Эти нежные девичьи руки

- Смотрите вон туда.

Вдоль тротуара рассредоточились, вызывающе одетые женщины.

- А что тут?

- Это одна из достопримечательностей нашего города, улица проституток. Но приглядитесь повнимательней, вы не находите знакомых лиц?

Я всматриваюсь в эти освещенные фонарями фигуры и действительно что-то знакомое начинает проявляться среди них.

- По моему, здесь есть наши девочки...

- Наши бывшие девочки. Тех кого мы выкинули с работы. Вон с большим бюстом, чуть прикрытой оранжевой кофтой, Катя Малахова, работала на третьем участке, вон та, тоненькая, с оголенными до бедер ногами, Зоя Климова, уволенная на прошлой неделе, а вот эта, смотрите туда, девушка, в синей юбке, Машенька Муравьева, она с моего участка... Вот так, Федор Иванович, мы их раздразнили деньгами, а теперь, когда выгнали с работы, они нашли способ зарабатывать деньги по другому.

И тут я почувствовал собственное бессилие и чувство вины. Ведь это наши девочки, наши школьницы, которых привел к этому я тоже.

- Саша, я в отчаянии, чувствую свою вину и свое бессилие. Хоть бы кто-нибудь меня научил, что делать? Как спасти этих Корякиных, Адаманте, Артемовых и других? Неужели нет выхода?

- По моему один... Нужно взорвать этот мир.

- Ты о чем?

- Да вот об этом.

Мы замолчали, каждый думая о своем. Честно говоря, я ее не понял, что она хотела этим сказать. Саша потащила меня в другую сторону.

- Может мне обратится за помощью в исполком, поговорить там. Должны же быть где-то умные, хорошие люди.

- Сходите, Федор Иванович, сходите. Только не принимайте близко к сердцу многочисленные поражения, которые вы получите в этой бессмысленной борьбе.

- Почему бессмысленной?

- Потому что до наших детей, в нашей стране, никому дела нет.

- А мы с вами?

- Может быть только мы, дураки, и остались. Вон видите клуб.

Яркие вспышки рекламы, бравая музыка, толпа парней и девчат показались перед нами.

- Вижу.

- Здесь тоже встречаются наши.

Мы прорезаем толпы курящей и гогочущей молодежи. Я сталкиваюсь с какой-то девушкой, у которой макияж обезобразил лицо, оно расписано под очертания демона.

- Федор Иванович, - в изумлении говорит лицо.

- Кто вы?

- Да я, Вера Артемова...

- А... Верочка..., я тебя действительно не узнал. Сегодня только что спасал от...

- Тише, Федор Иванович, не надо сейчас об этом... Александра Васильевна, вы тоже здесь?

- Вера, ты опять за свое, - сухо отвечает ей Саша.

- Я... ничего...

- Я же по глазам вижу. Опять ты нанюхалась наркоты.

- Да здесь же все нюхают, как же я не могу не понюхать. Потом, к завтрашнему дню все пройдет, тем более у еще пол дня в запасе, меня перевели во вторую смену.

- А в школу, кто утром пойдет?

- Поболит на уроках голова, ну и что... Все пройдет.

- Верка, ты где? - слышится грубый голос.

Перед нами возник молодой, здоровый парень, он схватил девчонку за руку и поволок в толпу.

- Шалава чертова, кто платить будет, - шипел молодчик. - Гошка башку обещал тебе разбить, если не заплатишь...

- Федор Иванович, извините..., - пропал голос Веры в толпе.

Мы прошли эту толпу и свернули в спокойный переулок

- Ей сейчас 15 лет, что будет дальше. - говорю я.

- Не знаю, Федор Иванович. Простите за такой бестактный бабий вопрос. Скажите, вот вас к нам два года тому назад прислали, почему вы здесь без семьи.

- Ее у меня нет. Верней была, жена была, сын. Жили мы в Туркмении, а там однажды произошло землетрясение. Меня придавило и спасли, а их совсем...

- Простите, Федор Иванович.

- Ничего. На второй день кажется меня откопали, два месяца провалялся в больницах, а когда вернулся на работу... в общем отпросился, меня перевели сюда.

- А сын большой был?

- Пять лет было парню.

Она совсем замолчала. Мы так долго шли, пока я не остановился.

