Русская история в зеркале русской мысли. Лекции.

И дальше он говорит, что нельзя править так, как правит Александр Первый. Ну, он не может ругать впрямую Александра Первого. Он ругает его министров, не называя Сперанского. И здесь это тоже начало. Мы отчасти об этом говорили. Впервые в русской культуре, в русской мысли появляется официально признанный критик. А критиковать можно. Можно иметь собственную позицию. И "Записка о древней и новой России" -- это первая в русской культуре манифестация собственной позиции. То есть проявление ее. Которая повлияла на ход политических дел. Он прекратил реформы. Александр Первый… мысли о реформах.

И что еще создал Карамзин? Он создал первый вариант мифа о России. Первый вариант мифа о России. Он нарисовал идеальный образ России. Вот самодержавие замечательное. Вот отказ от непродуманных реформ. Вот, дальше он говорил, повторяя то, что говорили в Германии люди. Что если вы хотите дать русским законов, поищите их не в римском праве, а поищите их в русских традициях юридических. Он говорил о том, что всякие учреждения хороши только там, где они рождаются. И то, что родилось в Англии, хорошо для Англии, но совсем не будет работать здесь. То есть давайте и здесь пути институциональных реформ, изменение институтов, введение новых органов власти, -- давайте делать с опорой на наши традиции. Он говорит такие вещи, очень важные. Но важнее всего вот этот миф. Он противопоставляет идеальную им Россию, нарисованную им в "Истории государства Российского", в этой "Записке", в каких-то своих литературных трудах. Той наличной России, которая была. И сравнивает их, и говорит, что Россия та, реальная, эмпирическая Россия, по которой он ездил, воздухом которой он дышал, которую он видел своими глазами, с людьми, с которыми он общался всю свою жизнь, -- это какая-то поврежденная Россия. Это Россия какая-то не та. А вот есть некая идеальная Россия, которую он рисовал в своих историях и в этой "Записке". Вот к этой России нам надо стремиться. Это миф. На этом будет построена вся русская мысль впоследствии. Потому что, что будут делать? Ну, например, будут говорить: вот, до Петра было замечательно, а сейчас стало плохо, после Петра. И создаются мифы о допетровской России. Это впоследствии, это не он. А вот нынешняя Россия плохая, она должна стать, как до Петра. Или, наоборот: до Петра все было ужасно, кошмарно. Отвратительные бояре толстопузые, косность, зависимость от всего и вообще, отсталость. И вот пришел Петр со своими птенцами из гнезда Петрова, началась. И такая жизнь, противопоставляется косная старая Московская Русь великолепной Петербургской. А потом дальше пойдут. Европа, которая гниет и отстает. И мы, которые прекрасные, идеальные. И, значит, будем как мы, и не будем ничего европейского. Или, наоборот, Запад чудесный, просто какой-то такой райский Запад, а мы отвратительные, дураки, дороги плохие, все воры. Вот Гоголя почитайте. Все ужасно, и прочая, прочая. То есть русская мысль становится мифологичной.

Миф. Мифотворчество. Мифологизм. Конструирование мифа. С разными плюсами и минусами. Это не важно. Но важно, что каждый раз сравнивается что-то идеальное, на самом деле не существующее, с чем-то реальным. Причем этому реальному придаются еще какие-то карикатурные, отвратительные черты, дополняются. Это сохранилось в нашей мысли по сей день. В любой газете, в любой телевизионной программе мы можем это услышать, в наших разговорах и так далее, и так далее. Когда мы говорим: да нет, у нас всегда плохо, никогда не будет, а вот на Западе! Или, наоборот: да, конечно, мы не самые богатые, но мы духовные, душевные, замечательные, а Запад -- это… Это типичное мифотворчество, мифологизм, который вышел за рамки профессиональной мысли и культуры, который проник в нашу кровь, в нашу плоть, в наши слова, мысли, разговоры и прочая, прочая. Это все Николай Михайлович Карамзин. Он прожил довольно долгую по тем временам жизнь. Он родился в 1766, умрет в 1826 году. И он умрет во время, по существу, его подорвет восстание декабристов. Многие декабристы начитались его книг. Но многие декабристы выступили против его идей. И потом будет сказано, что восстание декабристов -- это попытка вооруженной рукой критиковать положение "Истории государства Российского". И он будет четырнадцатого декабря в Зимнем дворце. И Николай Первый. Ну, вы помните все события этого дня. Попросит написать ему манифест о восшествии на престол. Но он простудится по дороге, в карете будет холодно. Подхватит воспаление легких, потом в мае, через несколько месяцев, он умрет. И у него будет дрожать рука. И он не сможет писать манифест. И тут призовут другого человека в Зимний дворец. У того рука дрожать не будет и никогда не дрожала. Который никогда не болел никаким воспалениями легких, потому что всегда обливался холодной водой, занимался боксом, что было тогда очень модно. Из Англии пришел спорт. Скакал на лошади. Был, вообще, в великолепной физической форме, вплоть до своей смерти, у которого ничего не дрожало. Который холодно, жестко, написал манифест. Этого человека звали Михаил Михайлович Сперанский. Вот их пути сошлись. Да? Сперанский. Антагонист, противник Карамзина. Или, наоборот.

