Тавриз туманный

Нина улыбнулась.

- Потому что взгляд ее на жизнь совершенно иной. Если наше знакомство продолжится, то вы сможете изучить ее. А пока познакомьтесь с некоторыми из прочитанных мною романов!

С этими словами Нина открыла ручной саквояж и достала несколько книг:

- Вот "Шерлок Холмс", "Король грабителей", "Три мушкетера", "Таинственные ночи", "Морские разбойники", "В стране шпионов", "Обитатели лесов". Смотрите, все это может заинтересовать любую девушку. Ведь гораздо интереснее читать об увлекательных событиях в этих книгах, чем киснуть над историческими трактатами о давным-давно сгнивших костях. Романы, которые я читаю, создают и воспитывают героев, обогащают людей жизненным опытом, вскрывают причины великих событий. Я люблю именно такие романы. А романы вроде "Дон-Кихота" я ненавижу. Там нет героя. Если он и есть, то вечно унижен, забит, и, кроме жалости, не вызывает никаких чувств.

Говоря все это, Нина сильно жестикулировала сжатыми кулаками.

Ее горячее признание еще более усилило мое подозрение относительно этой девушки. Нина дрожит от восторга, Ираида смеется над нею, а я все думаю о том, чем кончится наше путешествие...

Я презирал себя за допущенную ошибку, горько смеясь над революционером, добровольно вошедшим в общество шпионок.

Но делать было нечего: мы уже были в пути. Меня занимала и другая мысль: если бы девушка с таким настроением была в руках революционной организации, чего только она не могла бы сделать? Сколько храбрости могла бы она выказать!

Взошло солнце. Мы остановились в Дарадизе перед чайханой... На шум подъехавшего фаэтона оттуда выбежало несколько вооруженных людей. То были повстанцы из селения Шуджа и Алемдар, нападавшие вчера на помещиков.

Вожаком их теперь был Алекбер, двоюродный брат Хакверди, который был убит вчера помещиком.

Они бежали от преследования помещиков в Тавриз. Алекбер-старый революционер. Еще начальник почты говорил мне о нем. Тут я познакомился с ним.

Мы решили выпить здесь чай и позавтракать. Для девушек, которые не захотели войти в землянку чайчи, расстелили ковер на открытом воздухе.

Видя, как дружно я беседую с Алекбером, Ираида подозрительно поглядывала на меня.

Нина также с интересом наблюдала за мной. Видимо, она придавала большое значение моему знакомству с начальником вооруженного отряда.

Покончив с завтраком, мы продолжали путь. Алекбер с несколькими товарищами поехал проводить нас через узкие проходы.

- Почему эти всадники провожают нас? - спросили девушки с тревогой.

- Это - их обязанность, за это они получают жалованье, - ответил я, желая их успокоить.

Девушки удивленно переглянулись.

- Какое заботливое государство, - проговорила Нина. - Оказывается, ездить по этой дороге не так уж страшно.

- Верно, - ответил я, - но иногда бывают несчастные случаи.

Девушки больше не задавали вопросов.

Кучер наш распевал сложенные про Саттар-хана песни. Девушки, не понимая слов, с большим интересом прислушивались к восточному мотиву.

"Саттар-хан я, Исмаил-хана сын,

Великой революции молодой сын,

Оружие взяв, я пренебрег своей жизнью,

Из кубка революции шербета испил.

Семь-восемь джигитов-друзей я собрал,

На гнедом коне поскакал на фронт.

Войска разгромил я, отряды разогнал,

Из конца в конец весь Тавриз я прошел.

Амрахиз, Хиабан, Лилабад, Сурхаб,

Шешгилан, Маралан, Девечи, Ахраб,

Обо мне, Саттар-хане, повсюду говорят,

Моей доблести, силе хвалу воздают!.."

Я перевел девушкам слова песни, которая сильно заинтересовала Нину.

- Неужели Саттар-хан начал свое дело только с восемью товарищами? взволнованно заговорила она, и в глазах ее сверкнули искры восхищения.

Я стал рассказывать ей о Саттар-хане.

- Он отважен, в нем много величия. Он никогда не свернет с пути, если б даже впереди его ждала смерть. Саттар-хан начал борьбу, когда на его стороне была горсточка людей, но скоро число его сторонников увеличилось.

- А кто окружает его? - спросила Нина.

