У государевых дел быть указано...

В 1611–1615 гг. независимую от Москвы внешнюю политику пытался проводить Новгород Великий. Так, в 1611 г. под давлением шведской армии новгородские власти подписали договор об избрании русским царём королевича Карла-Филиппа; в 1613–1615 гг. новгородцы дважды отправляли свои посольства в Москву и поддерживали контакты со Швецией. [26] Известно, что руководитель Второго ополчения Д.М. Пожарский вёл переговоры с английскими и австрийскими дипломатами, а также со шведами (при посредничестве Новгорода), стремясь заручиться их поддержкой в борьбе с Польшей. [27] И.М. Заруцкий и М. Мнишек также пытались обеспечить себе поддержку зарубежных государей: в 1614 г. они отправили в Персию своего посланника И. Хохлова. [28] И лишь к 1616 г., когда было подавлено движение И.М. Заруцкого и начались русско-шведские мирные переговоры, Посольский приказ вернул себе «монополию» в определении международной политики Московского государства.

Отсутствие стабильного правительства негативно сказалось на общем состоянии внешних связей России. С 1608 г. Москву практически не посещались иностранные дипломаты: поездка в государство, охваченное гражданской войной, была чрезвычайно опасным мероприятием. Даже подписание столь важного для Московского государства договора 1609 г. со Швецией, по которому Стокгольм обязался оказывать Василию Шуйскому помощь против Лжедмитрия II, происходило не в Москве, а в Выборге, Торжке и Калязине. Кроме того, сложности в обмене послами усугублялись наличием одновременно нескольких претендентов на российский престол.

Можно выделить определённые изменения в деятельности Посольского приказа в царствование того или иного государя.

Наибольшее число из них, безусловно, относится к короткому периоду правления Лжедмитрия I. Прежде всего обращает на себя внимание необычное для Московского государства оживление дипломатических контактов с римской курией. «Царь Димитрий Иванович» поддерживал переписку с Ватиканом лично, а также через посредничество папского нунция в Польше Клавдия Рангони. В РГАДА (Ф. 78. Сношения России с римскими папами; Ф. 149. Дела о самозванцах и письмах Лжедмитрия) сохранились списки с грамот Лжедмитрия к римскому папе Павлу V. [29] Оживление контактов между Москвой и Ватиканом было вызвано скорее всего личными интересами самозванца. Кроме того, вряд ли можно отрицать влияние Польши на столь неожиданный поворот в деятельности Посольского приказа.

Другим необычным новшеством в практике Посольского приказа в 1605–1606 гг. стало вступление русского царя в переписку с частными зарубежными лицами. Сохранилось значительное количество писем и грамот, адресованных «царем Димитрием» его «наречённому тестю» Ю. Мнишку, будущей тёще и шурину С. Мнишку. [30] Имеется также письмо, датированное 4 февраля 1606 г. и адресованное Лжедмитрию польским шляхтичем Боболей (который в своём послании заступался за Сигизмунда III и убеждал самозванца в добром к нему отношении короля). [31] Двумя месяцами раньше, в декабре 1605 г., письмо аналогичного содержания было отправлено «царю Димитрию» А. Гонсевским, послом Сигизмунда III, в Москву. [32] Неоднократно обращался к Лжедмитрию с письмами и Ю. Мнишек.

Подобная переписка русского монарха с частными лицами, являвшимися подданными другого государства, находит себе аналогии лишь в эпохе Петра I и отчасти в переписке Ивана Грозного с Андреем Курбским.