- Ну вот, мой дом. Спасибо, что проводила.

- А вы меня не хотите пригласить к себе?

А она девушка без комплексов.

- Могу конечно, но вы наверно не представляете, что значит квартира холостяка? Там жуть...

- Не представляю, но было бы интересно взглянуть на эту... жуть.

- Хорошо, пошли.

Она с любопытством осматривает мои две комнаты.

- Боже мой, какая красотища, - слышу ее возглас.

- Ты о чем? А... У меня здесь мастерская, одна грязь и никакой красоты.

- Я об этом.

Она тычет пальцем в различные поделки, фигурки, картинки, вырезанные из камня и разбросанные по буфетам, столам и полкам.

- Это я балуюсь в свободное время.

- Ничего себе баловство...

Она осторожно поднимает отполированную пластинку из орлеца, на поверхности которого лежат вырезанные из малахита тонкие кленовые листочки.

- Это же чудо, каждый лист с прожилками и удивительной подсветкой и, кажется, они вот-вот упадут от дуновения ветерка. А это..., это же необычная красота...

Саша бережно кладет пластинку орлеца на место и берет с верстака фигурку неодетой девушки, вырезанной из желто-белого нефрита. Она рассматривает ее и вдруг ошеломленно говорит.

- Но у нее... Федор Иванович, но у нее... по моему мое лицо?

- Что тут такого, ты мне больше запомнилась.

У этой фигурки для реальности, я вставил вместо глаз два маленьких уральских лазурита и головка приобрела почти живые черты. Такие же голубые глаза, как у Саши. Она неуверенно ставит фигурку на место и уже без комментариев осматривает коллекцию дальше.

- Где вы камни достаете, Федор Иванович?

- По всякому. Познакомился со старателями, с теми, кто ходит в тайгу, с заводскими ребятами и поставщиками на нашу фабрику самоцветов. Они мне в основном большие обломки и привозят, многие за плату конечно.

- И вы эти обломки здесь колите и полируете?

- Да.

- Без тяги?

- Одену марлевую повязку и работаю, вот на этих кругах. Почему здесь все и грязно...

Саша пальцем проводит по верстаку, где стоят круги. Серая полоса прорезала темный фон стола за ее рукой.

- Конечно, это не порядок. Все вокруг в пыли, но... красотища, конечно, необычная. Там в большой комнате я заметила изумительные графинчики, стаканчики, вырезанные из разных камней, картинки и целые макеты домиков, деревьев и людей и как все характерно, необычно. Вы где-нибудь выставлялись, Федор Иванович? Я подразумеваю выставки.

- Нет.

- Но почему?

- Некогда было. Пойдем, Саша, лучше в кухню, вымоешь руки, а я тем временем приготовлю тебе самый лучший чай, под названием "заварка холостяка"...

Она послушно идет обратно в коридор, но теперь задумчива и молчалива. Я завариваю чай и пытаюсь ее отвлечь.

- После завтра похороны, ты знаешь?

- Да. Мне так не хочется туда идти. Ненавижу кладбища. Кажется похожу по той земле, а часть ее обязательно пристанет к каблукам, потом с ними приносишь домой остатки мертвой жизни... Конечно, придется пересилить себя и не показывать этот страх перед всеми.

- Я тоже не люблю кладбища. За свою жизнь столько похоронил... Вроде и привыкнуть можно, а вот не могу.

Разливаю чай по кружкам, достаю сахар, печенье масло и все ставлю на стол.

- Начнем пировать, пусть этот странный вечер не сотрется в нашей памяти.

Она кивает головой. Мы выпили чай, беседа приобрела ничего не значащий характер и тут Саша заспешила.

- Федор Иванович, время уже почти двенадцать, мне пора домой.

- Пойдем, я тебя провожу.

- Только не это, лучше вызовите такси.

- Хорошо.

Я вызвал такси и пока ждали его приезда, сходил в мастерскую и принес статуэтку девушки с лицом Саши.

- Тебе она очень понравилась?

- Да.

- Я хочу подарить ее тебе.

- Но ведь это...

- Бери, бери, это неповторимо, такой теплый камень, как раз к твоей душе.

- Спасибо, Федор Иванович.

На улице загудела машина.