Клеопатра Великая. Женщина, стоящая за легендой

Тем не менее каждый узнал победителя в роскошной золотой колеснице, облаченного в пурпурную тогу и в красных кожаных парадных сапогах. Позади него стоял раб и держал над его головой золотой венец Юпитера. И хотя тот же раб время от времени шептал на ухо Цезарю традиционные слова «помни о смерти», чтобы он не особенно превозносился, триумфатор, по-видимому, засомневался в том, что он смертен, когда слышал восторженные возгласы и восклицания толпы, словно она лицезрела самого Бога.

Воины маршировали под звуки гобоев и цитр и, внося свой вклад в музыкальное сопровождение, среди других насмешливых песен распевали и такую:

Это был явный намек на инцидент гомосексуального свойства, будто бы произошедший в начале карьеры их полководца. Цезарю едва ли понравилась такая самодеятельность, и его настроение не поднялось, когда вдруг сломалась ось его колесницы, что было плохим предзнаменованием. Но ему, так или иначе, пришлось на коленях подниматься по ступеням храма Юпитера на вершине Капитолийского холма в соответствии с древним обычаем совершения молебствия. В тот вечер «на Капитолийский холм он вступил при огнях, сорок слонов с факелами шли справа и слева» [306], и потом в торжественной процессии они сопровождали его до дома. Празднование галльского триумфа завершилось традиционной казнью неприятельского предводителя, в данном случае храброго Верцингеторига, шесть лет до этого содержавшегося в плену.

Победе над Египтом, или, точнее, над Птолемеем XIII, его сторонниками и александрийцами, посвящался второй триумф Цезаря. На платформах везли огромные модели пирамид, знаменитого Фаросского маяка даже с горевшим сигнальным огнем и статую Нила в виде лежащего бога. Толпа громкими возгласами приветствовала полотна с изображением расправы над убийцами Помпея — Потином и Ахиллой, но ее огорчило появление Арсинои в золотых цепях под конец триумфального шествия. Видевшие своими глазами, какая участь постигла Верцингеторига, римляне проявили такое сочувствие к царевне, что Цезарь, желая снова расположить их к себе, проявил свое знаменитое милосердие и позволил ей удалиться в Эфес, где она нашла приют в святилище Артемиды. Место ссылки для Арсинои определили не без участия ее единокровной сестры Клеопатры, которая сама там раньше находилась в изгнании десять лет.

Третий триумф проводился с элементами юмора. В разыгрываемых сценах сын Митридата Фарнак убегал от Цезаря, а на огромном плакате было написано «Veni, vidi, vici» — «Пришел, увидел, победил», то есть текст сообщения, отправленного Цезарем в сенат и краткостью изложения подчеркивающего быстроту, с которой он одержал победу. В четвертом триумфе — «африканском», отражавшем его последнюю победу при Тапсе над сторонниками Помпея, побежденного и теперь покойного царя Юбу I представлял его четырехлетний сын Юба, а на натуралистических полотнах были изображены римские союзники Помпея, совершающие самоубийство: Катон вспарывал себе живот, тесть Помпея бросался в море, а Петрея пронзали мечом. Хотя имена персонажей не назывались, картины служили неприятным и наглядным напоминанием некоторым в сенате, что основными противниками Цезаря являлись сограждане-римляне. И все же, несмотря на чувства, вызванные у народных масс бесконечными перипетиями борьбы за власть между представителями элитного меньшинства, четыре отпразднованных Цезарем триумфа имели громадный успех, и щедрыми пирами и устроенными с большим размахом развлечениями диктатор склонил народ на свою сторону.

После того как сторонникам Цезаря раздали военные награды, в том числе тщедушному, но необычайно способному шестнадцатилетнему внуку его сестры Юлии, Гаю Октавию (Октавиану), сыновья вассальных царей из Малой Азии и Вифинии устроили пляски с мечами. Среди драматических постановок была показана пьеса ведущего драматурга Децима Лаберия, содержавшая политические выпады против Цезаря, например, такие: «смотри, как легко старик может поскользнуться» или «тот, кого многие боятся, сам должен бояться многих». Цезарь сделал вид, что к нему это не имеет никакого отношения, и за постановку пожаловал автору пять тысяч золотых монет.