Ко времени царствования Лжедмитрия I относятся факты отдельных нарушений и изменений в дипломатическом церемониале Посольского приказа. Известно, в частности, что приближённый царя, боярин П.Ф. Басманов, встречавший по приказу Лжедмитрия в Москве Марину Мнишек, выехал навстречу поезду царской невесты в «гусарском платье», [33] что было грубым нарушением обычая. Тогда же самозванный царь, учредивший по польскому образцу при своём дворе должность мечника, к четырём рындам, традиционно стоявшим у трона при приёмах иноземных послов, добавил пятого, державшего обнажённый меч. Это нововведение было отменено после убийства самозванца, однако при первых Романовых в особо важных случаях (аудиенции австрийским, английским и польским дипломатам) количество рынд увеличивалось до шести человек. [34]

В правление царя Михаила Федоровича Романова, в 1615 г. посланники в Персию М.Н. Тиханов и А. Бухаров по возвращении в Москву получили выговор за то, что оделись «в его, шахове, платье» и этим «царскому величеству учинили нечесть же». [35] В правление первого представителя династии Романовых известный русский вольнодумец князь И.А. Хворостинин среди прочих прегрешений был обвинён в желании выехать на переговоры с иностранными послами, одевшись «по-гусарски». [36]

Новшеством в практике Посольского приказа стало упрощение отдельных процедур, допущенное Лжедмитрием во время приёма польских послов Гонсевского и Олесницкого. [37] Наконец, следует обратить внимание на некоторую «полонизацию» терминологии, использовавшейся Посольским приказом при «царе Димитрии». Боярская дума именовалась Сенатом; печатник и казначей А.И. Власьев, фактически руководивший в это время внешней политикой Московского государства, носил звание «великого секретаря и надворного подскарбия». Лжедмитрий I на переговорах с польскими послами требовал признать титул «император» (а не «царь», как утвердилось в российской дипломатической документации с середины XVI в.). [38]

Можно заключить, что в деятельности Посольского приказа в 1605–1606 гг. большинство трансформаций (восстановление связей с папским престолом, вступление царя в частную переписку, нарушения посольского церемониала), безусловно, произошло под непосредственным влиянием Речи Посполитой. Однако их инициатором был, по всей видимости, Лжедмитрий I, вернувшийся из Польши поклонником культуры и обычаев этой страны. Руководитель внешней политики России А.И. Власьев скорее всего не разделял симпатий своего государя: известно, что он с пренебрежением отзывался о римском папе [39] и был сторонником досконального соблюдения всех тонкостей московского дипломатического церемониала (чем вызвал насмешки во время своего пребывания в Польше). [40] Таким образом, отдельные изменения в практике Посольского приказа, имевшие место в 1605–1606 гг. под влиянием Речи Посполитой, объяснялись пропольскими симпатиями Лжедмитрия I, а не назревшей потребностью частичного реформирования дипломатического ведомства Российского государства.

В правление царя Василия Шуйского (1606–1610) сколько-нибудь заметных изменений в работе Посольского приказа обнаружить не удаётся. Незначительные отклонения в российской дипломатической практике в этот временной промежуток были характерны для всей эпохи Смуты, а не только для царствования этого государя. Все эти изменения (начало нарушения связей между Московским государством и соседними державами, функционирование независимых от центрального правительства дипломатических ведомств, длительное принудительное задержание в Москве зарубежных посольств) – были результатом дезорганизации в деятельности посольской службы, следствием общей анархии в России начала XVII в. Персонал Посольского приказа не остался в стороне от событий разгоравшейся гражданской войны: большинство служащих приказа остались верны Василию Шуйскому, в то время как часть подъячих во главе с П.А. Третьяковым перешли на сторону «Тушинского вора». [41] Hecмотря на это, в деятельности московского дипломатического ведомства 1606–1610 гг. нельзя обнаружить новшеств, каковыми был богат предшествовавший период царствования самозванца. Напротив, царь Василий Иванович, стремясь подчеркнуть легитимность своей власти, в отличие от свергнутого им «расстриги» демонстрировал свое уважение к нормам посольского обычая, сложившимся при его предшественниках. Иногда это приводило к курьёзным случаям: в 1608 г. царь приказал спросить у польских послов Гонсевского и Олесницкого о здоровье короля Сигизмунда, чем вызвал их сильное раздражение (эти дипломаты на протяжении двух лет находились под домашним арестом в Москве и не получали никаких вестей с родины). [42]