Среди красных вождей том 2

Скажу кстати, что много спустя, мне пришлось расстаться и с Фельдгаузеном…

Сообщу вкратце еще о "гуковщине" в Копенгагене, куда еще до меня "Аркосом" был командирован — тоже "излюбленный" — некто Кузнецов в качества агента по закупке хлебных товаров.

Просматривая его досье, аккуратно подобранное, я, точно сыщик, почувствовал, что дело пахнет "гуковщиной". На мои расспросы, Половцова, Крысин и Клышко отвечали, что это честнейший человек… Но вскоре на мое имя пришло письмо из Копенгагена от неизвестного мне лица, но не анонимное, а с приведением и адреса его автора и с выражением согласия доказать хоть на суде точность и реальность приведенных в нем фактов. Я не знаю, что именно было закулисной стороной этого предупреждения, возможно, что это был обойденный поставщик… да меня это и не интересовало. Фамилию этого лица, по-видимому, датчанина, я давно забыл.

Он писал мне, при­водя точные документальные справки и подтверждения о note 223том, что Кузнецов берет крупные взятки, завел воз­любленную, для которой накупает массу подарков, купил виллу и пр. Я сообщил об этом правлению, тре­буя командировать кого-нибудь для расследования дела в Копенгаген. Правление, по обыкновению стало на ды­бы, защищая этого "честнейшего и преданнейшего делу" сотрудника. Опять мое особое мнение… И вслед за тем я получил второе письмо от того же автора с приведением новых подвигов Кузнецова… Я устраиваю форменный скандал и добиваюсь своего. Мне предложи­ли командировать в Копенгаген инженера Рабиновича, о котором я уже упоминал выше… Буду краток. Он отправился в Копенгаген. Произвел расследование… Оказалась настоящая "гуковщина" со всеми необходимы­ми аксессуарами: любовница, поставщики, подносящие по­дарки, бриллианты, виллы, конечно, кутежи, оргии…

Рабинович писал мне обо всем. Он пригласил адвоката, который раскрыл все. Растрата была крупная. На все имущество Кузнецова, подарки и виллу, было на­ложено запрещение. Я настоял на предании Кузнецова суду, который приговорил его, кажется, к двум годам тюрьмы…

Но сколько сил и здоровья погубил я в этой не­посильной борьбе со всеми этими героями и со всей этой "гуковщиной"!..

XXXVIII

Конечно, и в Лондоне находилась коммунистическая ячейка. В нее входили коммунисты, служащее в "Аркосе" и в делегации. Их было очень немного, сколько я помню, всего человек 25, причем англичан было всего два-три человека. Господином положения в ней был note 224 все тот же Клышко. Ячейка эта, в сущности, ничего не делала. Бывали изредка собрания, на которых читались какие то доклады и решались какие то дела, к пропаган­де в Англии не имевшие никакого отношения. Дела же о пропаганде, насколько я знаю, вел Клышко, который, по-видимому, был одновременно и представителем Ко­минтерна. Я знаю, что он расходовал большие суммы, как в Англии, так и заграницей, между прочим, по­сылая деньги также на условленные адреса в Индию, во Францию и пр.

В ячейке по временам выходили склоки, но из за самых, что называется, пустяков, сущность которых я даже не помню. Но однажды вышло большое волнение из за распоряжения ЦК партии об отчислении сотрудни­ками, членами партии, из получаемого ими жалования ежемесячных взносов. Система была установлена подоход­ная, и таким образом, я, получая 100 ф. ст. в месяц, должен был ежемесячно отдавать 20 ф. ст., независи­мо от одного фунта членского взноса в ячейку. Жизнь в Англии дорога, и мне эти вычеты были нелегки.

