Искусство расследования преступлений. Пособие для органов расследования

Оценка доказательств при неполноте обследования фактической стороны преступного события. Убийство или самоубийство. (Дело о смерти Марии Розановой)

Необходимость принятия мер к своевременному закреплению внешней обстановки преступления и следов, которые грозят с течением времени исчезнуть. — Существенный дефект дознания по делу Розановой: непринятие мер к выяснению вопроса о том, где и у кого находилась потерпевшая перед смертью последние 36 часов (в небольшом селении). — Серьезные упущения, допущенные при наружной осмотре трупа и производстве судебно-медицинского вскрытия. — Установление доказательств, относящихся к выяснению объективной стороны и субъективного момента исследуемого события. — Значение технически правильного фиксирования результатов исследования. — Методы фиксирования данных осмотра (протокол, глазомерная съемка, фотографирование). — Несогласованность экспертиз по одному и тому же вопросу, как результат неполноты дефектного расследования.

Если предыдущий очерк показывает нам пример планового расследования, сумевшего с самого начального момента полно и всесторонне охватить все моменты исследуемого события и конкретные методы и пути к разрешению стоявшей перед расследованием задачи, то в настоящем очерке мы хотим указать пример такого расследования, при котором с самого начала был допущен ряд таких дефектов, которые помешали закрепить в достоверных актах обстановку преступления и вместе с тем выяснить существеннейшие моменты делами которые в конечном результате крайне затруднили раскрытие истины и возможность получения твердых и вполне ясных выводов по делу.

В данном случае в значительной степени эти недочеты, как это будет видно из дальнейшего изложения, явились последствием, во-первых, отсутствия строго обдуманного плана, по которому должно было идти расследование и, во-вторых, чрезвычайно поучительной в методологическом отношении переоценки кажущейся простоты исследуемого события, допущенной при расследовании.

Вместе с этим в процессе начального расследования, когда закрепление первичных доказательств имеет особенно важное значение, мы здесь сталкиваемся с нередко наблюдаемыми упущениями как при производстве наружного осмотра трупа и осмотре места преступления, так и при производстве судебно-медицинского вскрытия, — и притом такими упущениями, которые относятся как к существу актов, так и к полноте фиксирования всего того, что этими актами устанавливалось.

Та несогласованность экспертиз, которая имела место в данном деле, с одной стороны, подчеркивает те требования, которые должны предъявляться экспертизе при разрешении спорных вопросов о причинах смерти (отравление или самоотравление), а с другой — указывает на то громадное значение, которое имеет для правильных выводов экспертизы качество начальных актов расследования в смысле их полноты, достоверности и всесторонности.

Из обширных материалов данного судебно-следственного казуса мы останавливаемся здесь на важнейших этапах дознания и следствия и на сюжете исследуемого события лишь постольку, поскольку это, по нашему мнению, безусловно необходимо для наглядного выявления указанных выше пробелов расследования и тех положительных выводов, которые вытекают из анализа актов дознания и следствия и имеют значение для установления и оценки доказательств не только для данного дела, но и для всякого сложного аналогичного случая.

В пятницу 5 июня 1925 г. в с. Грузинах Новгородской губ. в местности, известной здесь под названием Провиантской Горки, на расстоянии 50 шагов от квартиры капельмейстера N полка Цвингеля, женою последнего замечен был труп неизвестной женщины.

Дознание быстро справилось с задачей по выяснению личности покойной. Ею оказалась Мария Розанова, недавно окончившая акушерский техникум в Новгороде и 1 июня получившая назначение в Грузинскую больницу акушеркой. Дознание далее выяснило, что, приехав в Грузины утром 2 июня, Розанова остановилась у сестры милосердия Терентьевой. Вечером пришла к подруге своей Лялиной на Батановку, здесь осталась ночевать, а на другой день (3 июня) ушла на службу, а около 6 часов вечера зашла к Терентьевой, взяла из своих вещей какой-то пакетик или письмо и ушла, сказав, что скоро придет, но не пришла.