- Люди, недовольные правительством; крестьяне, доведенные до нищеты и бежавшие от ига помещиков в город; патриоты из духовенства; мелкие торговцы, которых грабили шахские чиновники; иранские социал-демократы, бедняки, мелкая буржуазия и другие...

Нина подскочила на месте и, потирая руки, сказала восторженно:

- Вот таких людей, как Саттар-хан, я и искала в романах, а теперь увижу живого героя революции. Я еду в самый центр героической борьбы!

Оживленная беседа не прекращалась до самой станции Чырчыр.

Эта станция, находящаяся на самом Джульфа-Тавризском шоссе, в центре сел, расположенных между Марандом и Джульфой, была особенно многолюдна.

Тут были чайные и другие лавки. Здесь останавливались на ночлег караваны, фаэтонщики кормили тут лошадей, а пассажиры завтракали.

На станции Чырчыр был размещен большой отряд повстанцев во главе с Хафиз-эфенди, охранявший дорогу Тавриз-Джульфа и поддерживавший связь с социал-демократами Кавказа.

Я повидался с Хафиз-эфенди, который пригласил нас на ночлег к себе, но мы отказались, решив доехать до города Маранда и переночевать там.

Тогда он остался обедать с нами.

Недалеко от нас сидели крестьяне, которые пели марсие и плакали. Удивительнее всего было то, что и поющие марсие и плачущие были моллы. У всех на головах были чалмы.

Девушки, впервые видевшие такую сцену, замерли в недоумении.

- Не удивляйтесь, - сказал я им, - это принято и на Кавказе, и в Иране.

- А что это за обычай? - спросила Нина.

- Внук пророка Магомета вел борьбу со своим врагом Езидом, был побежден и убит. Вот об этом они теперь поют и плачут.

- Это событие произошло в Тавризе?

- Нет, это было в Аравии.

- А плачущие арабы?

- Нет, тюрки.

- Чего же они оплакивают араба?

- Религию они переняли у арабов.

- Сколько дней, как это случилось? - продолжала свои расспросы Нина.

- Тысяча триста лет тому назад.

- Неужели они только теперь узнали об этом?

- Нет, это известно давно, но они ежегодно вспоминают это и оплакивают.

Не задумываясь над моими словами, девушка сказала:

- Какие добрые и верные люди иранцы. Они не забывают своих друзей, убитых тысяча триста лет тому назад.

- Им не дают возможности забыть, - ответил я, желая покончить с этим вопросом. - Если бы они были предоставлены себе, давно бы позабыли, но это не выгодно для тех, кто эксплуатирует их.

Тут в разговор вмешался Хафиз-эфенди:

- Недалеко отсюда есть маленький городок Зунуз. Все мужчины шеститысячного населения моллы и марсиеханы. С наступлением месяца Магеррама они разъезжаются по городам Кавказа на заработки и возвращаются на родину с крупными суммами денег.

Потом Хафиз-эфенди перевел разговор на революционеров, на их поведение и на тактику.

- Я сам революционер и люблю революцию, но не согласен с кровопролитием, так как это может вызвать всеобщее возмущение против революции. Но пока этого нельзя проводить в жизнь на Джульфа-Тавризской дороге. Отряды Беюк-хана, сына Рахим-хана, готовятся отрезать Тавризскую дорогу.

Внимательно слушая Хафиз-эфенди, я заметил кожаный ремешок на его шее. Приглядевшись, я увидел подвешанный у него на груди коран.

Говорить о революции с революционером, носящим на груди коран, было излишне, и я решил молчать, но некоторые вопросы Хафиз-эфенди вынудили меня отвечать.

- Для защиты революции надо выполнять все, что требуется.

Больше этого я ничего не мог ему сказать. Что можно было ожидать от человека, знавшего наизусть коран и за это получившего свое прозвище Хафиз.

Мы распрощались с ним и поехали дальше.

К вечеру, когда мы приближались к городу Маранду, нам опять встретился вооруженный отряд повстанцев.

Предводителем отряда был Айдин-паша из Карса.

Вместе со своим братом Ибрагим-беком Джахангировым он принимал активное участие в иранской революции. Я спросил у Айдин-паши о Гейдар-Ами оглы*. Оказалось, что тот находится в городе Хое и готовит силу против контрреволюционных вылазок Макинского хана.