Западная Белоруссия и Западная Украина в 1939-1941 гг.: люди, события, документы

В Тернопольской области возмущение одного из представителей партийного актива вызвало решение прокуратуры возвратить жилье бывшему собственнику. «Одному нашему командиру был выписан ордер на квартиру, — рассказывал некто Слижевский. — Он эту квартиру занял. Там раньше жил какой-то офицер или жандарм, который удрал. Оказывается, что, набравшись смелости, этот жандарм приезжает обратно, просит командира квартиру освободить, приносит ему бумажку о том, что он должен квартиру освободить, как незаконно занятую. Эта бумажка подписана прокурором. Спрашивается — кто дороже — командир или жандарм. (С места: дороже всего закон.) Не надо так ставить вопрос, чтобы семьи командного состава вывозить в села за 3–4 км. Надо сделать все, чтобы командир, все что может, отдал на воспитание кадров, но для этого надо ему создать условия».

Оказавшиеся в непривычных условиях, командированные партработники и специалисты далеко не всегда оказались способными наладить тесный повседневный, не касающийся работы, контакте местным населением. В той же Дрогобычской области в марте 1940 г. на партконференции в одном из выступлений (некоего Попова) с горечью прозвучало: «Несколько слов о взаимоотношениях с местным населением. В этом отношении недостаток выражается в том, что отдельные коммунисты чуждаются местных граждан, образовывают искусственную грацию (так в тексте — Е. Б.). Есть факты, которые свидетельствуют о вышесказанном. Ведь где бы Вы ни были — в театре, в клубе вы всегда можете наблюдать, когда наши товарищи стараются разговаривать только с товарищами, приехавшими с восточных областей, с местным же населением вовсе не желают разговаривать» [333].

В сложившейся ситуации важное значение в установлении контактов с местным населением приобретали собрания и митинги, повсеместно проводившиеся на Западной Украине. Конечно, зачастую партийные работники подходили к пропагандистской работе в соответствии с усвоенными в Советском Союзе шаблонами, не учитывая местных особенностей, в частности, религиозности местного населения. Например, в Дрогобычской области «партприкрепленный Перегорода в селе, после того, как закончилась служба в церкви, решил удержать крестьян и провести собрание по организации колхоза. Вынес патефон, поместив его около выхода из церкви, и только закончилась служба, заиграл патефон. Какие, думаете, были последствия? Чуть крестьяне не убили его».

Иногда налаживанию контактов мешала излишняя откровенность. Во Львовской области секретарь райкома комсомола Донченко, который был отпущен домой за своей женой, «зашел до хлебного торговца и купил у него четыре буханки. Когда торговец у него спросил, зачем ему сразу четыре буханки, тот ответил: «Я получил от жены письмо, в котором она пишет, что там хлеба нет, а если и дают, то не больше 300 граммов на семью — вот я и везу ей хлеба».

Впрочем, были случаи откровенности и иного рода. В Дрогобычской области в Судово-Вишнянском районе в селе Дмитровичах проводилось собрание крестьян, на котором райкомовское начальство докладывало о результатах работы областного совещания передовиков сельского хозяйства. Анатолию Голикову, пропагандисту райкома партии, на этом собрании задали вопрос: «А что будут кулаков принимать в колхозы?» На это Голиков ответил, что «в соответствии с Уставом, их в колхоз принимать не будут». Последовал новый вопрос: «А что с кулаками будут делать?» Голиков ответил: «У нас в восточных областях, для тех, кто не хотели идти в колхоз, мы нашли место. Вот тов. Злидник был в Москве и видел канал Москва-Волга, а кто его выкопал? Кулаки. Мы еще найдем и другой канал копать для тех, кто будет идти против колхоза. У нас в СССР в Сибири лесов много, и их рубить будут те, кто активно будут выступать против колхозов, третья же часть получила по 25 грамм, а знаете, что такое 25 грамм? Это пуля» [334].