5 июня утром Розанова была найдена мертвой около дома Цвингеля, проживавшего на Провиантской Горке.

Где же была Розанова с б часов 3 июня по утро 5 июня?

Этого первоначальное дознание не установило. Более того, материалы дела показывают, что и определенных мер к выяснению данного вопроса ни дознанием, ни следствием вовремя предпринято не было.

Вовремя они, весьма вероятно, дали бы какие-либо результаты. Ведь «село Грузины настолько мало, что каждый знает, что другой делает, а тем более новый человек». А покойная именно была совершенно новым человеком в Грузинах.

Но ни в день обнаружения трупа, ни в ближайшие дни и даже недели широкого опроса граждан, на предмет выяснения возможной встречи кого-либо из них с Розановой в районе небольшого села (в среду вечером или в четверг), произведено не было.

И 35–36 часов между моментом, когда последний раз Розанову видели живой, и моментом обнаружения ее трупа на Провиантской Горке так и остались неразгаданными.

Позднейшие попытки найти ключ к загадке, естественно, уже не могли дать тех результатов, какие можно в таких случаях ожидать только при условии своевременно принятых мер.

Наружный осмотр трупа был произведен милиционером и врачом Грузинской больницы без промедления, в 9 часов 20 мин. утра 5 июня. По протоколу осмотра труп находился на открытом месте полянки, в 50 саж. от дома, в котором жила семья Цвингель. Труп лежал на правом боку, грудью и животом прилегая к земле; правая щека находилась на вытянутой правой руке, пальцы которой полусогнуты, ладонь направлена к земле. Левая рука, касаясь тела, согнута под острым углом, с согнутыми пальцами, ладонью вниз. Левая нога совершенно вытянута, а правая согнута под тупым углом. Покойная была одета в черный поношенный суконный жакет, черную поношенную юбку, лифчик, кофточку, рубашку, панталоны и чулки. Около сажени от трупа, за его спиной, лежал туфель с французским каблуком с правой ноги. Второго туфля нигде не найдено. В 1–1¼ арш. от головы лежала гребенка. В ушах серьги с красными камнями. Верхняя одежда помята, запачкана песком; нижняя часть юбки запачкана коровьим калом, кучи которого находились в расстоянии 1 четверти от трупа. «Нижние части одежды мокрые. Правый чулок мокрый, а левый сухой. Панталоны запачканы кровью, имеющей „бледный оттенок“. Окоченение трупа полное. Правая часть лица посиневшая, правая „прилегающая“ часть тела „красносинюшная“. Нижняя губа припухлая и красная. Кончик языка стиснут зубами. Изо рта сочится кровянистая жидкость. Никаких признаков насилия не обнаружено».

Производившие осмотр в конце протокола пишут: «причину смерти установить таким поверхностным осмотром не представляется возможным».

Осмотр действительно произведен в достаточной мере поверхностно. Одним из существеннейших пробелов его является отсутствие точного описания состояния одежды.

Накануне обнаружения трупа, в четверг, до глубокой ночи, лил с небольшими перерывами большой дождь. Спрашивается, в каком состоянии находилась одежда покойной? Была ли она мокрая или сухая?

В протоколе осмотра на данный вопрос, к сожалению, членораздельного ответа мы не находим.

«Нижние части одежды были мокрые?» Ну, а верхние?

Пробелы протокола осмотра впоследствии пришлось восполнять свидетельскими показаниями. Показания их, естественно, не могли восстановить картины с той точностью, как это было возможно бы сделать путем осмотра. В то время как по показанию одних свидетелей (священника Никольского, супругов Цвингель), одежда на покойной была мокрая, по показанию других, наоборот, одежда была настолько сухая, что исключала предположение о возможности продолжительного пребывания Розановой до смерти под дождем.