Древняя Русь: Образование Киевского государства и введение христианства

Призывая развиваться в традициях и установлениях «первобытного просвещения Руси», славянофилы вместе с тем невольно становились проповедниками культурной отсталости русского народа. Многовековое прозябание русского крестьянина в нищете и забитости оказывалось в их глазах огромным преимуществом перед «нравственно деградировавшим просвещенным Западом». Сторонники славянофильского учения настаивали на том, что крестьянская община, не знающая принудительного ига закона, внешних юридических ограничений, но ведущая жизнь в соответствии с естественно возникшими формами организации чистого народного быта, на основе свободного развертывания духовных сил народа, была и есть подлинная носительница истинной образованности и культурности Руси. Поэтому образованные общественные группы должны искать духовного сближения с народом. Интеллигенции необходимо избавиться от безнародности, почитания иностранщины и смиренно усвоить образ народной жизни, покоящийся на крестьянской общине, православии и царской власти.

Агитация славянофилов за поклонение древнерусской истории и культуре была надумана, их преклонение перед народом, «чудесными» свойствами его духа носило искусственный характер. Не отрицая хороших задатков в русском человеке, западники резонно возражали относительно путей их совершенствования. Самое эффективное средство для развития русской души они находили в европейском просвещении, в усвоении европейской общечеловеческой культуры.

Борьба славянофилов за исторические истинно русские начала была абстрактной культурмифологией, благородной попыткой выдать желаемое за действительное [2]. Отвлеченность их учения вопреки благим намерениям его творцов помешала этому течению русской общественной мысли убедительно раскрыть смысл и историческое призвание русского народа, место и роль отечественной истории в контексте всемирно-исторического развития. Мистический национализм, к которому пришла славянофильская доктрина, предопределил искажение многих черт исторического существования древнерусского народа, спровоцировал превознесение ряда неприглядных сторон русской жизни. Девиз «православие, самодержавие, народность», несмотря на руководство славянофилов высокими этическими соображениями, вылился в оправдание наиболее мрачных аспектов русской исторической действительности.

Упрямая обращенность славянофильской теории в прошлое помешала ее сторонникам уловить дух грядущих глубоких перемен в культурном развитии, властно вторгавшихся в реальную жизнь. Этот дух был духом планетарного сознания, требовавшим нового, по своей сути глобального мышления, перед которым должны отступить межнациональные барьеры. Приступив к осмыслению отечественного прошлого с абстрактными, догматически постулированными понятиями, славянофилы не смогли удовлетворительным образом разобраться ни с Востоком, ни с Западом, ни с общечеловеческим началом истории вообще, ни русской в частности. Они остановились на крайности.

Подчеркивая общечеловеческую основу развития отдельного народа, которая в принципе не отрицает национальной индивидуальности, но должна служить ее более полному раскрытию, западники двигались в правильном направлении. Их привязанность к Западу способствовала внедрению в русскую жизнь западных научных идей. «Оксиденты» были правы, когда, отталкиваясь от своих рассуждений об универсальности развития человечества, пришли к заключению, что народность не является чем-то застывшим и вечным. Составляющие ее традиции, нравственные особенности, институты нуждаются в непрерывном совершенствовании, а для этого необходим постоянный приток свежих сил со стороны. Заслуга западников в том, что им удалось возбудить в общественном сознании вопрос о правах личности, дать критическую оценку проповедуемых славянофилами домостроевских начал и смирения личности, которое якобы является национальной русской добродетелью, показать, что доведенное до крайности смирение вполне может сделаться злом, парализующим волю индивида в борьбе за свои человеческие права. Западники стимулировали также интерес к нетрадиционным воззрениям на мир, вызвали критическое отношение к укоренившимся старым взглядам на государство и общество.

Однако в западнических трактовках русской культуры нередко прорывалось представление о ней как о вместилище западных влияний, что было также крайностью, только другого рода. Модель культуры как эклектичного образования, состоящего из серии непрерывных заимствований, вольно или невольно умаляла ценность и культуротворческое значение национальной ментальности, низводила своеобразие русского национального сознания до уровня провинциальной экзотики.

Итак, культурологическое осмысление отечественной истории и культуры в лице славянофилов и западников столкнулось с двумя крайними точками зрения. Опыт общественно-исторического развития подсказывает, что ни одна из этих моделей в чистоте своего культурологического пафоса не приемлема. Решение вопроса заключается в том, чтобы избавиться от крайностей [113]. Недаром один из близких к славянофилам историков М. П. Погодин заметил, что крайности никуда не годятся, что нет большой разницы в том, с какой стороны упасть в пропасть – с западной или восточной: прямой путь лежит посередине.

Чтобы найти приемлемое, избегающее крайностей решение антитезы Восток – Запад, надо взглянуть на нее сквозь призму исторического становления, объективно отнестись к значению и роли европейской цивилизации в жизни человечества. Взгляд под таким углом обнаруживает, что Запад, европейская культура, участниками которой, кстати, являлись и являются, несмотря на своеобразие исторического опыта, также и восточные славяне, имеют несомненный положительный смысл.

Европейские народы в своей духовной деятельности актуализировали то, что в предшествующей истории присутствовало как нерефлексируемая тенденция развития. Культура Европы взрастила и закалила человеческое «Я», делающее своими определениями личностную свободу и самодостаточность. Понятие человека, его бытие в мире, сам этот мир предстали европейскому сознанию в их соотнесенности с трансцендентностью, вера в которую стала, быть может, одним из самых загадочных творений человеческого духа, с неодолимым упорством превращающего ничто в непознаваемое нечто.

Мышление начало усматривать противоположность между Востоком и Западом давно. После трехтысячелетней истории Вавилона, Египта в течение приблизительно тысячелетия, охватывавшего историю иудеев, персов, греков, римлян, т. е. с середины последнего тысячелетия до н. э. до середины первого тысячелетия н. э., произошла та самая поляризация, в результате которой западный мир ощутил себя как Запад, а восточный – как Восток. Затем примерно в середине первого тысячелетия н. э. после разделения Римской империи (395 г.) началась еще одна поляризация на Восток и Запад, теперь уже внутри западного мира. Это разделение империи по экономическим и социально-политическим причинам, складывание феодальных государств на Западе и Востоке обусловили процесс дальнейшей, наметившейся еще в раннем христианстве поляризации внутри христианской церкви, который в 1054 г. завершился ее окончательным расколом, в результате чего появились две самостоятельные церковные организации – католическая и православная. С X в. н. э. развернулась особая западная история, в центре которой оказались романо-германские народы. В восточной части Римской империи средоточием восточной культуры стал Константинополь [128].

На обе сложившиеся в рамках западного мира ориентации – западную и восточную – огромное формирующее воздействие оказало христианство. Вобрав иудейский монотеизм, философскую спекуляцию греков, их интеллектуальный динамизм, а также римскую хватку в организационной сфере, христианская религия развила их на свой особый лад и приспособила к различным социальным и культурным условиям средневековья. Именно Римская империя и христианская церковь определили многие важнейшие параметры западноевропейского сознания. Не в последнюю очередь благодаря поддерживающей силе выработанных ими ценностных ориентации Западная Европа достигла заметных результатов в хозяйственной и культурной жизни, сумела проложить путь глобальному процессу мировой истории.