Когда молчат письмена. Загадки древней Эгеиды
Когда молчат письмена. Загадки древней Эгеиды читать книгу онлайн
Авторы этой книги, известные своей практической работой в области дешифровки древних письменностей, рассказывают об успехах и неудачах дешифровки письмен Эгеиды — письменностей народов, живших на побережье и островах Эгейского моря. Достаточно сложные теоретические и практические проблемы дешифровки излагаются в живой и доступной форме. Кроме того, несмотря на популярный характер книги, здесь впервые публикуются некоторые новые данные, касающиеся письмен Средиземноморья.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Но какого типа? Есть виды слогового письма, которыми можно записать не только слоги СГ (согласный+ гласный) или Г (гласный), но и более сложные, например СГС (слоги вроде кан, тор, мит) и др. Но если бы перед нами было такое письмо, знаков было бы много больше сотни. Остается предположить, что критяне пользовались слоговым письмом определенного типа (которым, кстати, пользовались в древности и другие народы Средиземноморья), включающим только слоги СГ и Г. (Сразу же оговоримся: как теперь установлено, в линейном письме изредка использовались знаки, означающие слоги более сложного типа, а именно ССГ.)
Эванс определил и другое: он показал, что в линейном письме использовались не только слоговые знаки. Так, он правильно расшифровал систему цифр, которые встречались в записях на глиняных табличках: знак Ι изображал единицу, знак — означал десяток, Ο — сотню,
— тысячу, такой же знак с точкой внутри — десять тысяч. Комбинации этих знаков могли изображать сколь угодно сложные числа (система эта похожа на систему римских цифр, которыми мы пользуемся и сегодня).Эванс публиковал критские письмена (главным образом иероглифические) в великолепных изданиях, называвшихся «Scripta Minoa» (т. 1, 1909) и «Palace of Minos» (1935). Его заслуги перед наукой, несомненно, огромны. Поэтому особенно досадно, что этот крупнейший ученый фактически препятствовал работе по дешифровке линейного письма. [2]
Но несмотря на скудость языкового материала, ученые различных стран пытались разгадать тайну линейного письма.
В 1931 году С. Гордон пытался прочесть эти письмена, подставляя под знаки баскские чтения, «на тот случай, — как он сам писал, — если эти языки окажутся близкородственными». Позднее привлекались и другие неиндоевропейские языки, с помощью которых дешифровщики хотели прочесть загадочные тексты, но все эти попытки были безуспешны.
Знаменитый чешский ученый, расшифровавший письмена хеттов, Б. Грозный сделал в 1949 году попытку прочитать крито-микенские знаки, сравнивая их со знаками хеттов, шумеров, жителей долины Инда, финикийцев, древних киприотов. Однако к успеху эта попытка не привела, как вообще не приводят к успеху подобные «дешифровки», авторы которых видят в исследуемых надписях смешение знаков из различных письменностей, отдаленных друг от друга как во времени, так и в пространстве. Грозный пытался обнаружить таким образом индоевропейский язык, близкий хеттскому; на деле у него получился странный язык, в котором смешались разнородные элементы, а содержание, вычитанное им из табличек, было лишено ясного смысла — так оценивают специалисты по дешифровке эту работу Грозного.
Вот что пишет известный знаток линейного Б академик Дж. Чэдуик о «дешифровке» Грозного. [3] «Его метод, если тут вообще можно проследить какой-либо метод, заключался в том, что он сравнивал знаки линейного письма со знаками других систем письма, не только классического кипрского, [4] но также египетского, хеттского иероглифического, протоиндийского (письменность долины Инда), клинописного, финикийского и других ранних письменностей. Конечно, найти какое-либо отдаленное сходство между линейным Б и каким-нибудь другим письмом очень легко. Кроме того, некоторые обнаруженные параллели в действительности оказались натяжками. Произвол, царящий в работе Грозного, настолько очевиден, что никто не принимал этой работы всерьез».
В 1953 году в Софии на русском языке была опубликована книга, называвшаяся «Проблемы минойского языка». Ее автор, академик Владимир Георгиев представил свой вариант прочтения глиняных табличек. Он считал, что большинство табличек написано по-гречески (мысль, как это было доказано впоследствии, сама по себе правильная), но в своих чтениях Георгиев допускал большие натяжки. Чэдуик приводит сочетание слов, которое Георгиев прочитал как «великому орлу — бабушке». На самом деле это сочетание читается так: «в месяце караэфиосе».