Сперанский родился в тысяча семьсот семьдесят втором году. Или в тысяча семьсот семьдесят первом. Историки так и не знают. Почему? Потому что, если Карамзин... Послушайте: Карамзин -- Кара Мурза. Дворянин из Золотой Орды, традиционное русское, так сказать, дворянство было из Золотой Орды. Представитель знатного дворянского рода. А Сперанский, он родился в бедной семье, у бедного священника, у которого не было фамилии. Вообще фамилии у простых людей появятся только в начале двадцатого столетия. И вот, фамилия, там, скажем, типа моей, сразу говорит, что они появились относительно поздно, потому что связаны с профессией. Пивоваров. Пиво варили. А дворянские фамилии старые, они появляются от мест, как правило. Вяземский -- Вязьмы, там. Трубецкие -- Трубеж. И так далее. Да? Так вот, он принадлежал к таким, к каким и я принадлежу. К людям, у которых фамилии не было. И Сперанский, фамилию он получил. Бедный священник во Владимирской области. Отец. Фамилию он получил в семинарии, где как сын священника учился. От латинского "спераре" -- "надеяться". То есть, по-русски это "Надеждин". Это типичная такая поповская фамилия -- Сперанский. Латинизированная. По-русски это Надеждин. Это был человек невероятных талантов, не ниже, чем Карамзин. Сперанский по объему своего гения ни в коем случае не уступает Николаю Михайловичу. То есть это два когениальных современника, которые, мы можем гордиться, что такие люди стояли у истоков нашей с вами мысли. Вот он закончит семинарию, потом поедет учиться в Александро-Невскую лавру. Вы знаете, где она находится, да? В Санкт-Петербурге. Там же и находится. Кстати, Сперанский и Карамзин там и похоронены. На кладбище Александро-Невской лавры. Когда зайдете, то направо, там найдете. И тот, и другой похоронены. Значит, он учится там в главной семинарии. То, что потом -- Духовная академия. Он был блистательный человек, Сперанский. И Церковь видела в нем будущего своего руководителя. Будущего главного иерарха. И по окончании этой главной семинарии, то есть Духовной академии, он становится профессором. Причем преподает там риторику, философию, физику, массу предметов. Культурный, образованный человек. Но ему как-то было тесно в церковном мундире, если можно так выразиться. Он однажды пошел в гости к своему приятелю, который служил домашним учителем у князя Куракина. А князь Куракин был обер-прокурором Синода при Павле Первом. Большой человек. Это был 1796 год. Через несколько дней после смерти Екатерины, воцарения Павла. И вот этот его друг сказал своему шефу, князю Куракину, что Михаил хочет перейти тоже в гражданскую службу. Он пока не может. Он в Церкви, значит. На что он сказал ему: "Ну ладно, пусть он напишет несколько деловых писем к утру. И по-французски". Он написал несколько деловых писем к утру, по-французски. Куракин понял, с кем он имеет дело. Сперанский, безусловно, самый гениальный чиновник, который был в русской истории. О нем есть такие книжки -- "Наполеон русской бюрократии", "Светило русской бюрократии". Бюрократия -- это и есть чиновничество, только в самом лучшем смысле этого слова. Чиновничество. Это был гениальный чиновник. Ключевский говорит, что он работал по тридцать восемь часов в сутки. Мы знаем, что всего двадцать четыре часа. Он во времена Павла Первого, с девяносто шестого по тысяча восемьсот первый год, сделал резкую карьеру. Причем во времена Павла было очень трудно делать карьеру. Это был сумасброд, который отправлял пачками людей. Это зафиксировано и в истории, и в литературе у Юрия Тынянова. Отправлял в ссылку, там, прогонял и так далее. Этот делает невероятную карьеру, получает потомственное дворянство, получает орден. Крепостных получает. Он продвигается. И уже к 1801 году он становится одним из виднейших чиновников. Вот пример того, какой это был гениальный человек. Вы были, наверное, в Петербурге. Там здание. В смысле, там есть стрелка на Васильевском острове, где стоит здание Петербургской биржи. Роскошное здание с лестницей. Однажды нужно было написать торговый устав. То есть, как торговать. А не знали, как. Правил не было. Сделали по-русски: приехала полиция, арестовала всех, кто участвовал в торгах на бирже. Их отвезли на одну из, говоря сегодняшним языком, дач под Петербургом. И Сперанского арестовали и сказали: "Вот сидите. Вы ему расскажите, чем вы занимаетесь, а ты напиши торговый устав". Он написал. И до семнадцатого года он действовал в Российской империи. Он до этого вообще этим делом не занимался. Был гений абсолютный. Понимаете? Кстати, совершенно оболганный Львом Николаевичем Толстым. Помните, в "Войне и мире", в третьем томе, он появляется. Или в конце второго, я уже не помню. Он появляется, когда князь Андрей Болконский возвращается из Лысых Гор в Петербург, хочет служить. И Толстой описывает Сперанского таким холодным змием, таким рациональным, жестким человеком. И там подчеркнуто, что князь Андрей, как все дворяне, говоривший по-французски, говорил со Сперанским по-русски. Толстой намекал на поповичское происхождение Сперанского, что он языков не знал. Он свободно говорил по-английски. У него жена была англичанка. По-французски, по-немецки, по-итальянски, латынь, древнееврейский, древнегреческий, армянский. Причем он переводил книги с латыни, с немецкого, философские. Это человек гениально образованный. И, конечно, не такой холодный автомат, каким изобразил его Лев Николаевич в "Войне и мире". Чем повредил, так сказать, в русской традиции восприятия Сперанского.