмотреть". Необходимо поэтому дать генеральное сражение. Хоть это и тяжкое дело, но это наилучший выход. Иначе шведам придется возвратиться в Литву и там зимовать, а весной возобновить поход. Но затягивать войну так, как она затянулась в Польше, нельзя: русские разорят свою страну, они поступят совсем не так, как поляки, и заключение мира станет сомнительным. Все эти благие «советы» и дружеские предостережения шведам лишний раз доказывают, что Витворт всегда был враждебен России, как ни старался он скрывать истинное свое лицо под маской объективного созерцателя.

Так судил в своем откровенном, "с верной оказией" посылаемом в Лондон письме английский посол. Письмо было писано 17 сентября. А спустя одиннадцать дней произошло событие, которое, вероятно, заставило Бойла и королеву Анну снова внимательно перечитать то, что им написал из Москвы их наблюдательный представитель. Грянула битва при Лесной, оправдавшая почти все пророчества Витворта, кроме одного. "Русские молодцы", о которых он писал, оказались не только хороши в атаке, как он и думал, но и чрезвычайно стойки в обороне и в "сопротивлении напору", чего он от них не ждал.

11

Неспокоен был путь шведов, и не только впереди шведской армии шли отступающие русские. Они были и впереди, и являлись вдруг позади, и внезапно нападали с флангов, тотчас же скрываясь. Русская регулярная конница, казаки и башкиры не давали покоя шведской армии, и шведское командование уже тут видело, что такого рода метод отступления не практиковался ни датчанами, ни саксонцами, ни поляками, когда им приходилось ретироваться под давлением наступающей шведской армии. Наконец, начали случаться такого рода происшествия, которые довольно наглядно показывали, как упорен боевой дух в этом отступающем русском войске.

7 сентября «партия» генерал-майора Микуша в 2 тыс. человек имела при деревне Белья столкновение с неприятелем удачное для русских, которые «сбили» несколько шведских полков при сравнительно малых потерях (139 убитых и 85 раненых). [219]

Спустя два дня, 9 сентября, произошло новое сражение (близ Кадина), причем с русской стороны командовал Боур, а с шведами был самолично король с конницей и пехотой и, как доносил Боур, "чуть не со всей армией". Обе армии к концу боя стояли "с полчаса" друг против друга "толь близко, что можно друг по друге палить из пистолета". Но бой не возобновился. Боур не дает числа принимавших участие в бою, а Федор Бартенев писал Петру на другой день (10 сентября), что с обеих сторон участвовало по 2 тыс. человек.

10 сентября шведская армия подходила к деревне Раевке, когда в отдалении был замечен какой-то русский отряд. Карл послал атаковать его. Но посланные были отброшены сейчас же и донесли королю, что они натолкнулись вовсе не на обычно реявшую вокруг нерегулярную конницу, а на отряд русской кавалерии из корпуса генерала Боура. Король взял с собой один из лучших полков (Остроготский полк) и помчался на неприятеля, который, однако, вовсе не подался и окружил короля. Карл XII непременно был бы убит или взят в плен. Но русские в пороховом дыму не смогли опознать короля, покрытого к тому же густой пылью. Почти весь эскадрон Остроготского полка, во главе которого находился Карл, был изрублен без остатка. Под королем была убита лошадь, и он оборонялся саблей, когда подоспел другой эскадрон. Но и этот другой эскадрон тоже почти весь был перебит русскими. Примчавшийся во главе выручки генерал-адъютант Тюре Хорд был убит наповал, другой — генерал Розеншерна — смертельно ранен. Только подоспевшие уже на вторую выручку шведские войска спасли Карла и увезли его в свой лагерь. Эти жестокие людские потери, вызванные совершенно бессмысленно затеянным боем, ничуть не смущали Карла, полагавшего, что он имеет право не дорожить жизнью солдат, подставляя так охотно собственный лоб, но беспокойство в его штабе росло. И, узнав об этих выходках короля, в Стокгольме также пришли в серьезную тревогу. Политические группы стали усиленно думать о подготовке регентства и обсуждать вопрос о регентстве Гедвиги Софии, вдовствующей герцогини Гольштейн-Готторп. [220] Было ясно, что абсолютно ничем не мотивированное приключение у Раевки, стоившее жизни двум почти целиком истребленным шведским эскадронам и нескольким генералам и полковникам, может каждый день повториться и что русская пуля непременно найдет Карла XII.

С точки зрения русского командования, этот принятый Карлом XII, совершенно бесполезный для шведов и оказавшийся крайне неудачным, кавалерийский бой 9-10 сентября 1708 г. был счастливым событием. Царь так и называет его "счасливой партией" в письмах к Федору Матвеевичу Апраксину и к царевичу Алексею (оба письма от 12 сентября). [221] Вот как описан этот русский успех в письме Петра к Апраксину.

Царь знал, что с утра 9 сентября неприятель со своим обозом вышел из Белика. Петр двигался с частью конницы параллельно движению шведов и "казаками… тревожил и в огне держал". Генерал-майору Микашу было затем приказано "с полками всеми поднятца и у неприятеля з боку итти". Эти регулярные конные полки Микаша "добрым порядком" были доведены до того места, где решено "на малой и к переходу неудобной переправе атаковать" неприятеля и атаку начать, пустив в дело сперва казаков. Это и была та нерегулярная конница и казаки, которых Карл решил рассеять без труда, послав туда валахов и часть шведов. Но вместе с казаками уже находились быстро посланные Петром 1300 человек регулярной конницы, которые и отбросили первый отряд, посланный Карлом. Тогда неприятель пошел на нас "со всем своим войском как пехотою, так и конницею". Это и была спешившая на выручку короля шведская армия, которую русские трижды сбивали и останавливали. Выручив короля и бывшего при нем принца Вюртембергского (об участии, которого Петр ничего не знал), но не успев выручить два изрубленных вокруг короля шведских эскадрона, шведы вернулись назад. Когда шведы возвращались, то регулярная наша конница их не преследовала, а снова были пущены в ход казаки, которые "на неприятельских флангах многих копьями покололи". Петр считает урон шведов в этот день в 1 тыс. человек. До позднего вечера велся пушечный огонь по отступавшим шведам. Русские тоже отошли к своим позициям. Петр все время лично командовал в этом бою и даже "виден нам был король шведской сам особою своею".

Следовательно, ничего не разведав, как всегда пренебрежительно отнесясь к русским, ввязавшись в бой тогда, когда шведам это было вовсе не нужно, Карл сделал именно то, чего желал Петр, который, зная натуру своего противника, раздразнив его калмыками и казаками и искусно скрыв до поры до времени регулярную русскую конницу, добился бесспорного успеха. Карл натолкнулся на сопротивление, которого он не ждал. Успех русских в этот день был еще больше, чем думал Петр, — это мы знаем не из русских, а из шведских источников. Петр не знал о гибели двух крупных шведских генералов — Тюре Хорда и Карла Розеншерны, о почти полном истреблении двух эскадронов из отборного гвардейского полка, о том, что король еле спасся.