И все же, несмотря на неудачи, еще до окончательной дешифровки ученым удалось провести кое-какие предварительные исследования, облегчившие дешифровку линейного Б. Мы уже говорили о важных достижениях Эванса; были опубликованы и другие интересные работы.
В 1943—1950 годах доктор математики Алиса Кобер провела исследование загадочных письмен Микен и Крита под новым углом зрения: составив таблицу из устойчивых сочетаний знаков, она смогла обнаружить окончания мужского и женского рода и некоторые другие грамматические окончания. И хотя Алисе Кобер так и не удалось прочитать с полной уверенностью хотя бы один слог, ее вклад в дешифровку линейного письма значителен.
Как отмечает Чэдуик, Алиса Кобер «первой начала систематическое исследование с целью проникнуть в природу языка, скрытого за барьером письменности». Путь к дешифровке был расчищен работой Алисы Кобер. Пройти по этому пути было суждено другому человеку. Сделал это тридцатилетний Майкл Вентрис, чье имя ныне ставится в один ряд с именем Шампольона. Уже к 1953 году Вентрис дешифровал линейное письмо Б, а через несколько лет, в 1956 году, весь мир облетела трагическая весть: Вентрис погиб в автомобильной катастрофе. Ему было тогда 34 года.
В книге «Дешифровка линейного Б» академик Чэдуик пишет: «В 1936 году в музее Барлингтон-хауз, в Лондоне, на выставке, посвященной пятнадцатилетию Британской Археологической школы в Афинах, в числе экскурсантов был четырнадцатилетний школьник. Вместе с другими он слушал лекцию седого старца — сэра Артура Эванса, великого археолога, который рассказывал о своем открытии давно забытой цивилизации на греческом острове Крит и о загадочной письменности, которой пользовался легендарный доисторический народ. В этот час и было посеяно семя, которому суждено было потрясти мир своими плодами шестнадцать лет спустя. Мальчика, о котором идет речь, уже тогда глубоко интересовали древние письменности и языки. Когда ему было семь лет, он купил и изучил книгу о египетских иероглифах, написанную на немецком языке. Теперь же он поклялся принять вызов, брошенный недоступным для чтения критским письмом, он начал читать книги о нем и даже переписываться со специалистами. И впоследствии он добился успеха там, где им не повезло. Имя его было Майкл Вентрис».
Майклу легко давались языки. С детства он знал польский: родом из Польши была мать Майкла, красивая одаренная женщина, очень много занимавшаяся воспитанием мальчика. Начальный курс обучения Майкл прошел в Швейцарии, где он овладел немецким и французским языками. Тогда же он научился говорить и на швейцарском диалекте немецкого языка, чем впоследствии снискал особое расположение швейцарских ученых. В средней школе в Лондоне Майкл Вентрис изучил древнегреческий и латинский языки, позднее он обучился новогреческому, итальянскому и шведскому языкам. Некоторые языки он учил «на слух». Так он занимался, например, русским языком: научился говорить, не умея писать. Советский ученый С. Я. Лурье вспоминал, как Вентрис прислал ему письмо, написанное по-русски, но не русскими, а латинскими буквами (впрочем, может быть, все объясняется тем, что у Вентриса не было машинки с русским шрифтом).
Для овладения очередным языком Вентрису было достаточно нескольких недель.
Интереса к непонятному критскому письму, который пробудил в нем Эванс, Вентрис никогда не терял. Будучи школьником, Вентрис написал статью об этом письме и послал ее в крупнейший американский археологический журнал. Статья была напечатана, однако Вентрису пришлось скрыть от редактора свой возраст: дело происходило в 1940 году, когда Вентрису было восемнадцать лет, а это слишком несолидный возраст для авторов столь серьезного журнала. И все же к своим занятиям критским письмом Вентрис не относился серьезно. Это было для него своего рода хобби. Поэтому после школы Вентрис пошел не в университет, где он мог бы заниматься критским письмом, обучаясь на филологическом факультете, а в архитектурный институт.