Довольно точная оценка пропагандистской работе была дана на Дрогобычской областной партийной конференция 27–28 марта 1940 г.: «…очень часто наши работники подходят к разъяснению вопроса с меркой восточных областей, не учитывая того, что эти товарищи — рабочие, крестьяне, интеллигенция многого не знают того, что нам известно…Ослабление нашей политической работы среди населения может использовать всякого рода националистические элементы против советской власти. Нужно учесть, что среди рабочих, крестьян, интеллигенции немало врагов, которые, используя это, могут агитировать против установленных законов советской власти (последняя фраза в документе подчеркнута и на полях поставлен знак вопроса — Е. Б.)…Мы допускаем в своей работе ряд ошибок, а потому и получается, что какой-то ксендз имеет большое влияние на народ, нежели мы».

Конечно, не все пропагандисты допускали такого рода ошибки, но подобных случаев было не мало. Чтобы избежать их повторения, просчеты в пропагандистской работе подробно разбирались на партийных форумах. В целях повышения эффективности пропаганды, на Западной Украине в ряды пропагандистов и агитаторов привлекались местные активисты. Например, докладывая о достижениях Львовской парторганизации на ее первой партконференции, Л. С. Грищук привел следующие цифры: «Уже в октябре 1939 г. было 14 847 агитаторов, подобранных из числа лучших рабочих, крестьян и интеллигенции. А в марте этого года (в период подготовки к выборам в Верховный Совет СССР и Верховный Совет УССР, которые состоялись 24 марта 1940 г. — Е. Б.) в области работало 25 330 агитаторов, объединенных в 1041 агитколлектив». В Станиславской области во время подготовки к выборам 20 100 агитаторов были из местного населения. В Волынской области в период подготовки к выборам работали 13 747 агитаторов, а в Дрогобычской области в активную работу по подготовке и проведению выборов было вовлечено 32 676 человек (агитаторы, доверенные лица, члены выборных комиссии и т. д.) [335]

Итак, одним из направлений советизации Западной Украины было создание управленческой элиты, составной частью которой должны были стать местные «выдвиженцы». Политика «выдвижения» призвана была создать среди местного населения, прежде всего украинцев, слой новых «служилых людей», лояльных верховной власти и безупречных исполнителей, что было особенно важно в условиях функционирования советской властной структуры, когда выработка наиболее важных решений оставалась прерогативой верховной власти, а полномочия местного начальства ограничивались экономико-хозяйственными функциями. Видимо, в то же время подобная политика должна была сократить разрыв между элитой и массой, обеспечивая видимость открытости механизма рекрутирования местных уроженцев в советскую номенклатуру. При этом следует учитывать, что население в своем общении с властью сталкивалось, прежде всего, с местным, а не с высшим начальством. Строгие принципы отбора кандидатов, своеобразное распределение позиций во вновь образующейся на Западной Украине структуре власти между «пришлыми» и «местными», должно было обеспечить управляемость местной управленческой средой, не допуская появления каких-либо групп в рамках единой номенклатурной элиты.

Определенную часть населения удавалось привлечь на свою сторону. Находились среди местного населения даже сторонники поимки шпионов и нарушителей границы. Однако бывали и явные просчеты в пропагандистской работе, связанные как с незнанием местных особенностей, так и недостаточной подготовленностью присланных из восточных областей работников, что сказывалось на имидже советской власти. Несмотря на все допущенные ошибки, начало политике рекрутирования местного населения в советскую номенклатуру было положено, хотя говорить о завершенности процесса, конечно, не приходится.

О. В. Петровская

Деятельность Красной армии среди населения Западной Белоруссии в 1939–1941 годах

Участие Красной армии в событиях, происходивших в Западной Белоруссии в 1939–1941 гг., в историографии традиционно сводится к освободительному походу и решению военно-стратегических задач [336]. Проблемы взаимодействия ее с местным населением чаще ограничиваются встречей, первыми взаимными впечатлениями и выборами в Народное собрание 22 октября 1939 г. Вместе с тем в 1939 г. на территории Западной Белоруссии и Западной Украины армия использовалась как инструмент не столько военной, сколько политической борьбы. Влияние ее на организацию жизни и быт местного населения не стало кратковременным, а приобрело постоянный характер. По мере увеличения численности армейских подразделений и расширения оборонных задач появлялись новые плоскости взаимодействия военных и жителей Западной Белоруссии.