Все волновались и под шумок жаловались, как обидно уп­лачивать эти деньги, которые расходуются на ветер… Но, вслух, конечно, никто не решался говорить…

Еще большие волнения вызвало известие о назначен­ной чистке партии. Многие перепугались: перспектива быть вычищенными грозила массой неприятностей. Из центра была назначена особая "тройка", которая и должна была решать, достойно ли то или другое лицо оставаться членом партии. Тройка состояла из шифровальщика делегации Миллера, Гольдберга, прибывшего из Москвы для специальных закупок, человека очень приличного и Берзина, советника делегации, человека ограниченного и ничтожного. Все коммунисты должны были note 225предварительно заполнить душу удручающая по количеству вопросов анкеты и представить автобиографические очерки. А затем по проверке наших анкет и автобиографии было устрое­но публичное ристалище, где всех экзаменовали. Стави­лись вопросы вроде того, что такое прибавочная стои­мость, что такое республиканский строй и пр. Затем экзаменующийся удалялся из экзаменационной комнаты, и все имели право говорить о нем в полном секрете все, что угодно… Когда очередь дошла до меня, мне не задали никаких вопросов и, попросив удалиться, тотчас же позвали обратно — я прошел…

Был при "Аркосе" и исполком служащих, кото­рый решал разные вопросы быта служащих. В сущно­сти, и это учреждение находилось в полной зависимости от Клышко. Исполком наводил справки о лицах, желающих поступить на службу в "Аркос", и давал свои заключения. Но он всегда высказывал мнения, угодные Клышко. Одним из главных деятелей исполкома был Ясвоин, не коммунист, хотя и просившийся в партию, но не знаю уж, почему, не принятый в нее. По должности он был помощником Саговского, ведя под его надзором транспортный отдел. Личность совершен­но ничтожная, неумный и подхалимоватый, он, тем не менее, пользовался известным влиянием, так как состоял у Клышко информатором, донося ему разные сплетни и факты о сотрудниках… Когда я приехал в Лондон, в исполкоме был один приличный человек — беспартийная стенографистка В-на, которую на ближайших выборах, проходивших по списку, составленному самим Клышко почти исключительноиз коммунистов, забаллотировали. И таким образом,весь исполкомсостоял из креатур Клышко.

Этот исполком организовал и клуб note 226сотрудников "Аркоса" и делегации, где иногда читались какие то доклады, устраивались танцы, шахматные состязания и бе­седы. Популярностью клуб этот не пользовался: все боялись говорить в нем свободно, ибо информаторы передавали Клышко всякую мелочь, подслушанную ими, разные сплетни. А Клышко, пошлый, хитрый и в то же время совершенно неумный, все это заносил в свои си­нодики и при случае пользовался этими "достоверными сведениями".

Как то Клышко пришел ко мне в мой служебный кабинет в очень хорошем настроении и, после долгого разговора, пустился в откровенности. Он стал хвастать тем, что великолепно наладил свой осведомительный аппарат. Он рассказал мне, как "прекрас­но работают" его информаторы, которые держат его в курсе всего, что касается сотрудников. Замечу, что Клышко говорит очень скверно, заикаясь и постоянно вставляя в свою речь "э-э-э".

— Вот вы не поверите, Георгий Александрович, — откровенничал он, — когда я вам скажу, кто яв­ляются моими информаторами, э-э-э…

Это инженер Рабинович, Грушко, Ширшов, Ясвоин, Левидов…

— Как, — спросил я с удивлением, — и Леви­дов?..

— Да… ха-ха-ха… вас это удивляет?..

— Если хотите, да, удивляет. Я считал его большим забулдыгой, но никогда не думал, что он может быть сыщиком и доносителем.

Я знал Левидова еще по Ревелю, откуда он скоро ухал в Лондон. Это был еще молодой человек, форменный дегенерат, еще до революции выступивший в литературе со статьями, которые, хотя часто нелепые, говорили все-таки о том, что он человек безусловно note 227талантливый и неглупый. И мне было как то больно ус­лышать, что и он состоит в числе информаторов Клышко… Левидов был беспартийный, но просился в партию, однако, почему то ему было отказано. Впоследствии он уехал в Москву, где теперь принимает видное участие в советской литературе!….