На беговых дорожках цирка, специально расширенного по такому случаю, после скачек устроили гонки на колесницах — самые популярные спортивные состязания в Древнем мире. Их очень любила предшественница Клеопатры, Береника II, чьи лошади выиграли гонку на Немейских играх в Греции. Этот спорт также любили римляне, и некоторые прославленные гонщики вызывали такие сильные эмоции, что когда кремировали одного из них, какой-то страстный почитатель бросился на его погребальный костер.

В течение трех дней на Марсовом поле проводились атлетические соревнования, а после них — гладиаторские бои. До постройки в 29 году до н. э. первой в Риме арены они происходили здесь или на самом форуме. Служившие сначала для демонстрации аристократической доблести, они постепенно превратились в кровопролитные схватки, спонсируемые общественными деятелями для получения поддержки со стороны широких масс. После таких зрелищ простой люд шел в забегаловки прохладиться или покупал у торговцев сувенирами выгравированные кубки или терракотовые статуэтки любимых бойцов. Некоторые женщины так увлекались своими кумирами, что наносили им «поздравительные визиты» после успешного выступления. Гладиаторы славились своими сексуальными способностями, и даже жены сенаторов шли на все, желая переспать с таким мужчиной. И пусть весь в шрамах и часто изуродованный, «все же гладиатором он был» [307]. Даже если их любимца убивали и его тело оттаскивали с арены рабы, изображавшие римского бога Меркурия или египетского Анубиса, его кровь пользовалась большим спросом как заживляющее средство и афродизиак. Даже копье, от которого он принял смерть, использовалось в ритуалах рождения и свадебных обрядах.

Под влиянием различных культур, воспринимаемых разраставшейся Римской империей, варьировались гладиаторские стили от тяжеловооруженных мирмиллонов, обычно выступавших против ретиариев, вооруженных сетью и трезубцем, до эсседариев, сражавшихся на колеснице. Последние появились в римской армии, как считали, по инициативе самого Цезаря, который видел таких воинов в Британии. Были даже гладиаторы-женщины, одевавшиеся как амазонки. Некоторые из них поклонялись Исиде и Анубису. Хотя их критиковали те, кто задавался вопросом, «разве может быть стыд у этакой женщины в шлеме, любящей силу, презревшей свой пол» [308], у них нашлось много почитателей.

Конечно, триста двадцать пар одетых в серебряные доспехи гладиаторов Цезаря произвели сильное впечатление, как и пара римских аристократов, схватившихся не на жизнь, а на смерть на форуме. Еще в этих спектаклях принимали участие сражавшиеся с дикими зверями бестиарии, североафриканские телегении, которые серповидными стрекалами раздразнивали диких зверей. Для таких зрелищ незадолго до этого проконсул провинции Африка прислал четыреста львов и жирафов.

Все эти мероприятия Цезарь проводил в память о своей покойной дочери Юлии как погребальные игры. Кульминацией представлений стало сражение между двумя армиями, в котором с каждой стороны участвовало до пятисот пехотинцев, тридцать всадников и двадцать слонов. Центральную часть дорожек для гонок на колесницах в цирке освободили, чтобы армии могли сойтись и сражаться. Под конец на искусственном озере, вырытом специально по такому случаю, состоялось морское сражение между многовесельными египетскими и тирскими кораблями.

Под впечатлением увиденного в Египте, где уже давно устраивались пышные празднества, когда власть хотела расположить к себе простой люд, Цезарь украсил весь центр Рима полотнищами галльского полотна, шелка с острова Кос и, по-видимому, хлопковой ткани, впервые привезенной из Индии Александром. Из всей этой дорогой материи сделали навесы, протянувшиеся от особняка Цезаря над Священной дорогой и всем форумом до Капитолия, «и ничто не могло сравниться с такой замечательной декорацией, даже устроенные им гладиаторские игры» [309]. Под навесами для всенародного пиршества выставили не менее двадцати двух тысяч столов с угощениями из мяса и дорогого морского угря, поставленного из рыбных хозяйств богатого двоюродного брата Цезаря, и громадным количеством прекрасного фалернского вина.